Театр невоенных действий

Выпуск №2-112/2008, Содружество

Театр невоенных действий

Несколько постановок Русского театра драмы Республики Абхазия

До столицы Абхазии — Сухуми, или Сухума, как принято его называть, по железной дороге нынче можно доехать примерно за двое суток (с учетом многочасового простоя на таможне и прочих обстоятельств, возникших после войны 90-х годов).

Эта прекрасная и загадочная земля отделена от остального мира высокими горами, поросшими густым лесом.

Черное море открывается взору внезапно, за чередой длинных тоннелей. Движение поезда замедляется. Вожделенные и многочисленные курортные места оказываются крохотными станциями пригородной электрички. Мнится, будто стал героем фильма Феллини «Интервью», правда, тот путешествовал на старом трамвае по своему прошлому, а ты оказался в волшебном краю, о котором имел крайне приблизительные представления.

Открытия в Абхазии совершаешь, иногда не желая того: олеандры, оказывается, не географическое название, а пышно цветущие розовые кусты, чурчхела — не имя фольклорного героя, а лакомство, Псоу не только сорт белого вина, но и пограничная река, под палящим солнцем больше похожая на перекипевший рассол.

После пересечения границы, благодаря любезности хозяев, еду до Сухума на машине, в который раз убеждаясь, что жизнь богаче выдумки. К примеру, колоннада в Гагре, запечатленная еще в «Веселых ребятах», как стояла, так и стоит, внушая ностальгические чувства. А флегматичные коровы, возведенные здесь, как в Индии, в ранг священных животных, замедляют движение на дорогах надежнее, чем «лежачие полицейские». Жизненная среда Абхазии кажется обостренно театрализованной и избыточно роскошной, словно декорация к балету «Баядерка».

Потрясают широченные платановые аллеи, мощные стволы эвкалиптов, разнообразные, но кажущиеся одинаково искусственными пальмы, сидя под которыми представляешь себя Бонифацием на каникулах, оказавшимся среди дворцов, выстроенных по мановению старика Хоттабыча.

Удивительно и то, что, несмотря на обилие кафе и ресторанов, здесь нет шашлычного смрада, от которого в Москве на ВДНХ уже давно не продохнуть (в Абхазии это дурной тон). Тяжко видеть другое.

Прежде всего, прямо на въезде в Сухум — дома, все еще не отстроенные после бомбежек, — горестная память о прошедшей войне. Бывшая визитной карточкой республики «самостоятельно» сгоревшая несколько лет назад гостиница «Абхазия» так и стоит черным остовом, на ее ремонт никак не могут найти средства.

Невероятно чистая морская вода, увы, резко контрастирует с зачем-то выволоченными на берег проржавевшими судами. Столь же дико смотрится затерянное в прибрежной роще, внушающее тоску давно прогнившее колесо обозрения.

Но всего досаднее, что прямо под стеной набережной и на траве в парковой зоне валяются груды бумаги, картона, жести... Женщины преклонных лет эффектными метлами из ветвей лавровишни, не взирая на солнцепек, самоотверженно метут мощеный белой плиткой променад, но не касаются хлама в глубине огромных газонов. Сухие листья с них специально обученные мужчины увозят машинами, тоже игнорируя бытовой мусор. Правда, официантки его прибирают, но лишь в радиусе двух-трех шагов от своего заведения.

И все же экзотика побеждает любой негатив.

Пряный воздух, расслабляющая атмосфера, благодушие обитателей и красота ландшафта даруют ни с чем не сравнимую негу. Ярко выраженная театральность, почти барочная пышность среды, кажется, должна способствовать интересу к сценическому искусству. Больше того, «лицом Абхазии» сегодня стала одна из звезд нового поколения, знаменитая оперная певица Хибла Герзмава, регулярно проводящая в Сухуми музыкальные фестивали. Абхазский национальный театр тоже своего авторитета не теряет.

На этом фоне жизнь Русского театра драмы Республики Абхазия протекает довольно сложно.

Театр, начавшийся как ТЮЗ, относительно недавно получил статус государственного драматического, оставшись по сути молодежным — и молодым (в труппе тринадцать юных актеров, а «стариков», способных олицетворять и сохранять творческие традиции, пока нет).

Репертуар формируется из студенческих курсовых этюдов и дипломных работ, интересных по мысли, разыгрываемых увлеченно и смело, но при очевидном отсутствии опыта.

