Быть мамонтом - великий шанс/ VI Международный фестиваль студенческих спектаклей "Твой шанс"

Выпуск № 1-131/2010, Фестивали

В Москве в мае уже в шестой раз прошел Международный фестиваль студенческих спектаклей «Твой шанс», который проводит СТД РФ на сцене Театрального центра «На Страстном». Трудно переоценить важность подобного фестиваля - он дает возможность большому количеству выпускников встретиться с потенциальными работодателями. Ну и конечно - студенческий фестиваль должен быть просто ярким и интересным событием. «Твой шанс» и то и другое сочетает достаточно гармонично - почти на всех спектаклях можно было встретить немало режиссеров, московских и не только. И были они там не из праздного любопытства - постоянно приходилось слышать, что кто-то с кем-то договаривается, куда-то приглашает, в общем, все по делу. Со зрелищностью и яркостью тоже полный порядок. Помимо московских и питерской школ, было полно зарубежных участников. Лучшими, на мой взгляд, были спектакли из Москвы, и начать стоит именно с них.

Открывала фестиваль постановка Екатерины Гранитовой на курсе Олега Кудряшова (РАТИ) «История мамонта» по режиссерской инсценировке романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил».

На сцену выходят несколько молодых людей. Они начинают играть - кто на баяне, кто на пианино, одна девушка берет скрипку, быстро оставляя попытки использовать смычок, наигрывает пальцами. Интеллигентного вида молодой человек (Андрей Сиротин) поет строчки из «Звуков Му»: «Я так люблю бумажные цветы/Хочу, чтоб голая ходила ты/Пьяная ходила ты/Ты-ты-ты».

Затем артисты строятся в подобие школьной линейки спиной к залу. Появляется скрюченная «училка» в очках с толстыми стеклами и начинает плаксиво вещать - скончался Леонид Ильич Брежнев. Ученики вместо того, чтобы разделить скорбь всего советского народа, ведут себя крайне неподобающе - толкаются, хихикают, вешают друг другу на спину бумажки с «обзывалками» - в общем, радуются жизни. Один из них принес по просьбе учительницы запись похоронного марша - для пущей торжественности. Но из магнитофона звучит бойкая «Феличита», окончательно сводя детей с ума. Две небольшие сценки сразу же задают озорное настроение и подчеркивают игровую легкость происходящего - перехода от детства к юности. Времени смелых мечтаний и надежд, чувства, что все перед глазами и открыто - нужно лишь протянуть руку. Далее действие переносится на несколько лет вперед, в обшарпанную хрущевку в состоянии перманентного ремонта. Отвязный молодой человек в очках, только что эпатировавший прощание с вождем, успел за «пропущенное» время закончить школу, институт, спиться, жениться, родить ребенка и рассориться с женой. Главная линия спектакля, как и романа, - «несложившаяся» судьба Служкина, дипломированного биолога, не сумевшего найти работу по специальности и осевшего в школе, где когда-то учился сам, учителем географии (поскольку свободных предметов больше не было). Служкин - честный и талантливый человек, герой на все времена. Ведь еще Шекспир устами Гамлета, приблизительно оценив количество честных людей, пришел к неутешительным выводам: честные люди критически не предназначены для жизни и обычно плохо кончают - сейчас это еще очевиднее, чем в XVII веке. Служкин именно из таких, бедных и больных, патологически честных, не умеющих приспособляться и изменяться, - один из немногих доживших до наших дней мамонтов-исключений, лишь подтверждающих основные постулаты социального дарвинизма.

