Астрахань

Выпуск № 1-131/2010, В России

Здание Астраханского драматического театра, открытое в 1883 году, находится аккурат напротив консерватории, и когда идешь к нему, все время слышишь музыку. Здание не огромное, не роскошное, но истинно театральное, любовно построенное и деликатно отреставрированное, с преобладанием теплых кремово-розовых тонов. Находиться в нем приятно, и зрители, судя по всему, чувствуют это.

В нынешнем сезоне Астраханский театр отмечает 200-летний юбилей. Готовиться к этой дате начали загодя, и прежде всего художественный руководитель театра Станислав Таюшев решил укрепить репертуар классикой. Ему это удалось: зрители с большой охотой идут на Гоголя, Островского, Чехова. Во время моего приезда зал, несмотря на дачный сезон, был полон на каждом спектакле, публика внимательно смотрела и сопереживала происходящему, активно и доброжелательно обсуждала представления в антрактах.

Как во многих южных городах, играют в Астраханском драматическом в основном комедии, но больше не вездесущих Куни и Камолетти ( они в афише тоже есть) – зрителя привлекают именами Лопе де Веги, Скриба, Бомарше, Нушича, русскими водевилями.

Водевили сегодня ставить мало кто умеет – и то сказать, жанр вроде бы остался в XIX веке, в начале которого он пережил в России свой расцвет, а в конце – угасание. Обычно современные постановщики если и вспоминают про него, то утяжеляют ненужным психологизмом либо сводят к оперетке. В Астрахани я увидела прелестный Вечер русского водевиля. Режиссер А.Матвеев (хороший, как потом выяснилось, актер) объединил «Актера» Н.А.Некрасова и «Дочь русского актера» П.И.Григорьева, умело использовав нарядное фойе рядом с буфетом и лестницу, к нему ведущую, как естественную декорацию. Актеры работали весело, легко, с той степенью озорства, которая пленяет у любителей и студентов. Особенно хороши были в первом водевиле Юрий Черницкий в роли надменного помещика, презирающего актеров (правда, в силу страстного темперамента он работал как для большой сцены), и Валерий Штепин – актер, его проучивший. Во втором же блеснула Виолетта Власенко – Верочка, юная дочь старого актера, перевоплощавшаяся то в мальчишку, то в цыганку, чтобы отбить у грубого престарелого жениха (его уморительно смешно играет тот же В. Штепин) охоту на ней жениться. Трудно сформулировать, в чем заключаются особенности существования актеров в водевиле, кажется, этот способ, который некогда знали, навсегда потерян. Но после спектакля астраханцев мне показалось, что они рецепт возродили, сумели поймать суть жанра: незатейливые истории разыгрывались простодушно и вместе с тем изящно, юмор не переходил в фарс, назидательность была полна очарования, танцы, пение, карикатура не становились самоцелью. Масочность не противоречила человечности, отстранение не педалировалось, апарты и прямое вовлечение зрителей в интригу были ненавязчивы и не мешали комфорту публики.

В жанре водевиля, правда, чуть более психологически углубленно, был разыгран театром уже на большой сцене еще один сюжет, на этот раз классический: по мотивам «Тамбовской казначейши» М.Лермонтова поэт А. Таюшев написал пьесу в стихах «Отчаянный игрок», обозначив ее жанр как «старинный анекдот». К анекдоту все, увы, и свелось. Убедительно сыграны только супруги: казначей – стареющий зануда и ханжа, за картами молодеющий и превращающийся в отчаянного игрока, – Юрий Черницкий и его очаровательная, скучающая и мечтающая о любви жена, в которой чувствовалась не просто кокетка, но женщина сильная и страстная, – Виолетта Власенко. Увы, эта постановка – неудача, но театр имеет право на ошибку.

А вот классику Станислав Таюшев ставит увлекательно, уважительно к драматургии, но со своим «креном», своеобразным взглядом на общеизвестные сюжеты и характеры. Конечно, пьесы сокращены, и режиссер допускает композиционные перестановки, но делает это деликатно и осмысленно.

«Последняя жертва» А.Н.Островского – первая постановка режиссера в Астраханской драме. В ней нет цельности (еще или уже), видно, как режиссер знакомился с труппой и не всегда угадал в распределении. Однако есть общая постановочная культура, есть превосходные сцены (например, две первые встречи Тугиной – Екатерины Спириной с Прибытковым – Юрием Черницким) и рассказана понятная зрителям история на тему «любовь и деньги».

А вот еще один Островский – «Лес» и гоголевский «Ревизор» свидетельствуют о том, что режиссер и артисты нашли общий язык и поверили друг другу.

Давно я не видела такого внятного и смешного «Ревизора»!

