Сонное царство непохожих людей/(театр "Практика")

Выпуск №2-132/2010, Премьеры Москвы

В начале сентября в месте, похожем на театр «Практика», люди, похожие на актеров, сыграли нечто, похожее на спектакль, для людей, похожих на зрителей. Это не зубоскальство и даже не дружеская ирония - просто открывшая сезон «Практики» премьера - спектакль «Коммуниканты» по дебютной пьесе некоего Андрея Ретрова - крайне наглядно иллюстрирует грустную фразу, давно превратившуюся в бородатый анекдот: «Человек, похожий на прокурора, в месте, похожем на баню, с девушками похожими на <...>, занимается чем-то, похожим на <...>». Это вполне в стиле «Практики», вместе с неизбежными высказываниями об актуальности и уникальности текста, о смелости режиссерского решения и прочем. В общем, все как обычно, ремесленный процесс идет бодрым шагом в никуда. Единственной странностью на общем фоне кажется лишь один фигурант процесса, Владимир Агеев, являющийся режиссером, а не человеком, на него похожим, - возможно, во всем этом был какой-то смысл?

Сценография Эдуарда Боякова (руководитель «Практики») представляет собой чистенькую, весьма аутентичную сауну, с лежанкой посередине, с бассейном на заднем плане, отбрасывающем водяные блики, и дверью в «парилку». На авансцене - отполированный до блеска шест. Также внимание притягивают стулья, с накинутыми поверх них костюмами (символизирующими «крупных шишек», пустых людей, важных чиновников), на каждом по ордену. По бокам сцены и над лежанкой расположены телеэкраны (я сначала подумал, что это пластиковые окна и зеркало), с которых в начале спектакля передавается жизненно-важная информация вроде исполнителей ролей и автора пьесы - не сказали только, что же такое «Коммуниканты». По словам режиссера - ответ в спектакле, но я все же невольно усмехнулся, представив себе Эдуарда Боякова, вдохновенно вещающего с трибуны: «Коммуниканты - это есть новая драма плюс полная электрификация сцены». После титров на освещенной сцене появляются главные герои - толстый и успешный коммерсант, пробившийся в политики Дмитрий Борисович (Борис Каморзин), лежащий на лежанке, и девушка Люба (Юлия Волкова) с микрофоном в руке, «поющая караоке» - песню «Cто шагов назад», слова которой стремительно бегут по тем же самым экранам (сопровождаемые высококонцептуальным изображением гоночной машины, едущей по трассе). Оба героя абсолютно голые - то есть совсем. Но поскольку в российском законодательстве отсутствует четкое определение порнографии и отличия ее от эротики, можно быть спокойным за судьбу театра «Практика». В суд на него, как на Евгения Марчелли (у которого в спектакле по сцене один раз прошел голый мужчина), скорее всего, никто не подаст, хотя есть за что - налицо демонстрация как первичных, так и вторичных половых признаков. После окончания «концерта», как сказал бы Венедикт Ерофеев, «следует полторы страницы чистейшего мата». Мудрый Веничка, правда, уже во втором издании своей нетленной поэмы эти полторы страницы вымарал, оставив только бессмертное «И немедленно выпил», и укорил читателей за неуместный интерес к матерку. В спектакле же эти «полторы страницы» жирной красной линией проходят через все 80 минут. Сюжет, как было сказано выше, сводится к фразе про «человека, похожего на прокурора», слегка расширяя ее: поясняет, как этот самый похожий человек попал в эту «баню» и чем это для него закончилось - крупицы повествования, а также хоть какого-то смысла приходится стоически вычленять из бесконечного потока трехбуквенных афоризмов. «Сухого содержания» набирается лишь на пару пустопорожних диалогов о влиянии языка на людей, да на очередные кухонные откровения (которыми Дмитрий Борисович напропалую делится с девушками) про хрупкость положения в жизни и про нелегкую жизнь политического деятеля в частности. Возможно, зрителю (или тому самому человеку, на него похожему), предлагают осудить или понять и оправдать жалкого толстячка, карьера которого кончается (или не кончается) у него на глазах, но каждая реплика, содержащая хоть одно неприличное слово (а таких, конечно же, большинство) сопровождалась нейтральным, но громким гоготом. Мне же при просмотре спектакля было очень стыдно - не из-за врожденного целомудрия или морализаторства, а из-за беспредельного идиотизма происходящего. Стыд такого же рода охватывает при попытке посмотреть особо глупую американскую комедию или целиковую серию телепередачи «Дом-2», на которую, кстати, спектакль похож больше всего. И главное сходство здесь даже не в плохой игре актеров (в «Коммуникантах» они умело изображают «не игру», а в «Доме» - просто ничего не умеют), а в том, что оба этих акта культуры нельзя назвать ни хорошими, ни плохими. Они существуют в мире, где совершенно отсутствует шкала ценностей - моральных и эстетических. А потому спектакль опять рассказывает историю о некоем порожденном массовым бессознанием сверхчеловеке, свободном вообще от всего - эталонном обитателе этого мира. Единственной удачной шуткой во всем спектакле была сцена, в которой девушка Маша (Анастасия Клюева) танцует стриптиз у шеста под одну из самых мрачных мелодий 90-х годов - «Like herod» группы Mogwai, впрочем, басы были выкручены настолько, что отличить ее от махровой постсоветской попсы могли немногие. На этом можно было бы и закончить, но я все думал и думал над возможной целью спектакля, поскольку всегда трудно поверить, что в очередной раз съел гнилой арбуз.