Помимо основной линии, в романе полно «побочных» историй друзей и учеников Служкина. Большая часть их была бережно перенесена на сцену. В спектакле, как и в романе, действие поочередно разворачивается в разных временных пластах: прошлом, настоящем и даже будущем. В «прошлом» - школьные годы Служкина. В настоящем - семейные сцены, работа в школе, отношения с бывшими одноклассниками. «Будущее» - в учениках Служкина, которых ждут те же грабли, что и учителя. Все персонажи, переходя во времени, кардинально меняются, только сам Служкин остается прежним. В этом, пожалуй, главное отличие от романа - в спектакле за внешней умильно-придурковатой «митьковостью» и придавленностью обстоятельствами, проступает «посторонняя» сущность Служкина, который в исполнении Андрея Сиротина является занятным сбоем в системе, артефактом истории - человеком, находящимся во всех временах сразу и одновременно вне времени. Подобно пленному духу, он вместе с остальными героями блуждает по руинам личной и коллективной памяти. Но он находится скорее в позиции «рассказчика», нежели прямого участника, хотя все события связаны непосредственно с ним. И, несмотря на свою обособленность и «бестелесность», он кажется гораздо более реальным и живым, чем остальные. Я долго ломал голову, пытаясь ответить себе, про что же спектакль. Сошлось все лишь при попытке отыскать истоки образа главного героя и сюжета в других произведениях. Тема школы и любви учителя-ученицы - вывернутая наизнанку «Школа для дураков», параллельное повествование в нескольких временных планах - тоже оттуда. От «Доктора Живаго» - место действия (ведь прототипом Юрятина была именно Пермь), даже стилистические «пробуксовки» при описании дикой природы как будто оттуда. Из «Москвы-Петушков» - героическое пьянство. Из всех трех - выделенность, инаковость, неизменность главного героя во времени. Но главное, что объединяет все эти произведения, - попытка создать некий российский эпос, повествующий о гибели и возрождении «Русской мечты». Поиск и утрата мечты - процесс стихийный и неостановимый, описанный и Пастернаком, и Ерофеевым как бесконечное путешествие, всегда приводящее в одну и ту же точку, прерываемое исключительно смертью главного героя. Роман Иванова вряд ли можно назвать эпосом - скорее, это бесконечно трогательный, лирический, но постмодернизм. Эпос вообще сейчас жанр крайне редкий и не слишком востребованный. Его место в массовом сознании успешно заняли голливудские фильмы вроде «Звездных войн» и «Властелина колец». Спектакль Гранитовой же - полноценный эпос, сглаживающий недостатки литературной основы. Служкин в исполнении Сиротина одновременно и Юрий Живаго, и Веничка, и другие. Много ли вы видели соответствующих сути романа постановок/экранизаций «Доктора Живаго» и «Москвы-Петушков»? «Историю Мамонта» можно считать одной из них. Все остальные актеры тоже работают великолепно - помимо абсолютно точной «типажности» и слаженности, их отличает невероятная правдоподобность, умение показать личную историю, биографию персонажа. Все в той или иной степени играют «про себя» - на время «взрослости» Служкина пришлось их детство, и еще живы воспоминания о нем. Режиссер же, будучи ровесником Иванова, тоже воплощает свое видение эпохи и передает его студентам. Их общий рассказ лишен пустопорожнего надрыва и изысканий в духе «Как нам обустроить Россию». Они рассказывают про поиск недостижимой мечты, личной для каждого и общей для всех - описывают явление, настолько же неизбежное, как смена времен года или морской прилив. На примере Служкина и его друзей студенты Кудряшова создали бесконечно нежную, одновременно оду и эпитафию «поколению девяностых», которое, опять-таки, упустило свободу-мечту, которая была у него в руках. Их рассказ вовсе не звучит как приговор тщетности бытия. Скорее наоборот, они говорят, что после заката всегда приходит рассвет, а в конце каждого туннеля всегда есть свет. Человек родится, жемчуг умирает - нужно только подождать.