Принято ставить эту великую комедию Гоголя по Белинскому, последовательно проследившему социально-психологическую природу страха городничего, страха, который «сделал» Хлестакова ревизором, породил его фантом. При этом постановщики обычно игнорируют постепенное возникновение этого страха. А ведь в этой градации — главный интерес пьесы.

Таюшев рисует мир чиновников как стоячее болото, в котором нет места сильным чувствам, в том числе и страху: в первой сцене чиновники, созванные городничим и обсуждающие «проклятое инкогнито», привычно выпивают-закусывают, играют в карты, привычно же ссорятся, могут даже и сцепиться, но это некий заведенный ритуал, они не видят в ревизоре большой опасности, потому что мир их, замкнутый и самодостаточный, неизменен. Актеры работают уверенно и командно, показывая устоявшиеся роли своих героев. Грубоватый, расхлябанный, довольно молодой судья Ляпкин-Тяпкин (Александр Ганнусенко) может позволить себе выпад против городничего, изображая прямодушного правдолюбца, ведь он-то берет взятки борзыми щенками! Смотритель училищ Хлопов (Юрий Черницкий) — седенький, благообразный и благодушный, в кружевном жабо, вдруг сверкает жестким и злобным взором. Вальяжный Земляника (Евгений Григорьев) явно претендует на роль светского льва местного разлива. Он так белолиц, кудряв и полнотел, что невольно думается: разъелся на богоугодных заведениях! Маленький докторишко Гибнер (Роберт Аветисов) – какой-то помятый (похоже, не дурак выпить), потасканный, вполне вписался в коллектив, живо любопытствует, вставляет фразы по-немецки. Почтмейстер Шпекин (Валерий Штепин) — пижон в черных круглых очочках с огромным синим бантом на шее, человек раскованный (а не расхлябанный, как остальные), не даром же просвещается чужими письмами — имеет свое персональное окно в большой мир.

Режиссеру важно показать, что «куликов» и «лягушек» в этом болоте много. Среди приглашенных городничим Степан Ильич, частный пристав (Борис Добронравов) — осанистый, прикормленный, свой. Здесь же и Добчинский с Бобчинским — а что? почему бы и нет? Узнали про ревизора, убежали, заскочили в трактир, увидели Хлестакова и тут же примчались обратно, чтобы сообщить о своем открытии. Они вовсе не напоминают братьев-близнецов и очень раздражаются на то, что одинаковые имена и нечиновное положение сделали их для окружающих неразличимыми. Добчинский (Игорь Вакулин) — высокий, крупный, с гривой черных волос и поджатыми губками, неповоротливый мечтательный мямля, явно связанный, как потом видно, неким романтическим чувством с Марьей Антоновной. Бобчинский (Дмитрий Карыгин), напротив, невысок, напорист, молодцеват, зол, грассирует — прямо-таки гусар. И все же есть, есть в них нечто общее...

Необычен в этом спектакле Антон Антонович Сквозник-Дмухановский — Владимир Демин. Меланхоличный, даже апатичный, он — профессиональный лицедей, знающий, с кем и как себя вести: когда спустит на тормозах, когда покажет зубы. За его простоватостью чувствуются и ум, и опытность. Хлестакова он соблазняет как заправский донжуан чужую жену, действуя расчетливо, поначалу не сильно вкладываясь, по схеме, а потом, понимая, что не выходит, все более возбуждаясь, приноравливаясь и так и этак: и на колени встанет, и в полусогнутом положении вещает, и плачет, и пускает в ход проверенную доверительность. В.Демин, не делая резких движений, избегая контрастов, мастерски показывает, как растет в его городничем страх перед непонятной ему фигурой. Позже, едва поверив в свою удачу, мечтая о генеральстве, он вдруг превращается в солдафона, но на глазах мягчает, осаженный супругой, видно, что по-прежнему ее любит и в душе признает ее первенство. В финале, раздавленный несправедливостью (ведь он выиграл такую партию!), он жалок и страшен. (Редкий сегодня случай — актеру удается последний монолог, удается еще и потому, что режиссер придумал обратить его не к залу, а к партнерам и, в первую очередь, к почтмейстеру. В результате получилась и немая сцена, которую многие постановщики сегодня попросту снимают.)

С.Таюшев прослаивает первое действие пьесы, сцены в доме у городничего, сценами второго – в трактире, облегчая зрителям восприятие длинной экспозиции и как бы утверждая: случайно залетевший из Петербурга в болото заштатного городка Хлестаков играет с местным народцем на одном поле. Поговорил Антон Антонович с чиновниками справа у авансцены, повел их к столу, а слева на первый план выходит высокий красавец Осип (Данияр Курбангалеев), обращающий свой монолог не в потолок, а к некоей разбитной даме — как потом выяснится... унтер-офицерше (Лидия Елисеева)! Наш пострел везде поспел. Чиновники в глубине сцены опрокидывают рюмочки, а слева появляется Хлестаков — Павел Ондрин.

