Чувство полета дают вовсе не крылья. Х Международный фестиваль Молодежных детских театров «Манифест»

Выпуск №3-113/2008, Фестивали

Чувство полета дают вовсе не крылья. Х Международный фестиваль Молодежных детских театров «Манифест»

Это уже целая история — десять минифестов в Ростове — история, в которую время (а оно охватывает почти 20 лет) потихоньку вносило свои коррективы. Считайте, три детских поколения прошло через фестивали, и на самых первых присутствовала юная публика по существу еще докомпьютерной эры. Она увидела спектакли со всех концов света: Италии, Дании, Гватемалы, Америки, Японии, Нидерландов, Швеции, Бразилии, Бельгии, Франции, Кореи... Спектакли, которые разительно отличались от российских (во всяком случае, ростовских) формой, сценическим языком, манерой общения с залом.

Да что там юная публика! Со всего Союза (и из других стран) съезжались на ростовские минифесты театральные люди, и каждый спектакль давался дважды: один именовался фестивальным — ибо гости своим солидным числом перекрывали бы путь зрителям, а другой — для всех. И, действительно, спектакли шли на нескольких площадках города и были доступны всем желающим. Как и мастер-классы, семинары, обсуждения фестивальных работ.

По замыслу устроителей: Министерства культуры России, областного министерства, администраций города и области, Ростовского ТЮЗа — позже он стал называться Молодежным театром, с непременным участием АССИТЕЖ (а в 96-м году минифест проходил параллельно с XII Всемирным конгрессом ассоциации), небольшие по объему представления для детей должны были составлять афишу фестиваля. Поначалу так и было. Постепенно к зарубежным стали прибавляться отечественные театры, что справедливо. Театры были первоклассные — из Екатеринбурга, Самары, Санкт-Петербурга, Ташкента, Москвы, Ярославля...

На фестиваль, быстро ставший популярным, пожаловали полномасштабные спектакли. Им не препятствовали, хотя народ был обескуражен и, естественно, интересовался, каким детям предназначен, к примеру, немецкий спектакль «Желание сладостного удовольствия, преследующее меня даже во сне», который разворачивался среди зрителей, сидящих за столиками с угощением и вином, или привезенная из Челябинска шекспировская «Буря», которая к тому же заканчивалась глубоко за полночь.

Иные профессиональные критики, напротив, скептически относились к лапидарным зрелищам, полагая, что они просто удобны для поездок по всему миру с одним чемоданчиком для реквизита.

В действительности же все «за» и «против» решал художественный результат спектакля. Например, 20-минутная философская притча для детей «Выпуклый» польского театра «Вежбак» и не требовала большего времени. Она была полнокровна за счет плотности мысли и пластической ясности зрелища. Зрителей провоцировали на участие в финале — кто-то из них должен был догадаться и освободить артиста из-под наваленных на него корзин.

Нынче, как правило, то, что солидно именуют интерактивным общением с залом, — нехитрые приемы: либо шары кидают со сцены в зрительские ряды, либо обращаются к малышовой публике с важным вопросом: «Дети, куда волк побежал?»

На минифестах отсутствовал примитив: можно было присоединиться к бессюжетному спектаклю-игре; в другом спектакле актриса переговаривалась с залом, уточняя русские слова, вставленные в ее рассказ, нисколько не страдающий от этих импровизаций; на сцене рисовали цветными мелками, которые оказывались конфетами (вот, попробуйте!); просили зрителей сдвинуться то вправо, то влево, чтобы весь зал уместился на общем снимке — на память.

Ростов пережил подлинный театральный бум и жил от минифеста до минифеста, хотя последующие уже не состояли из одних шедевров. Можно было увидеть спектакли из разряда «так себе», но все равно каждый ждали с нетерпением, а театр, приехавший к нам вторично, встречали уже с родственной теплотой.

В 2004-м и 2006-м неожиданно для зрителей под маркой минифеста прошли совсем другие фестивали, состоящие из спектаклей, получивших «Золотую Маску» либо номинированных на нее. Благодарная публика не игнорировала их, хотя они явно были «из другой оперы».

Нынче решено было вернуться к первоначальной идее минифеста. В его программу, как и прежде, включили мастер-классы: для драматургов, для актеров, для руководителей театральных студий и организаторов внеклассной работы. В афишу фестиваля вошли спектакли четырех зарубежных и шести российских театров. Одни предназначались тому возрасту, в котором ребятишек еще водят в кукольный театр: «Тондо Редондо», «Маленькая Красная шапочка». Другие не лишали подростково-юношескую аудиторию глубины переживаний — например, «Царь Pjotr». А к третьим: «Касатка» и «Мелкий бес» — многие зрители обращали уже звучавший на прежних минифестах вопрос: «На каких детей они рассчитаны?»