Не менее достойно представил Москву, на мой взгляд, и спектакль Щукинского училища «Страх и нищета в Третьей империи», курс Родиона Овчинникова, постановка Александра Коручекова. Эта не самая известная в России пьеса Бертольта Брехта (хотя по ней еще в 1942 году был снят фильм «Убийцы выходят на дорогу», впрочем, так и не попавший в прокат из-за своей идеологической неоднозначности), представляет собой несколько историй-сцен из жизни «несознательных» элементов германского тыла, живущих, под собою не чуя страны. Для спектакля выбраны пять сцен - любопытно, что две из них, «Меловой крест» и «Шпион», были и в фильме. Мне уже доводилось видеть «студенческого Брехта» на фестивале БТР в Ярославле, и, надо сказать, это было то еще зрелище - мертвый спектакль, с абсолютно потерянными артистами, заглядывающими за четвертую стену с изяществом мальчишек, подсматривающих в женской бане, и зачитывающими аляповато понатыканные «зонги». Коручеков же отлично знал, что и зачем делает. Не ставя цели сделать «брехтовский спектакль» по форме, он обратился к Брехту как к актуальному драматургу, сделав основной упор на психологию. И не зря.

Сценография на протяжении действия почти не меняется и представляет собой зал ожидания вокзала с буфетом: настоящие барная стойка, плита, ламповый радиоприемник и прочее. Зал населен великолепно проработанной массовкой, создающей иллюзию жизни и дорожной суеты. В неудобных креслах зала ожидания ведь всегда сидит народ - пассажиры, которые что-то обсуждают, ворчат, читают газеты. Вокзал здесь символичен - он олицетворяет полное стирание грани общественной и частной жизни, ведь Третья империя - это страна, где 2 миллиона шпионов следят за остальными 80 миллионами, как говорил сам Брехт. Все сцены, включая судебное совещание, последнее объяснение между мужем и женой и предсмертное причастие, происходят прилюдно, у всех на глазах. Также вокзал - символ расставания и непоправимых решений. Все герои живут в постоянном страхе и ждут, когда же наконец грянет, когда случится именно с ними, а не с «соседом снизу». Как мне кажется, главной задачей, поставленной перед студентами, было сценическое исследование страха и его влияния на народ в целом и на конкретных людей. И с этой задачей большинство артистов справилось виртуозно. Они играют людей, живущих в мире всеобщего недоверия и подозрения, которое перерастает в уверенность, из которой делается вывод. Каждое слово или взгляд герои взвешивают в уме, обдумывают, домысливают - не сказал ли лишнего, не посмотрел ли косо. От возможности двояко истолковать любое действие у героев пропадает под ногами земля, а воздух становится почти твердым от напряжения. Для меня стало большой неожиданностью, что совсем молодые артисты так смогли ухватить саму суть брехтовской пьесы, самое страшное - все происходящее в ней обыкновенно и логично, жизненно. И при этом жутко смешно - ведь так не бывает в «нормальной» жизни. Нет никакой трагедии - все случается само собой, между делом, с беспощадной легкостью стихийного бедствия. Родителям естественнее предположить, что родной сын пошел доносить на них, чем поверить, что он просто отправился купить конфет. И, пожалуй, самое главное, что при огромном внешнем и внутреннем напряжении, артисты играют легко, не теряя чувства юмора и не придавливая зрителя свинцовой гирей. И это правильно, ведь трагикомедия сейчас, наверное, самый честный жанр: если страшное сделать смешным, при этом глубоко осмыслив, то страх отступает. Конечно, не все эпизоды были равноценны. Более других удались первые два, в остальных утрачивалась та самая жизненно важная «двойственность», а вместе с ней и тонкая грань между трагедией и комедией, актеры напирали либо на «серьезность», либо, наоборот, на фарсовость - и сразу рвался ритм, становилось скучно. В целом спектакль в исполнении молодых прозвучал крайне актуально - ведь история имеет склонность к повторению, а делают ее именно молодые, которым всегда приходится выбирать.

Три прекрасные работы показала Школа-студия МХАТ.

