От вьюшки до радуги/"Вьюшка смерть" творческой мастерской "Ангел Копуста" (г.Новосибирск)

Выпуск № 1-131/2010, Взгляд

Хармса нельзя просто понять: прочитать, затем сморщить лоб в глубокомысленные складки и, высидев пару секунд в молчании, сказать: «Ага! Все ясно как день!» Ничегошеньки не ясно! Все сумрачно. Даже хуже: ни зги не видно. Стихотворения Хармса, его письма, как и вся его жизнь, - лабиринт без входа и выхода, в который исследователи вот уже в течение века пытаются проникнуть. Но протаптываемые ими тропинки на пути к разгадке тут же зарастают. Хармса нельзя препарировать на слова - его можно выпеть, вытанцевать и выкричать - как сделали участники творческой мастерской «Ангел Копуста», представив любителям странностей спектакль «Вьюшка смерть».

На малой сцене новосибирского театра «Красный факел» бессобытийное действо, где на первом плане Даниил Хармс (Владимир Кузнецов) собственной персоной, наедине с железной кроватью без матраса, туалетом, используемым им в качестве бездонного хранилища нелепых в своей несовместимости вещиц, чемоданом, игрушечным конем на колесиках и дверью. В глубине сцены, но далеко не на втором плане, на небольшом подиуме разместился музыкально-литературный квартет. Аккордеон, духовые, ксилофон, колокольчики, бас-гитара и другие инструменты в руках актеров из реквизита превращаются в неотъемлемую часть сценического представления. Некоторые музыканты играют сразу на нескольких предметах, не позволяя звукам затихать ни на минуту. Капли воды, неясные шуршащие шумы, перезвоны, тягучие, вязко-тоскливые мелодии незаметно переплавляются во взрывные, танговые, которые заставляют героя выделывать нелепые замысловатые па.

Этот мир звуков в мертвенно-синем свете не сопровождает спектакль, а им и является. На фоне музыки один из актеров-музыкантов (Константин Колесник) читает отрывки из стихов и писем Хармса, в то время как главный герой за все время не произносит ни словечка и вообще существует, на первый взгляд, отдельно от музыки и слов. Поэтому изначально все внимание концентрируется не на медлящем персонаже в белой ночной рубашке в пол, а на поющем и говорящем мужчине у микрофона. Но когда зрители полностью окунаются в происходящее перед ними, то все составляющие соединяются так, что и швов не видно. Музыка и голос - смысл слов, выделенный из письменных знаков поэзии Даниила Хармса и перекодированный для других органов чувств. Получается, что это тот же Хармс, только в другой форме. И участники «Ангела Копусты» сделали творчество поэта в каком-то смысле осязаемым, показав то, что на самом деле происходило во внутреннем мире Даниила Хармса, в его душе, в его голове.

Понимание этого взгляда внутрь и осмысления изнутри дает сценография (художник Евгений Лемешонок): уже упомянутая встроенная сцена, бумажные люди-куклы, целлофановая бабочка - условные мысли-образы, и, наконец, макет сценической жизни Хармса в желудке страшной серой рыбины, подвешенной к потолку. В ее животе свет остается гореть, даже когда гаснет лампочка-близнец на большой сцене, после того, как четыре музыканта в черных костюмах и таких же угольных цилиндрах собираются вокруг железной кровати с уснувшим на ней непонятым гением. Они стараются рассмотреть его до деталей через большую лупу со стрекозиными крыльями. Эти четверо - образы его поэтического сознания, которые управляют им, хоть и создаются им же. Они - бессознательное Хармса, вырывающееся в творчество. И только они знают, как Хармс мысленно повторял одну фразу миллионы раз с неповторимыми интонациями, то ласковыми, то восхищенными, то страстными, тогда как написал ее всего единожды в письме Тамаре Александровне Мейер: «Тамарочка, радуга моя!».

Фото Романа Брыгина

Фотогалерея