Санкт-Петербург. "Мавр" в Государственном академическом театре им. Ленсовета

Выпуск №3-113/2008, В России

Успехом увенчался дебют столичного режиссера Гарольда Стрелкова в культурной столице. Он стал главным режиссером Государственного академического театра имени Ленсовета, заняв место В. Б. Пази, безвременно ушедшего из жизни. Опус г-на Стрелкова «Испанская баллада» по роману Фейхтвангера собрал такой богатый урожай рецензий, каким едва ли может похвастаться какой-либо российский театр. Среди множества рецензий нашлось место и одной положительной. Критики соревновались в остроумии: сей комикс серьезно анализировать не представляется возможным. Поскольку credo режиссера заключается, по-видимому, в том, чтобы рецензий не читать, он в детском неведении создал следующий комикс под названием «Мавр». Полное название трагедии У. Шекспира «Отелло — венецианский мавр», и не будем ставить в упрек подобный лаконизм названия. Афиша гласит: «Сценическая версия по пьесе У. Шекспира „Отелло“ в переводе Б. Пастернака». Не будем придираться к У.и Б., хотя начальные буквы имен не практикуются на афишах. Сценическая версия отвечает всем требованиям комикса, если таковые имеются. Трагедия — жанр наитруднейший, пьеса и есть пьеса, решай ее, в каком хочешь жанре.

На родине Шекспира такой подход имеет место давно. Так в 1996 году трое актеров создали «Небольшую Шекспировскую труппу» и прославились спектаклем «Все пьесы Шекспира в сокращении». Это действо включало 37 пьес Шекспира и продолжалось 97 минут. (Примерно столько же, сколько и «Мавр».) Трое актеров талантливо разыгрывали представление с элементами площадного театра, мюзикла, кабаре, цирка с откровенной иронией в свой адрес. Они создали не худшее детище массовой культуры, вполне могущее соперничать с известным фильмом «Влюбленный Шекспир», сценарий которого написан интеллектуалом Томом Стоппардом.

Карнавальность, игра, пародийность спектакля «Все пьесы Шекспира в сокращении» не только приводили в восторг публику, но заставили обратить внимание на спектакль строгую английскую критику, выдвинувшую спектакль на национальную премию Лоуренса Оливье.

Другой, но уже серьезный пример. Действие «Отелло» в Национальном королевском театре в постановке Сэма Мендеса перенесено в конец ХХ века. Ренессансные страсти отсутствуют. Отелло — современный интеллектуал, христианин с крестом на груди, в современной форме английского офицера. Скучные гарнизонные будни на Кипре чем-то напоминает атмосферу «Поединка» Куприна. Монотонность жизни уравновешивается карточной игрой и кутежами. Внезапно скучное гарнизонное существование поднимается на гребень трагедии, как в пьесах Пинтера. «Чудовище с зелеными глазами» оборачивается не ревностью мавра, а всего лишь мелкой завистью обойденного чинами Яго, приводя к кровавой развязке. Абсурдистско-пинтеровское звучание спектакля говорит о всеобщем отчуждении, об одиночестве, нестабильности и зыбкости почвы, в которой каждый в любой момент может увязнуть и погибнуть. И в этом свой глубокий смысл.

Но смысл начисто отсутствует в нашем «Мавре». Нельзя же серьезно воспринимать финальное заявление Яго о том, что все свершилось под влиянием Луны, «которая плодит безумцев». Режиссер полагает, что оригинальность проявляется в том, что Отелло отнюдь не мавр, как заявлено в названии, но белокожий молодой здоровяк. Мы видели белого Отелло и черноликого Яго в изумительном спектакле Темура Чхеидзе в Театре имени Марджанишвили с выдающимися актерами Отаром Мегвинетухуцеси и Нодаром Мглоблишвили. Эта метафора была оправдана всем настроем спектакля. Отелло в спектакле Стрелкова скорее герой «Конька-горбунка» или сказки про Емелю. Но в отличие от них он не обладает ни здравым смыслом, ни сметливостью.

Его поступки не объяснимы и с точки зрения психологии. Проделки Яго, иначе не назовешь его действия, конечно, имеют объяснение, поскольку он обойден по службе, но его неуклюжие интриги (неуклюжие потому, что шекспировский текст выброшен) настолько шиты белыми нитками, что даже Иванушка-дурачок их бы разгадал с первого раза без подсказки Василисы Премудрой или Марьи-Красы. Тяжелое нагромождение событий приводит ко всем известному финалу. Игры с платком, подаренным Отелло Дездемоне, вызывают недоумение не только величиной пресловутого платка (он тянет на двуспальную простыню), но его поисками, которыми занимаются все персонажи, включая куртизанку Бьянку, перерывая сундуки с семейным бельем. Что это означает? Роются в чужом (грязном) белье?

Чтобы напомнить, что дело происходит на острове, в ход идут лодки, с которыми в порыве гнева вытворяет непонятные манипуляции Отелло. Или вода, которой обливают персонажей или просто и грубо окунают головой в ведро опять же с водой.

Господин Стрелков не доверяет Шекспиру, не доверяет публике, которой приходится многое объяснять. Выход Отелло, несущего на плечах вытянувшуюся в струну Дездемону, вероятно, аллегория. Эта гимнастическая композиция не может не восхитить, но задает публике нелегкую задачу. Что она означает? Уж не крест ли, подсказывающий недоумевающей публике, что так вскоре будут распяты Дездемона и Отелло? Разумеется, метафорически. После этого эффектного выхода супруги вступают в диалог, и Отелло на разные лады повторяет: «Ты перед сном молилась, Дездемона?». Публике намекают пластическими мизансценами, что финал будет кровавым, поскольку Отелло то ли играючи, то ли угрожая, проделывает движения, напоминающие о том, что рано или поздно задушит. Но пока все кончается благополучно.

С виду добродушный, но в душе коварный Яго заставляет напиться до потери сознания симпатичного Кассио, интеллигентность которого выражается в том, что он в очках. Вероятно, испортил зрение, слишком много времени проводя за чтением. Это его единственная характеристика. Дездемона запоминается отточенной пластикой.

Костяк сюжета удалось сохранить, но при этом непонятно, зачем и для чего происходят события. Зачем взят перевод Б. Л. Пастернака, если никто не владеет стихом? Зачем гремят тамтамы, если мавр — вовсе и не мавр? Говорить об актерах не представляется возможным, поскольку в задачу критики не входит оскорблять без вины виноватых. Они известны по другим спектаклям, поставленным другими режиссерами.

Сценическая версия трагедии Шекспира явно уступает первоисточнику. В зале часто смеются не потому, что считают, что пришли на комедию, а потому что в данной сценической версии очень много нелепостей. Хотя не больше, чем в «Испанской балладе». Преимущество «Мавра» в том, что спектакль намного короче. Что остается делать? Разве что смириться, что «к нам приехал, к нам приехал (имя рек) дорогой». Но смиряться не хочется. История Театра имени Ленсовета, подобно пеплу Клааса, стучит в сердце.

Фото Эдгара Зинатуллина