 «Не все коту масленица» - постдипломный спектакль курса Константина Райкина в постановке Аллы Покровской и Сергея Шенталинского, по праву вошедший в репертуар театра «Сатирикон». Всегда приятно увидеть яркую и остроумную постановку Островского, в которой легкость сочетается с жизнеподобием и глубокой проработкой характеров. Мастер курса Константин Райкин, блестяще играющий здесь купца Ахова, не заслоняет своих недавних студентов, а вступает с ними в живой диалог, добавляя репликам своего персонажа дополнительный смысл. Молодые артисты хороши, особенно Евгения Абрамова (кокетка Агния) Карина Андоленко (ее мать) и Полина Ражникова (кухарка Маланья).

Курс Игоря Золотовицкого представил два спектакля, один лучше другого. «Ханума» в постановке самого Золотовицкого и Сергея Земцова посвящена Г.А.Товстоногову, что почему-то многих смутило - мол, ко многому обязывает и прочее. Мне подобное посвящение вовсе не кажется крамольным - ведь прославленный спектакль БДТ задал определенный стандарт, стал для постановок этой отнюдь не идеальной пьесы неким «уровнем моря», от которого идут остальные режиссеры. Золотовицкий со своим курсом, на первый взгляд, ушел недалеко - та же стилистика милого «грузинского анекдота», схожие рисунки ролей, мизансцены, сценические «трюки» и прочее. Но назвать «похожими» эти спектакли я бы не рискнул. Самое главное различие в том, что почти все артисты БДТ, игравшие в «Хануме», были к тому времени уже народными, большими мастерами психологического театра. «Замастерев», они утратили легкость, столь необходимую в водевильчике «с национальным колоритом», - потому и все роли, кроме, конечно Князя-Стржельчика, были скорее забавными карикатурами, нежели живыми персонажами. И «пошлинка», проходящая через весь спектакль, была необходима, чтобы разбавить маститость труппы. (Конечно, это впечатление из сегодняшнего дня, и в силу возраста я имел возможность видеть лишь телеверсию.) Золотовицкому же ничего разбавлять не требовалось, поскольку все артисты его курса - юные, бесстрашные, красивые, но при этом уже отлично владеющие профессией. А потому в его спектакле полно того, что нельзя ни позаимствовать, ни переосмыслить, ни уж тем более «украсть» - легкость, живость и мощная позитивная энергетика в сочетании с сильной школой. При этом спектакль по духу явно больше, чем водевиль: получилась прямо-таки шекспировская комедия. Актеры играют настолько ярко и убедительно, что не поверить в происходящее невозможно. Несмотря на большую условность ролей и игровой способ существования, никто не переходит границ, нет ни тени пошлости. Вальяжный князь Пантиашвили (Андрей Красненков) в каждой сцене вызывает гомерический хохот, сменяющийся жалостью к нему. От любви прекрасного эфирного создания Соны (Александра Глинка) и рафинированного интеллигента Котэ (Илья Бочарников) замирает сердце. А от мастерски разыгранных Ханумой - Натальей Деминой (пусть и похожей на «русскую красавицу) комбинаций рождается какая-то детская радость. Студенты Золотовицкого показали трогательный, живой, светлый музыкальный театр с великолепной хореографией и разработанными массовыми сценами, доказывающий, что авлабарские кинто вполне могут составить конкуренцию мюзиклово-антрепризному суррогату. После этой «Ханумы» остается чувство чистого, ничем не омраченного счастья - явление сейчас крайне редкое. И почему-то мне кажется, что великий мастер посвящение с радостью принял бы.