Хлестаков Ондрина – существо фантастическое. Актер удивительным образом сплавляет черты ничтожного чиновника с инфернальностью, которая идет, конечно, от постановки Мейерхольда (любопытно, кстати, что мистическое толкование комедии Мережковским-Белым-Мейерхольдом подготовлено тем самым анализом Белинского). Маленький, верткий, передвигающийся чуть боком, чуть в припляс, в остроносых ботиночках, которые напоминают копытца, безмозглый и одновременно внутренне подвижный, лукавый, этот Хлестаков не имеет возраста — то ли престарелый херувим, то ли капризный бесенок, не знающий, чего хочет, но всегда готовый потянуть кота за хвост. Как трогательно в трактире он раскрывает свой потертый чемодан и вытаскивает оттуда... куколок! Не наигрался. Однако в этой трогательности есть и нечто зловещее — вспоминаются ритуальные, колдовские куклы.

Замечательны в спектакле женские роли: зрелая провинциальная красавица городничиха (Людмила Григорьева), задыхающаяся от осознания своей важности и трепещущая сесть в лужу — как комично она опускается на пол на колени, поерзав и угнездившись в приподнятом кринолине, когда Хлестаков призывает всех садиться, а сесть-то не на что! Как не смеет поверить, когда важная персона просит ее руки, и с каким облегчением воспринимает сватовство к дочери: на лице проносятся волнами мысли — обидно, но ведь не все, пожалуй, потеряно, зато сколько приобретено!

Марью Антоновну Ирина Смирнова играет и как мечтательную барышню, не расстающуюся с книжкой, и как «отличницу», задающую неуместные вопросы.

Пожалуй, потеряла остроту сцена взяток: чиновники дают их Хлестакову не тет-а-тет, они находятся с ним все одновременно, даже Земляника пишет свой донос на глазах у других. Но это работает на тему общего болота: да любая потасовка, любой донос здесь — элемент известного сценария! Тем страшнее финал, когда пережившие непривычный, разросшийся страх и избавление от него, возрадовавшиеся людишки оказываются перед новым местечковым «апокалипсисом».

Любопытно, что «Лес» А.Н.Островского воспринимается вместе с «Ревизором» почти как дилогия.

Усадьба «Пеньки» здесь — тоже замкнутый мир, жителям которого не страшно и не стыдно. Вот только населен он не одними «совами и филинами». Да и времена другие — хозяева жизни здесь гораздо более цивилизованны, во всяком случае внешне — не только хозяйка усадьбы, но и ее соседи, индивидуализированно и в то же время обобщенно сыгранные Юрием Черницким (Бодаев) и Евгением Григорьевым (Милонов). Да и случайно залетевшие возмутители спокойствия вовсе не похожи на Хлестакова, хотя и выдают себя не за тех, кем являются на самом деле.

Этот спектакль был отрецензирован в № 9-129 «СБ, 10», однако мне хочется хотя бы коротко рассказать о нем.

Вслед за Островским режиссер акцентирует внимание на разной природе актерства — эгоистичном, бездушном лицедействе одних и благородном служении искусству и высоким истинам — других. Гурмыжская Натальи Антоненко — «родственница» гоголевского городничего, безусловно, лицедейка, но натура сложная. Расчетливая хищница, она в то же время беспомощна в делах. Влюблена ли она в гимназиста Буланова, которого женит на себе? Вряд ли. В ней говорит опять же актриса, игрок (выиграть у судьбы!) и собственница. Н.Антоненко безжалостна к своей героине, делает ее молодящейся старухой, утратившей способность искренне чувствовать. Вообще, пара Гурмыжская-Буланов превосходна.Это откровенный, чудовищный мезальянс в смысле возраста (Антоненко играет женщину, которой намного больше пятидесяти), не оправданный и намеком на любовь, но абсолютный альянс по «вторичным», хищническим признакам. В этом спектакле Буланов Максима Ракитина наследник Хлестакова — роль сыграна гротесково и в то же время органично, этот Буланов юн, глуп, хитер, бездушен. Точно найден внешний образ: очень высокий актер, чтобы выразить подобострастие, как-то нелепо приподнимает плечи, вытягивает шею вперед и склоняет голову набок, напоминая худую длинную черепаху. Его темные красивые глаза будто залиты маслом, а нос в моменты лихорадочной работы мысли подергивается, как у принюхивающейся крысы.