Еще одна данность — национальный состав труппы. Здесь много армян, есть греки, украинцы. По сути, в Сухуми работает русскоязычный коллектив «с южным акцентом», отчего спектакли имеют этническую окрашенность.

Художественный руководитель театра, режиссер с «театроведческим уклоном» Нина Балаева сознает значимость всех обстоятельств, остро переживает очевидную недостаточность внимания к театру, старается строить серьезный, идейно насыщенный репертуар, избегая «спасительных» кассовых хитов. Жизнь в условиях войны оставила другой неизгладимый отпечаток: театр глубоко волнует проблема собственной необходимости, а потому его репертуарные интересы довольно своеобразны.

Одна из главных тем — как выжить в экстремальных условиях — одинаково внятно звучит и в детском спектакле «Вожак», и в остро социальной трагикомедии «Скват» (незаконный захват помещения, чаще называемый у нас словом «сквот»). Историю про волчонка, рвущегося из зоопарка на свободу, придумал и поставил в духе философских новелл Киплинга замечательный актер Джамбул Жордания, упорно воспитывающий в себе режиссера.

История получилась жестко драматичной, страстной и поучительной. Тоска по свободе, кавказскому сознанию присущая, звучит в спектакле благородно и искренне.

Юному герою Артура Гургеняна помогают обрести волю обитатели застенка (а зоопарк, несомненно, застенок), поначалу скептически к Волчонку относящиеся. Да и представления о жизненной гармонии, иллюзию которой дает «сытая тюрьма» зоопарка, у каждого свои.

«Хозяином всего» торопится объявить себя честолюбивый Лев — Дмитрий Щукин. Паникует по любому поводу недалекий, но обаятельный Лось Рубена Депеляна. Житейской мудрости не теряет Бобриха Марины Скворцовой. Помочь готова даже самолюбивая Ворона Анны Гюрегян. И каждый осознает взаимопомощь как путь к спасению, возможность воплотить мечту.

Мне довелось увидеть этот спектакль пару лет назад на одном из московских фестивалей, но не вживую, а на пленке (в те поры вывезти даже небольшую группу актеров из Сухуми в Москву было невозможно). Но и на видео он увлек драматической силой, глубиной проживания идеи.

Неожиданной идейной силой удивил и «Скват» француза Ж.-М.Шевре в постановке Нины Балаевой (в одной из московских антреприз пьеса, получившая на родине престижную театральную премию, идет под зазывным и легкомысленным названием «Париж спросонья»).

Начинается она как комедия положений (юные влюбленные, алжирец и полька, оказываются в доме двух стареющих одиноких сестер, в трудном общении проходя путь от конфронтации к взаимопониманию). Но постепенно обретает черты драматические — возникает мотив выживания в условиях оскорбительной глухоты чуждого социума, настроенного крайне враждебно. Режиссура последовательно развивает эти идеи, актеры, в свою очередь, сосредоточенно их воплощают, не теряя, однако, специфического игрового тона, присущего французской сцене.

Старушки-сестры, обаятельные и эксцентричные в исполнении Марины Сичинава и Алины Пшеничной, поначалу относятся к своим незваным квартирантам по-разному (одна непримиримо, другая дружелюбно), но обе не теряют благородства, способны вникнуть в нешуточную сложность чужой жизни в конфликтной среде.

Юные герои, сыгранные молодыми артистами Артуром Гургеняном и Анастасией Цыгановой свежо и лирично, вовсе не сентиментальны, каждый старается сохранить достоинство, доказать свое право на нормальную жизнь. Фигуры второго плана — «инициатор» вселения героев Манюэль Рубена Депеляна и его простодушная мамаша — Н. Папаскири в не менее сложных отношениях с действительностью. И всем хватает оптимизма жить и надеяться... Игровая природа коллектива с «южным колоритом», кажется, требует пьес итальянского, испанского театра, но пока актеры предпочитают со школы освоенные водевили Чехова и, наряду с трагикомедией Шевре, мало знакомую даже театроведам, но весьма эффектную пьесу Анатоля Франса «Немая жена». «Медведя» Джамбул Жордания поставил с очевидным уклоном в фарс, что в отношении этой непритязательной комедии, разумеется, допустимо. Дуэт самолюбий развивается энергично, стремительно, на трюковой энергии фарса. Выигрывает при этом, пожалуй, характер госпожи Поповой, сущность которой Марина Скворцова раскрывает, давая разглядеть все этапы «борьбы с собой» лукавой, но милой дамочки, так давно заигравшейся в имидж безутешной вдовы, что это ей самой порядком надоело.