Главным впечатлением от фестиваля наравне с «Историей мамонта» для меня стали «Пять подвигов» - постановка выпускника предыдущего курса Золотовицкого Михаила Овчинникова. На первый взгляд, драматургическая основа кажется странной: произведения Д.Хармса, А.Введенского и мифы Куна, но лишь на первый взгляд. Ведь мифология, вопреки мнению многих, это не фильм «Троя» и даже не милая сказка про то, как какой-то добрый и сильный Геракл победил какую-то нехорошую гидру. Согласно определению А.Лосева, «миф это категория мысли и жизни; и в нем нет ровно ничего случайного, ненужного, произвольного, выдуманного или фантастического. Это - подлинная и максимально конкретная реальность». Создатели спектакля поставили перед собой сложную задачу сценического изучения и воплощения мифа. Понимая, что античный миф уже не может восприниматься как нечто реальное, они отказались от стилизации (заранее обреченной на маскарад мужественных мужчин) и пошли по пути ассоциативного сравнения. Основой для сравнения стали произведения обэриутов, представляющие собой как раз современную городскую мифологию, с помощью ярких метафор и обобщений зафиксировавшую живой исторический контекст, срез образа мыслей и чувств своего времени, через призму которого сухие факты воспринимаются совсем иначе. Пространство сцены, оформленное Анастасией Бугаевой, представляет собой абстрактную «квартиру интеллигента» - законченный мирок, доверху наполненный «творческим беспорядком» - повсюду разбросаны различные «бесполезные» вещи: бутылки, стаканы, газеты, книги, ведра. Воплощением абстракции является громоздкая «Машина Руба Голдеберга», стоящая посреди сцены. Все это складывается в четкую и логичную систему, изящно подводя зрителя к мысли, что место действия - некий Элизиум, в котором за коллективным чтением и питьем бормотухи проводят свои загробные деньки писатели-обэриуты. Происходящее на сцене больше всего напоминает образно-ассоциативный театр Юрия Погребничко или Дмитрия Крымова, когда сценография и зрительный ряд являются равноправными участниками событий. Причем лучшие их спектакли, в которых визуальные фокусы и метафоры не просто ради красного словца, а идут в прочной связи с текстом, поясняя и дополняя его, создавая новую точку зрения. Каждый из пяти актеров (очень хочется назвать их всех - Армен Арушанян, Сергей Ююкин, Алексей Красненков, Марк Богатырев, Алексей Кирсанов) представил по одному подвигу Геракла, перемежая свой рассказ взаимодействием с другими героями и реквизитом, ювелирно вплетая в него отрывки из обэриутской прозы и стихов (при том сохраняя их природный ритм и стиль). Обэриуты здесь были не просто уместны, но часто создавали единый взаимопроникающий сплав с античными историями. Одна из самых ярких сцен - битва Геракла с Антеем, в которой один из актеров, читая отрывок из Куна, с помощью остальных участников облачается в костюм, составленный из предметов реквизита, превращаясь в фантасмагорического гиганта с ногами-стульями и головой-скворечником. После полного облачения актеры читают стихотворение про кошку, поранившую лапу, и прицепляют к скворечнику воздушный шарик, преподнося хитроумную победу над тираном и исцеление кошки равновеликим чудом. «Пять подвигов» - блестяще придуманная, сделанная и глубокая работа, помимо огромного удовольствия, позволяющая лучше понять не только греческие мифы, но и целый период российской истории.

Курс Григория Козлова я полюбил после московского показа их нашумевшего «Идиота», триумфально прошедшего в том же ТЦ «На Страстном». В их Достоевском было все: подробная работа с текстом, глубокая проработка ролей, студенческая легкость и настоящая, всепоглощающая жажда жизни. И, конечно же, великолепная выучка. И от Островского я ждал чего-то подобного. В спектакле «Грезы любви» вроде бы все есть: затейливая, безукоризненно стильная сценография, интересные артисты, ясная режиссура. Но весь спектакль не покидало ощущение, что со сцены рассказывают какой-то анекдот. Рассказывают великолепно, со вкусом, в лицах, но не может же анекдот длиться более двух часов! В буклете постановка Козлова именуется «трагикомедией о мечтателе, запутавшемся в своих фантазиях». Я чего-то такого и ждал - пьеса-то серьезная, даром что комедия. В общем-то, от Островского до Достоевского - буквально шаг, и я был уверен, что Козлов со студентами его сделают. Но, увы, Бальзаминов - Максим Студеновский с первых же слов вызывает стойкую ассоциацию с Вициным в крепком, но едва ли раскрывающем глубину пьесы фильме Константина Воинова. Актер так же двигается, так же говорит - как будто рассказывает что-то ударное из арсенала поручика Ржевского. Его герой играет в идиотизм настолько рьяно, что ему даже трудно посочувствовать - не то что умилиться. Забавно, но все остальные роли удались. Купеческие дочки Раиса и Анфиса (Мария Валешная и Полина Сидихина) - живые воплощения вульгарной грации. Бальзаминова - Алена Артемова - любящая мать, положившая жизнь на алтарь сыновнего счастья. Все роли, помимо основной, исчерпывающе отвечают на вопрос «про что спектакль». Все герои живут в уютном мирке постоянной тоски и скуки - «на стороне, в которой могут жить только медведи да Бальзаминовы...». Насколько можно догадаться, по мысли режиссера - живое воображение Миши Бальзаминова должно было унести всех из сонного царства в мир ярких образов и смелых мечтаний. Но сами грезы и мечты - цепь ярких, чисто исполненных реприз, поверить в волшебство которых не удалось. И все же, несмотря на «несложившийся» спектакль, курс в очередной раз показал, что СПбГАТИ ничем не уступает лучшим московским школам.