Хореографическое представление «Тондо Редондо» театра «Да те Данса» из Гранады (Испания), как сказано в аннотации к нему, «адресовано детям от 0 до 3 лет». Его трудно анализировать — он просто завораживает музыкой и движениями двух актрис — Розы Монтолиу и Марии Сако, воспринимаемыми как пластические импровизации. Остается только восхититься тем, что с младых ногтей испанские ребятишки приучены усваивать язык танца, что-то фантазировать себе, слушая музыку. А она ведь вкупе с пластикой (хореограф Омар Меза) не просто ведет за собой, но и рассказывает о зарождении жизни, о вхождении крошечного существа в мир, о первых впечатлениях и знакомстве с вещами, имеющими свою тайну.

Актрисы не присаживаются перед маленькими зрителями на корточки, не делают подчеркнутых усилий, чтобы быть понятыми: что малыши усвоят, то усвоят. А вот исполнители всех ролей в «Маленькой Красной шапочке» (театр «Патраскет», Дания) Мария Миргаард и Томас Даниельсен стараются быть на сцене детьми, подражать их повадкам и мимике. Иронический пересказ известной сказки Шарля Перро воспринимается залом легко и весело. Режиссер Каролина Хейсканен рассчитывает на то, что дошколята легко примут правила игры, увидев на пальце актрисы красный колпачок-наперсток (Красная шапочка), а когда она наденет красный капюшон, это никого не смутит — дети естественно переключаются с образа на образ. И белый чепец бабушки на голове актрисы, а потом и актера (это волк пытается играть «под бабушку») не мешает понять, что позже крошечная копия чепца насаживается на палец для наглядности волчьего коварства — зверь проглатывает миниатюрный головной убор (в смысле бабушку) в мгновение ока.

Юную публику веселит корзиночка, с которой девочка уходит в лес к бабушке, поскольку корзиночка эта величиной с детский кулачок, а нам рассказывают, что Красная шапочка несет в ней не только пирожки, но и рыбу, и пирог с капустой и яйцами, и закуски из Макдональдса.

Сказку сопровождает музыкант, играющий на банджо, губной гармонике и бубне, иногда вставляет словцо или, обойдясь без него, выражает свое согласие (несогласие) с поступками персонажей. Естественно, еще не зная подобных слов, малыши увидели, что такое современная трактовка классики.

Евгений Клюев создает классику сам. Его «Сказки на всякий случай» поставил Владимир Богатырев в Российском академическом молодежном театре — РАМТе. Этот спектакль вызывает в памяти известные строки Давида Самойлова:

Мы не меняемся совсем.
Мы те же, что и в детстве раннем.
Мы лишь живем.
И только тем Кору грубеющую раним.

Артисты не делают вид, будто они еще моложе. Они играют от своего возраста — по логике только что приведенных строк, видимо, чувствуя себя теми же, «что и в детстве раннем». И это исключает фальшь и наигрыш.

Они улетают за кулисы и возвращаются, быстренько меняют детали костюмов, организуют площадку для следующего сюжета, а создается впечатление неспешного разговора с залом, потому что за темповой игрой слово не теряется. Умное и доброе слово всякий раз обнажает смысл коротких историй, цепь которых имеет свой внутренний сюжет, который развивается вовсе не от простого к сложному, как можно было бы предположить вначале, а по естественной жизненной и художественной логике.

На сцене полно предметов — сундуки, бочка, плетеное кресло, стремянка, лестница, коробки... Их обилие не раздражает, они меняют свою роль от истории к истории и составляют вместе с людьми гармоничную картину единого мира.

Над спектаклем витает дух Андерсена — ведь никто не умел лучше, чем он, понять душу вещей. Артисты приглашают зрителей пристально вглядеться в предметы, окружающие нас и имеющие свой характер, а то и норов. Особенно нагляден этот урок тогда, когда живыми становятся на сцене Дорогие лыжи, Коробочка с красками, Чайный пакетик, Пуговка, Почтовый ящик и даже Светлая мечта...