Подобострастна и Улита Елены Булычевской, наушница и наперсница Гурмыжской. Статная, видная, она умудряется как будто уменьшаться в размерах, умаляется в присутствии хозяйки или когда шпионит за домашними, не делая при этом явных физических усилий. Влюбившись в Аркашку Счастливцева, она расцветает, хорошеет, и очень убедительно мгновенно охладевает – разочарование и возмущение: в местной табели о рангах актер значительно ничтожнее слуги.

Не так прост в этом спектакле купец Восьмибратов (Алексей Матвеев), обжуливший Гурмыжскую и не желающий брать за сына бесприданницу. Еще молодой, заводной, даже лихой, он, конечно, плут и своего не упустит, но не жаден — просто считает, что обмануть жадную барыню не грех, к тому же он жестоко обижен отказом во время сватовства. Честь для него не пустое слово, именно поэтому его берет на слабо Несчастливцев — сцена, когда он стребывает с купца деньги тетушки – это поединок двух представлений о справедливости, которые в конце концов сходятся. Хотя Петр (Дмитрий Карыгин и здесь показывает, что он актер острой формы, играет парнишку не такого уж простоватого и затурканного) жалуется на отца, видно, что отношения у них на самом деле теплые, а в словах Восьмибратова старшего о преходящести любви слышится горечь собственного разочарования, от которого он хочет уберечь сына. На Аксюшу (Екатерина Спирина играет затаенный огонь, подавляемую обиду – то самое горячее сердце, которое так пленяет во многих героинях Островского) Восьмибратов смотрит даже с некоторой нежностью. Видно, что он сироту если уж возьмет в дом – не обидит. Этот купец – широкая душа, ему хочется покрасоваться, произвести впечатление. Так что и он тоже – актер, наиболее близкий из всех пеньковцев пришлым благородным комедиантам.

Комик Счастливцев (Павел Ондрин) в этом спектакле не менее благороден, чем трагик Несчастливцев (Александр Ганнусенко). Как бы он ни ворчал на собрата, как бы ни был мелочен, как бы ни мечтал о деньгах и благах, он друга не предает, в нем нет ни подлости, ни злобы. Как и в Несчастливцеве, главное в нем – чувство собственного и профессионального достоинства, впрочем, приправленное воспаленным самолюбием. В этих героях при внешнем контрасте, вообще, больше сходств, нежели различий. Несчастливцев не меньше Аркашки понимает, что время орал прошло. Он устал, часто сбивается в пафосных речах на обыденный и даже ироничный тон. Но благородство будто бы прорывает плотины, а мечта о своем театре не оставляет. Однако жизнь вокруг меняется, вытесняя таких, как он, а свою судьбу разворачивать поздно, и наследство – а ведь он законный наследник Гурмыжской, в спектакле этот момент акцентирован ­ – тут не поможет.

Хороша встреча артистов в лесу на пути из Керчи в Вологду (эту сцену режиссер делает в спектакле первой). Несчастливцев выходит из зрительного зала – порывистый, в широкополой шляпе, ботфортах, грубом свитере, длинной крылатке – профессиональный романтик-бродяга. Счастливцев является из глубины сцены и, несмотря на комизм облика (козлиная бородка, очочки под бровки, бабский платок крест-накрест, узелок) отнюдь не выглядит потешным: да, он ростом не вышел, побит жизнью, грязные тяжелые ботинки и платок не сочетаются с костюмом, который потрепан, но – это настоящий костюм, пусть собранный из разных (но близких по цвету!) пар. Счастливцев путешествует со знанием дела, обстоятельно – все свое носит с собой: котелок, чтобы наловленную рыбку сварить, серебряную рюмочку, привязанную на шнурке, заменяющем дужку очков, чтобы вовремя подставить…

В этом спектакле почти каждому герою дается бенефисный выход, обнаруживающий их театральную природу и высокий порыв: и Петру, мечтающему покутить за Волгой на прощанье, и Улите, когда она говорит о мечте, которая находит, как облако.

Свой обличительный монолог из Шиллера Несчастливцев произносит, снова спустившись в зал (а Аркашка следит по книге). Благодарная публика очень переживает, охает…

Астраханский драматический в хорошей форме. И все-таки чувствуется его замкнутость на себе – больше десяти лет театр не выезжал на гастроли, не приглашал критиков. Быть может, потому Станислав Таюшев в своих спектаклях повел разговор о пагубности изоляции, и, похоже, несмотря на болезненность темы, его поняли и артисты, и зрители. Хорошо бы, чтобы поняли и те, от кого зависит перемена участи: ведь современный театр должен знать мировой театральный контекст и ощущать свое место в нем, должен быть открытым, чтобы и его открыли за пределами родного города.

Фото предоставлены Астраханским драматическим театром

Фотогалерея