Второй же спектакль, прямо скажем, застал врасплох. Под загадочным названием «Итальянские каникулы» Арвидом Зеландом была сокрыта пьеса У.Шекспира «Много шума из ничего», причем сокрыта основательно. «Осовременить» эту пьесу - идея не новая даже для студентов - вспомним спектакль на курсе А.Бородина, где героями были веселые и волосатые хиппи, а потому основной темой стала тема свободы и ее хрупкости. В «Каникулах» же пьесу осовременили как-то бессмысленно - «крутые бандиты» во главе с Доном Педро приехали на итальянскую виллу к «другу семьи» Дону Леонато отдохнуть от тяжких трудов и суеты большого города. Играется это абсолютно серьезно, без тени самоиронии - примерно как в телесериале «Бригада». Актеры, что вполне в духе времени, все как один коротко стриженые, в деловых костюмах (лишь нехороший Дон Хуан ходит в трениках) - обезличенные и непроницаемые. Шутят они тоже очень современно, с помощью давно надоевших гэгов - непременная хохма с мобильным телефоном, звонящим на сцене, и эксплуатация чудовищного прибалтийского акцента одной из актрис предсказуемо сгибают половину зала пополам: ха-ха-ха! Не знаю, какую цель преследовал режиссер. Хотел показать кризис современного общества, в котором нет места ни радости, ни любви - лишь всегда звонит телефон? Непонятно только, почему режиссер выбрал комедию Шекспира, а не одну из нетленок Павла Пряжко.

Помимо двух столиц, были представлены Самара, Екатеринбург и Ярославль. О первых двух говорить почти нечего - если курс СПбГАТИ при Самарском театре драмы (мастер курса - В.Гвоздков) представил милый набор ретро-этюдов, повествующих о молодых людях пятидесятых, то ЕГТИ (курс Е.Царегородцевой) показал безвусный, безыдейный и при этом претенциозный спектакль по «Ловушке» Р.Тома, в котором наполеоновские планы режиссера показать затейливый игровой театр сочетаются с неумением артистов говорить, двигаться и вообще что-либо делать. С Ярославским театральным институтом совсем другая история. Выпускной курс ЯГТИ показал очень высокий уровень профессиональной подготовки на БТРе. Там я посмотрел два их спектакля - безукоризненную оперетту «Сильва», где все студенты блестяще пели и танцевали, и трогательную малоформатную постановку одноактовок Коляды. В Москву же мастер курса Александр Кузин приехал вместе с «Дембельским поездом» А.Архипова. Пьеса, которую принято ругать, в России довольно часто и успешно ставится, что не удивительно - аллегорическое повествование про «солдатское чистилище» - дембельский поезд, который никуда не едет и никогда не приедет, находит живой отклик и у режиссеров с артистами, и у зрителей. Постановка Кузина убедительно и подробно рассказывает историю солдата, постепенно приходящего к осознанию собственной смерти (его играет Евгений Селезнев). Подробная психологическая проработка ролей сочетается здесь с невероятной физической подготовкой студентов - почти все они могут, без преувеличения, ходить на руках и крутить двойные сальто. И все это не является самоцелью, хотя впечатляет. Через безумную прерывистую пластику передается фантасмагоричность происходящего. Актеры умело балансируют между абсурдом и жизнеподобием, заставляя зрителя гадать, что же, собственно, произошло. Главной темой спектакля являются ужасы войны, взаимная ненависть, бессмысленная ксенофобия - все это, порождая и перетекая друг в друга, калечит обычных людей, не просто уничтожая, но и отказывая от места в раю. После сильного антивоенного спектакля, курс дал мощный класс-концерт, в котором выступили актеры, не задействованные в «Дембельском поезде». Очень жаль, что не привезли большую и праздничную «Сильву», дающую более полное представление о возможностях студентов. В целом показанные спектакли подтвердили, что ЯГТИ действительно сильная школа, вполне могущая конкурировать со столичными вузами, а Кузин - отличный педагог и режиссер.