Обычные вещи, обычные люди. Приятно узнавать себя в них. Герой спектакля «Что любит мистер Берт» (театр «Копергьетери», Бельгия) тоже человек самый что ни на есть ординарный — не супермен, без выдающихся качеств и запоминающейся внешности. Напротив, не очень удачлив, не так уж привлекателен; в России его назвали бы увальнем. Но масштаб желаний! Он хочет всего и сразу. И его желаниям аккомпанируют победительные ритмы пасадобля, танго, румбы и самбы. Композитор Йохан де Смет написал для спектакля стилизованную музыку, которая кажется нам знакомой. Она вливает в мистера Берта оптимизм, не подвластный напору Высокого худощавого человека, мыслящего конкретно и трезво и знающего, что чудес на свете не бывает.

Режиссер спектакля Ева Бал строит отношения двух ни в чем не схожих людей как хореографические поединки, и неожиданно легкий и пластичный мистер Берт (Грегори Каерс) оказывается нам милее своего приземленного «оппонента» (Том Тернест), которому надо понять, как именно приторочены крылья к спине Феи — они же не могут в самом деле естественно расти! Высокий худощавый человек с опаской притрагивается к ним и отдергивает руку, когда Фея вскрикивает от боли, но все равно не может поверить в то, что такое существо возможно в реальности. А прелестная Фея (Мариеке де Мари), похожая на ангела, кажется, ступает, не касаясь земли и, нечаянно попав к людям, может и не выжить, если с нею обойдутся неделикатно.

Чувство же полета дают, оказывается, вовсе не крылья, а любовь, поэтому, прицепив их, скучный прагматик Высокий худощавый человек все равно не в силах взлететь, а скачет на палочке верхом — такая проза... О любви, выше которой нет ничего на свете, рассказали артисты болгарского театра «Кредо», которых мы полюбили 13 лет назад. Тогда они привезли на ростовский минифест подлинный шедевр — «Шинель» по Гоголю, а нынче показали спектакль по сказке Г.-Х.Андерсена «Муж всегда прав». Это северная история, сотканная из одной белизны: белая избушка, белые тулупы старика и старушки, высокие шапки и мягкие валенцы, белый конь, и корова, и овца, и курица... И от холодной снежной сказки веет таким теплом!

Инсценируют, режиссируют, придумывают марионеток и играют в «Кредо» двое — Нина Димитрова и Васил Василев-Зуек: он — папулю, она — мамулю и всех продавцов на ярмарке, которые чуть-чуть различаются формой шапки или усами. Спектакль по Андерсену им заказали к 200-летию великого сказочника его земляки. Именно по этой сказке. «Мы прочли ее и умерли, — так вспоминает начало работы Нина. — Текст, текст и текст... Как это можно играть? Да и сюжеты внутри повествования все время повторяются — торг на ярмарке, диалог стариков к финалу».

А зрители не устают от этих повторов и почти каждую фразу прерывают смехом и аплодисментами. Потому что редкая непрактичность и бестолковость старичка, нарастающие с каждым новым поворотом сюжета, будут прямо пропорциональны восторгу, с каким старушка встречает боязливое признание мужа в том, что он сменял коня на корову, корову на овцу, овцу на курицу, а ту — на мешок гнилых яблок, которые тоже не уцелели.

Остроумно придуманные марионетки из того же белоснежного синтепона, на тонких тростях, будут поддерживать сказочную вероятность всего происходящего. Хозяин коровы продемонстрирует преимущества этого животного, доставая из одного вымени-кармашка стакан молока, из другого — брынзу, из третьего — конус мороженого. Голова овцы, прячась под тело-полотнище, мгновенно окажется выменем и, выпрастываясь, снова займет свое первоначальное место. Курица похожа на корзиночку, когда ей складывают крылья. Она снесет огромное яйцо тут же, на сцене, к удовольствию зрителей.

Слово «удовольствие» не раз прозвучит из уст старушки. Быстро справившись с собой после рассказа об очередной ярмарочной сделке мужа, она скажет с особым чувством: «Ты знаешь, как доставить мне удовольствие». Этой фразы у Андерсена нет, но она так просилась в эту сказку о теплом снеге. Когда любишь, всегда найдешь оправдание даже самому нелепому поступку своей бесценной половины. Любовь противостоит жестокости, когда жизнь кажется невыносимой. Калмыцкий театр «Джангар» (Элиста) привез на фестиваль драму «Араш» — о мальчике, который с сотнями своих соплеменников был выселен в годы войны в сибирскую глушь. Борис Манджиев (он и постановщик) вместе с Валерием Яшкуловым написали эту историю, введя в нее героев национального эпоса, которые согревают память отторгнутых от родного края людей. А подросток Араш по малости лет не может помнить ни народных ритуалов, ни тюльпанов в калмыцкой степи, ни роскошных одеяний божественной девы Окон-Тегри, ни изящной поступи волшебного коня Аранзала.

