Реанимация прошла успешно

Выпуск № 7-127/2010, Гости Москвы

Алисой Бруновной в этом спектакле можно просто восхищаться, подбирая для выражения своих чувств все мыслимые эпитеты, причем исключительно в превосходных степенях. Не все с этим, вероятно, согласятся, но одним из высших проявлений таланта актера можно считать умение выполнить не только свою собственную профессиональную задачу – сделать роль яркой, глубокой, запоминающейся, но и сделать менее явственными огрехи режиссера и драматурга. В спектакле «Уроки танго и любви», поставленном хореографом Еленой Прокопьевой по пьесе Валентины Аслановой, Алисе Фрейндлих приходится пахать и за себя, и за вышеуказанных дам. И можно только пожалеть о том, что в мировом репертуаре не так много ролей для актрис такого масштаба, иначе не приходилось бы им приспосабливать «под себя» произведения, явно не отвечающие уровню их дарования.

В этой и без того непростой ситуации рассчитывать на поддержку постановщика ей, по всей видимости, тоже особо не пришлось. Вся драматургия взаимоотношений экс-звезды танго Мадлен с ее дальней родственницей-провинциалкой Симоной выстроена, судя по всему, самой актрисой при поддержке ее партнерши – Варвары Владимировой, медленно, но уверенно возвращающейся в довольно давно покинутую профессию. А режиссера, судя по всему, больше волновала хореографическая составляющая спектакля, в каковой должен был блистать во всей красе руководимый ею «Крепостной балет». И такая возможность у него, по крайней мере теоретически, была. Поскольку теоретически ничего плохого в том, что хореограф решил попытать себя на режиссерском поприще, нет. И даже если бы г-же Прокопьевой не удалось найти каких-то совсем уж нетривиальных режиссерских ходов, основная профессия могла бы подсказать ей наиболее выигрышные решения в плане пластики и танца.

Увы, название коллектива оказалось предательски красноречивым: бывали среди крепостных танцовщиц барышни весьма и весьма одаренные, как Татьяна Шлыкова-Гранатова, выступавшая в останкинском театре графа Шереметева вместе с другой талантливой актрисой – певицей Прасковьей Ковалевой-Жемчуговой, однако в большинстве своем крепостные сильфиды танцевали весьма посредственно. Что мы имеем и в данном случае. Ни у танцовщиц, ни у танцовщиков нет ни приличной растяжки, ни выработанной классической школы, которая и определяет уровень мастерства в данной области искусства. О танго лучше вообще не говорить. Настоящее танго, с поправкой на то, что исполняли его драматические актрисы, мы увидели только у главных героинь, долгая овация зала была им достойной наградой. Кордебалет же ничего достойного так и не продемонстрировал ни в техническом, ни даже в лирическом плане, хотя возможности танго как средства передачи человеческих чувств поистине безграничны. Может, сапожнику, прежде чем браться за пирожные, стоило бы сначала научиться доводить если не до совершенства, то хотя бы до вменяемого состояния тачаемые им сапоги?

О первоисточнике данного предприятия стоит поговорить отдельно. Ощущение вторичности пьесы возникает практически с самого начала. Причем долго ломать голову над тем, откуда дровишки, не приходится. Ниточка тянется к небезызвестному «Квартету» Рональда Харвуда, в котором тоже играет Алиса Фрейндлих. Параллели настолько очевидны, что можно лишь диву даваться. И тут, и там главными героями выступают люди возраста, мягко говоря, очень почтенного. Только в «Квартете» они оперные певцы, заканчивающие свои дни в достаточно респектабельном доме престарелых, а в «Уроках» - танцовщица, которой повезло несколько больше: у нее своя квартира и есть молодая родственница, которая и за экономку, и за наперсницу, и даже за… партнершу по танго. И тут, и там у героев появляется возможность тряхнуть стариной, только Мадлен опять повезло: старинный друг-антрепренер приглашает ее не куда-нибудь, а в «Олимпию», лучший концертный зал Парижа, где когда-то она имела просто бешеный успех. И тут, и там явить себя в полном блеске у героев не получается. Квартет подводят голоса, лишившиеся былой силы и выразительности, а Мадлен — бывший партнер, которому такие подвиги уже не по силам. Но выход, разумеется, находится в обеих ситуациях. Экс-короли оперы, стряхнув нафталин с костюмов, включают фонограмму, а королева танго за три недели натаскивает свою домработницу, да так, что она вместо нее исполняет женскую партию, а сама Мадлен облачается во фрак и танцует за кавалера. В итоге все, как и положено в мелодраме, кончается хорошо и зритель, время от времени роняя по ходу действия скупые слезы, может свободно предаться размышлениям о сути старости.

Ну и в чем проблема? Увы, не только в том, что производная редко получается удачнее основания. «Квартет» написан хоть и не гением, но драматургом, которому никак не откажешь в знании тонкостей психологии своих соотечественников-англичан. А г-жа Асланова пишет, по-видимому, про жизнь, о которой имеет весьма смутное представление, и в психологической канве пьесы это очень чувствуется. В образах Мадлен и Симоны нет той правды жизни, за которую всегда ратовал русский театр. Асланова написала француженок так, как написала бы русская женщина, абсолютно пренебрегая разницей менталитетов. Все, что делает эти образы интересными зрителю, в них вкладывают актрисы, опираясь на собственное мастерство и накопленный актерский опыт (в творческой биографии Алисы Фрейндлих Мадлен далеко не первая француженка).

И тут возникает сакраментальный вопрос: что, о русской танцовщице нельзя было написать? О какой-нибудь бывшей солистке «Березки» или ансамбля Игоря Моисеева? Ну, пусть не о танцовщице, а об актрисе или еще более общо – о женщине любой другой творческой профессии. Благо наше бытие изобилует такими коллизиями, какие западным авторам и не снились. Зачем весь этот французский антураж? Ответ напрашивается сам собой: только для того, чтобы подогреть интерес публики. Ведь суть спектакля, в идеале, не в профессии героини, а в том, как она проживает-переживает свой возраст. Фрейндлих, в меру оставленных ей драматургом возможностей, и пытается рассказать о том, что чувствует женщина, которую покинули и юность и слава. И именно это, а не французский флер, делает ее Мадлен близкой зрителю.

Да простит нас уважаемый читатель, дело тут вовсе не в квасном патриотизме. Просто наша отечественная драматургия, претендующая на звание современной, чем дальше, тем больше пренебрегает простым правилом, апробированным предшественниками: писать о том, что сам хорошо знаешь, о чем имеешь четкие представления. Чтобы режиссерам и актерам не было необходимости превращаться в бригаду врачей интенсивной терапии, которым приходится прибегать к самым радикальным средствам, чтобы наделить персонажи, созданные неуемным воображением драматурга, хотя бы подобием жизненности. Чтобы реанимация прошла успешно, надо чтобы за нее брались профессионалы уровня Фрейндлих. Но ведь это бывает ох как не часто.