По длительному размышлению ответ нашелся в неожиданном месте - саму суть увиденного пояснил гений массовой культуры Кристофер Нолан. В его последнем фильме сюжет вращается вокруг группы авантюристов, работа которых - элитный промышленный шпионаж, направленный на похищение секретов из голов спящих людей. Но особым шиком считается, наоборот, запрятать какую-то мысль в чью-то голову. Для усиления эффекта герои усыпляют уже спящую жертву прямо во сне, погружаясь еще глубже в чужое подсознание. Один из героев разглядел подмену реальности и понял, что спит, потрогав ковер в своей комнате - он оказался синтетическим, а не шерстяным, что уж совершенно не лезет ни в какие ворота. И когда я вспомнил фильм, все сошлось - спектакль как раз представляет собой операцию по внедрению в зрительский мозг, Агеев и Бояков являются его инициаторами и координаторами, а актеры - исполнителями. Во-первых, действие на сцене можно четко разбить на три уровня - на первом люди изображают актеров, которые на втором изображают персонажей, которые на третьем изображают людей. При чем же тут сны и фильм «Начало»? Да при том, что на каждом из этапов человек бодрствующий увидит явную подмену - люди на сцене не похожи ни на артистов, ни на политиков (и проституток), ни на людей, а пространство сцены совершенно не похоже на их (людей) обиталище. Но спящий, оторванный от естественной логики зритель не замечает обмана и воспринимает все на голубом глазу - ему не кажется странным ни модно постриженный гастарбайтер, рассуждающий о вопросах семантики, ни гармонично сложенные, одухотворенные проститутки, по ходу действия превращающиеся в комсомолок, ни люберецкий мент, оказывающийся осанистым красноармейцем навроде товарища Сухова. Если честно, я солидарен с Виктором Пелевиным, который в своем романе «Поколение П» в деталях вывел систему «трехмерной политики», в которой все политические деятели существуют исключительно на экранах телевизоров и страницах газет. За «хождение в народ» там отвечала специальная структура под названием «Народная воля», работники которой должны были рассказывать случайным людям что-то вроде: «А вчера я Чубайса в магазине видел!». «Народовольцами» можно назвать и всех участников спектакля, ведь его суть проста как блин - заронить в сознание людей и культивировать мысль, что политики существуют, что они тоже люди, что они тоже иногда ходят в баню... пьют водку (которая на сцене была представлена вполне узнаваемым брендом - продакт плейсмент?)... любят женщин и прочее. Подобным «снотворчеством», кстати, занимается и новая драма в целом - созданием и внедрением в массовое сознание образа свободного от мыслей и чувств человека (который может прикинуться хоть маргиналом, хоть пролетарием, хоть офисным работником), то есть, по сути, делает то же, что и все конъюнктурные деятели культуры вроде Бориса Моисеева и Ксении Собчак. Разница только в профессионализме и таланте «внедрителей» - некоторым просто не под силу создать хотя бы два уровня имитации. Фарсовая стилистика и общий идиотизм нужен для того, чтобы так и спящий до сих пор со времен Герцена интеллигент вдруг, не дай бог, не проснулся и не увидел вокруг себя больницы с обваливающимися потолками, разбитые, годами не чиненные дороги и дым отечества, уже не метафорически, а вполне реально закрывающий солнце, - а то ведь, что вообще может случиться, и подумать страшно. Нет, уже было. Пускай уж лучше коммуниканты в очередной раз прикидываются людьми, прикидывающимися коммуникантами под аплодисменты. Таким образом, нельзя сказать, что спектакль получился неудачным - скорее наоборот. Беда только в том, что это не спектакль, а акт промышленного шпионажа, исполненный с особым цинизмом. Плохо это или хорошо, каждый решит для себя, конечно, сам. Если проснется.

Фото Михаила Гутермана