Все это является в его мечтах, контрастируя неземной красотой с убогой серостью железнодорожного разъезда, где под открытым небом сидят мама Араша и его дядя, изувеченный на войне. Крутится в центре сцены паровозное колесо, колесо судьбы. Не остановить его ребенку, не встретить ему отца-летчика с фронта (мать скрывала от него похоронку). Араш живет ожиданием, не расстается с деревянным самолетиком, в фантазиях разговаривает со Сталиным и Гитлером. Их сценические фигуры могли бы вызвать улыбку (возможно, такими их представляли во фронтовых концертах), если бы не были увидены глазами ребенка. Простодушна и манера игры молодого артиста Алексея Сарангова (Араш) и его партнеров.

Стремление насильственно оторванных от родины жителей калмыцких степей не уступать злому року (персонифицированному в фигуре дирижера) придает повествованию эпическую высоту. Люди в черных одеждах, наподобие античного хора, становятся то вагонами поезда-судьбы, то персонажами народного эпоса. Думается, напрасно местная жительница Степанида произносит фразу: «Хорошие вы люди. За что вас сюда?» Зрители и без того в силах понять, какие люди перед ними. И вряд ли Степанида, для которой Сибирь — не место ссылки, а такой же родной край, как для калмыков — степь, могла сказать: «За что вас СЮДА?» За что ОТТУДА? — вот смысл вопроса.

Судьба в виде обычной девочки (с необычным предметом в руках — луной) стала одним из главных действующих лиц спектакля «Царь Pjotr» по пьесе Эвы  К. Матиссен. Это совместный проект театра-фестиваля «Балтийский дом» (Санкт-Петербург) и «MUZTheater» из города Заандам (Нидерланды).

Переведенная в регистр сказки история восхождения и гибели русского царя поставлена Анатолием Праудиным в жанре жестокого лубка. Если в первом действии вся эта сказочная кутерьма с бестолковым Иваном-дураком и голландцем Хэрритом, явившимся в Россию, точно белый человек к туземцам, веселит, если царь, не похожий ни на какие знакомые нам изображения, здесь очень молод и светел лицом, то второе действие воплощает трагически осуществленную мечту юного Петра. Достигнув вершины, получив, как и желал, «все-все-превсе», он при нас надевает черный парик и клеит усы, медленно оборачиваясь к залу и являя лицо человека, всего достигшего и потерявшего самое дорогое (ярко прожитая Юрием Елагиным роль).

Страшна оказалась жизнь, скроенная по западным лекалам, но все с тем же Иваном-дураком в советниках (он же Сашка Меншиков); невезуч захлестнутый наводнением город, поставленный (мы-то знаем!) на костях не только лягушкиных родственников. Страшна последняя мука царя, пытающего своего сына. Выносят шест с неким подобием измученного лица и свисающими окровавленными полосками, которые срывает доведенный до отчаяния Петр, а придворные закрывают лица руками. Алексей — не самое дорогое для него, нет! Вот доказательство! И непреклонная девочка-судьба с притворно кротким голоском (Маргарита Лоскутникова) не должна забирать у царя сына. Но ее не обмануть... Непомерную цену заплатил Петр за дерзновенную мечту свою, а город, в страданиях рожденный, построенный на наших глазах и узнаваемый в самых знаменитых своих зданиях, засветился огнями. Ну, это мы уже видели на одном из наших минифестов — выставленный на авансцену маленький город с горящими окнами...

Пожалуй, пика переживаний зрители достигли на спектакле Ростовского молодежного театра «Мелкий бес» по роману Федора Сологуба. «Гадость!» — говорил его главный персонаж Передонов обо всем, что встречал на пути, и всех подозревал в порочных замыслах. Тут невозможно актеру Владимиру Воробьеву найти, по классике, доброе в дурном. Нету доброго, а есть скопище пороков. И воплощена на сцене эта никчемная, вызывающая чувство брезгливости жизнь в жанре мистического балагана (режиссер Лариса Лелянова).