От международной программы поначалу разбегаются глаза: Франция, Германия, Италия, Швейцария, Польша, Америка и даже Китай. На поверку же, хорошими спектаклями оказалась только краковская «Соната Б.» и, по рассказам, - швейцарские «Зрители», посмотреть которых мне, к сожалению, не удалось. Остальные спектакли колебались от просто бессмысленных до вызывающих настоящую ненависть. «Мотортаун» Берлинской высшей театральной школы легко укладывается в беспроигрышную по творческим и материальным вложениям систему документального театра - костюмов нет, декораций нет, еще чего-то нет. «Но что-то же у тебя есть!», как сказала когда-то Мартышка Удаву. Действительно, есть - несколько актеров, монотонно бубнящих глубокомысленный текст про солдата, потерявшего веру в людей, эдакая усредненная новая драма с фальшивыми брехтовскими нотками. Умеют ли что-то артисты? Вопрос риторический - скорее всего уметь им ничего и не надо, ведь в реальном театре про (и для) реальных людей можно играть и так. Гамбургская театральная академия и Высшая школа драматического искусства при Национальном театре Страсбурга показали нечто в схожем духе. Единственная разница в том, что для своих изысканий они выбрали пьесы французских классиков - Расина и Камю, с успехом доказывая, что в умелых руках и классические тексты могут звучать бессмысленно и пошло. Спектакль «Дикое Поле» Шанхайской театральной академии оставил смешанные чувства. Если бы не простыня текста в буклете, повествующая о феодальных распрях людей с труднопроизносимыми именами, с подробным перечислением того, кто чью семью убил и чьи родовые земли отнял, я бы подумал, что пьеса классика китайской драматургии Цао Юя, написанная в 37-м году, вполне могла бы принадлежать перу какого-нибудь циничного новодрамца. «Алису против страны чудес» - совместного проекта Школы-студии МХАТ и Института высшего театрального образования при Гарвардском Университете можно отнести только к категории ночных кошмаров. Подвох уже в самом названии - это «против» большими буквами означает жгучее желание эпохи развитого постмодернизма развенчать и подчинить себе все вокруг. Как пел Александр Башлачев, «Если ты ставишь крест на стране всех чудес, значит ты для креста выбрал самое верное место». Это не первый удар по «Алисе» - в 2000 году вышла популярная компьютерная игра «American McGee's Alice», главной целью которой было именно развенчание великой сказки при помощи тонн синтетического безумия. Ведь если осмеять, лишить тайны, подчинить законам надуманной, но все-таки логики - жить становится проще. Американский спектакль как будто специально вобрал в себя все самое неприятное в современном мире - в начале и на протяжении всего спектакля звучит песня «Creep» группы Radiohead, какая-то девочка говорит что-то про ее блог и канал на youtube. Окончательно запутавшись в поп-культурном мусоре, Алиса падает в кроличью нору и начинает свои приключения в стране фриков, где один обитатель мерзее другого. Трудности самоидентификации (актрис, играющих Алису, в спектакле семь) приводят героиню к простому и очевидному выводу: «Не вы*****тесь, слушайте свою любимую песню «Кирпичики»!». Мне только не понятно, при чем же здесь Школа-студия МХАТ. Спектакль поставлен американским режиссером с американскими студентами про американскую культуру в стилистике американских реалити-шоу. Но судя по одобрительному реву зала, страсть к публичному развенчанию у российских зрителей не меньше, чем у западных. У меня же после спектакля было ощущение, что вместе с чудом существа на сцене изъяли и кусок моей жизни. «Вакх в Тоскане» Флорентийской театральной академии был гораздо эргономичнее - столько же неприятных эмоций он доставил за 40 минут, вместо двух часов. Попытка итальянских выпускников показать «настоящий площадной театр» провалилась. Красивые на буклетных фотографиях артисты на сцене оказались выкрашенными в жуткие цвета. Они читали поэму Франческо Реди о достоинствах и прелестях вина с интонацией Зои из «Пяти вечеров», готовящейся к экзаменам на повышение квалификации: «Характеристика, качество, сортность». Такое ощущение, что они вина либо никогда не пробовали (здоровый образ жизни, однако!), либо уже успели спиться и завязать. Монотонное чтение было приправлено чудовищной современной музыкой и неумелой хореографией. Лучом света в темном царстве была «Соната Б» Краковской высшей театральной школы - постановка Анджея Дзюка, возобновленная со студентами 20 лет спустя после оригинальной премьеры. Историю о музыканте, продавшем душу дьяволу, краковские студенты играли легко, убедительно существуя на грани абсурда и жизнеподобия, точно ухватывая суть пьесы Виткевича.