«Предложение» в режиссуре Нины Балаевой — история куда более лирическая, хотя эксцентрики в ней тоже хватает.

Анна Гюрегян и Джамбул Жордания остроумно играют на контрасте темпераментов — суровой «дачницы», давно отчаявшейся найти мужа, и затурканного, словно гоголевский Подколесин, одиночки, внушившего себе мысль, что жениться необходимо.

Обреченный жених воплощен с особенной виртуозностью. Артист находит неподражаемую интонацию самомучительства, смешного упрямства жертвы, пытающейся из последних сил сохранить достоинство.

В спектакле есть несколько трюков высочайшего класса, к примеру, «второй привод» полумертвого от ужаса Ломова — возвращение его к неизбежному... на больших бухгалтерских счетах, как в инвалидной коляске, или финальный поцелуй, возникающий тоже от безвыходности, в полуобморочном состоянии. Лукавая притча Анатоля Франса — что-то вроде философского анекдота. Судья, поначалу страдающий оттого, что любимая жена лишена дара речи, к финалу теряет рассудок потому, что, обретя речь, супруга довела его до исступления. Спектакль поставила замечательный мастер режиссуры Нелли Эшба, много работавшая с небанальной драматургией.

Нынешнее обращение к «Немой жене» — полезный для молодого театра опыт работы над материалом изысканным и увлекательным.

Режиссер  Н. Эшба, художники В. Палл и Е.Богданова сочинили зрелище стильное, относящее нашу память к эпохе Мольера, что отвечает прежде всего творческим интересам Франса, осваивающего здесь приемы классицистской сатиры.

«От себя» режиссер добавляет поэзию вагантов, а композитор В. Мягких превращает эти мудрые стихи в остроумные зонги. Спектакль получил культурный фон, равно интересный знатокам и обычным зрителям. В простом механизме этой комедии легко обнаруживаются еще и признаки театра абсурда, что тоже увлекает само по себе.

Артисты разыграли пьесу вдохновенно и страстно, с хорошим знанием законов психологического парадокса.

Это проявилось не только в сосредоточенности самоистязания судьи Боталя, сыгранного Д. Жордания в четком трагикомическом рисунке, но и в том, как многогранно внезапное речевое изобилие его жены, в исполнении С. Спафопуло женщины увлеченной, навязчивой и неукротимой.

Не менее занятно выглядит и Адвокат — Р. Курмазия, столь же нечаянная жертва интриги.

Природная любовь к беспримесному комизму выразилась в довольно непритязательном зрелище «Какой кошмар!» с подзаголовком «игра в детство». Получилось воспоминание о годах ученичества, оформленное в некое подобие спектакля Джамбулом Жордания, а по сути — простодушный повтор студенческих капустников, давно ставших суверенным жанром.

Семеро артистов, разделенные по половому признаку на бабуль-дворников и дворовых мальчишек, играют незамысловатые клоунские антре, по рисунку чуть резковатые, рваного ритма, в которых актерская интуиция равнозначна зоркости на чужую характерность.

Юные зрители, подчиняясь законам своего возраста, успевают в этом оптимистическом бедламе разглядеть что-то глубоко свое, взрослым вряд ли доступное. А продвинутые взрослые могут вспомнить комедию дель арте — тоже хороший способ потешить самолюбие.

Не менее содержателен набор драматических этюдов «Вариации на темы полетов» — фантазия, подсказанная образами русской литературы ХIХ — ХХ веков.

Образное освоение картин Шагала, текстов Чехова, Мариенгофа, Тэффи, Медведевой, Хармса и Платонова режиссер Нина Балаева объединяет в поток достаточно массового творческого сознания, что особенно внятно выразилось в том, какой сценический эквивалент найден обжигающе мучительной прозе Андрея Платонова: под четкую и черствую ритмику этих свинцовых фраз, кажется, преобразилось даже пространство, а простенький фанерный куб-трансформер внезапно задвигался и задышал.

Зрелище, по-своему волнующее, — типичный пример «театральной филологии», увлекательная попытка сугубо сценического решения текста.

Последнее впечатление о Русском театре драмы Республики Абхазия — как о коллективе, склонном к эксперименту. Хочется думать, что это — самое плодотворное и перспективное.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.