Передонова пугают персонажи в оскаленных масках, ухмыляется недотыкомка (неслышный, с балетной поступью Денис Нефедьев), но вся эта нечисть не так страшна, как коммунальная свара, пьяный разгул, убогость жизни. Она абсурдна и в то же время реальна, подозрительно напоминая наше недавнее совковое существование. Какие до боли знакомые персонажи, сыгранные Светланой Садиковой (Варвара), Валерией Исквориной (Грушина), Ольгой Щелоковой (Вершина)! Неистребимая мещанская нахрапистость, наивная хитреца и густой, вязкий подхалимаж, одержимость измельчавшими бесами. И не только Передонову, а всем им хочется выпрыгнуть из своей кожи и стать кем-то другим. Лучше всего поменять судьбу. Или хотя бы денег подзаработать.

Не знаю, насколько внятна будет для сегодняшних зрителей полемика Сологуба со столпами русской литературы и, прежде всего, с Пушкиным (ее не исчерпать и не прояснить количеством портретов Александра Сергеевича на сцене — их три), но язвительные параллели со «Сказкой о царе Салтане» — смотрины у Рутиловых и с «Пиковой дамой» — явления княгини Волчанской — достаточно красноречивы. Литературных ассоциаций с «Касаткой» Алексея Толстого тоже предостаточно, но не в них дело. Знаменитый спектакль Семена Спивака в декорациях Марта Китаева и Михаила Платонова (Санкт-Петербургский молодежный Театр на Фонтанке) достался повзрослевшим зрителям первых минифестов в качестве фестивального подарка. Не бог весть, какая пьеса, и течение сюжета в ней предсказуемо. Мы видим, что первая пара: Маша и князь Бельский — никак не монтируется, потом — что и вторую пару: Илью и Раису — не связывают нежные чувства, и догадываемся, что с ними всеми произойдет. На чем же держится зрительский интерес?

На изяществе сценической формы, в которой лирическая приподнятость тут же обнаруживает ироническую подкладку. Она ощутима и в сценографии. Утрированному модерну гостиничного номера в первом действии вроде бы противопоставлена залитая светом, кружевная идиллия деревенского быта. Но ведь огромная кочковатая яблоня неэстетична (гипертрофированное представление о древе познания или просто об изобилии), и когда Илья с Машей дают волю своей страсти, играют бичами, точно приручая друг друга, а потом картинно, под грозовые всполохи, повисают на ветвях, сшибая яблоки, — во всей этой сцене есть усмешка над расхожим представлением о безумной любви.

А любовь все равно в «Касатке» есть, и естественная тяга каждого персонажа комедии к родному существу — тоже. Этой тоской по человеческому теплу пронизан спектакль, движение и дыхание которого подчинены идеально выверенному ритму. Поэтому так органичны в этой ритмической системе сцены с граммофоном, с полетом бумажного змея. Они передают атмосферу, настроение, состояние души тоньше, чем это можно было бы сделать на словах.

И артисты находят в природе лирической комедии такие нюансы, которые делают всю историю гораздо более полнокровной, чем в пьесе. Капризная Мария (Наталья Суркова), еще недавно бездарно изображавшая обиду в полной уверенности — ведь номер отработан! — что «дожмет» князя, окажется беззащитной перед натиском страсти и кротко попросит у Ильи минуту для объяснения, совсем не думая о том, как выглядит. А Михаил Черняк, довольно манерный в роли князя, неожиданно заговорит просто и грустно, когда придет к нему Раиса перед свадьбой в надежде услышать признание, а он и в мечтах не может допустить для себя счастья. Больше всех досталось аплодисментов Сергею Барковскому, который наделил Абрама Желтухина умением и приспосабливаться к обстоятельствам, и извлекать посильную выгоду, и терпеть, и льстить. В нем есть что-то от Аркашки Счастливцева, которого жизнь научила не благородничать попусту, но Желтухина подводит (а бывает, выручает!) сентиментальность. А то, как он на разные лады трижды поет «О соле мио!», выдает в нем человека отнюдь не элементарного. «Все животные имеют право на отдых», — вздыхает Абрам, и хочется, чтобы ему тоже повезло.

...Эмблема фестиваля — пестрая бабочка-клоун — в десятый раз взлетела над зрительным залом и уложена отдыхать на два года, до одиннадцатого минифеста. Успеют подрасти дети, которых сегодня возят в колясках, а ребята «хулиганского возраста», для которых мало что было в нынешней афише (и вообще для них редко что сочиняют в театре), может быть, не успеют по уши завязнуть в компьютере. Все-таки театр, при всех его виражах, объявленных и необъявленных кризисах, был и остается территорией любви. Здесь пробуждают у людей добрые чувства и поддерживают надежду на человеческую жизнь. «Когда бы не было надежд, на черта белый свет?» — так поется в знаменитой песне Булата Окуджавы. И вправду...

Фото Марии Ким

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.