В целом впечатления от фестиваля остались крайне положительные - столько хороших спектаклей приходится видеть не слишком часто. Фестиваль действительно стал театральным праздником - всегда полные залы, большой ажиотаж зрителей (среди которых было немало школьников, что не может не радовать), обширная дополнительная программа. Но и проблемы, естественно, есть. Главная - отсутствие многих российских школ. Однако это вполне соответствует названию фестиваля: Московский международный... Он действительно московский, и международности ему не занимать, а слова «российский» в названии нет. Можно упрекнуть организаторов в качестве зарубежных спектаклей, но главным критерием отбора, видимо, была возможность школ оплатить дорогу до Москвы. Жаль, что актеры, отыгравшие спектакль, на следующий же день уезжали, не успевая посмотреть коллег, позаниматься на мастер-классах, могли урвать лишь небольшой кусочек общего праздника. Впрочем, для российских студентов из провинции смысл был - ведь даже не видя спектаклей других школ, они показывали себя многочисленным режиссерам. «Гран-При» второй год подряд получила Мастерская О.Л.Кудряшова (право играть спектакль на сцене ТЦ в течение следующего сезона и миллион на следующую постановку). По-моему, совершенно заслуженно - «История мамонта» действительно великолепный спектакль. Странно только, что номинация всего одна: ведь чтобы был «Гран-При», нужны и еще какие-то «при», поменьше. В недоумении меня оставила лишь победа Вероники Сосновской на конкурсе художников. Ее макет к спектаклю «Троил и Крессида» очень хорош. Но, на мой взгляд, не настолько, чтобы обойти Анастасию Бугаеву, создавшую прекрасную сценографию для обоих спектаклей Школы-студии МХАТ, представленных на «Твоем шансе». Не в последнюю очередь фестиваль удался из-за общей «урожайности» года - великолепные курсы выпустили сразу несколько мастеров: Г.Козлов, И.Золотовицкий, Р.Овчинников, А.Кузин. Остается только скрестить пальцы и надеяться, что урожай будет собран вовремя.

Глеб Лавров

Фото предоставлены Театральным центром «На Страстном»

Фотогалерея