Очень даже театр / "Богема", "Паяцы" (Санктъ-Петербургъ Опера)

Выпуск №9-139/2011, Премьеры Санкт-Петербурга

Очень даже театр / "Богема", "Паяцы" (Санктъ-Петербургъ Опера)
Одно из главных качеств режиссерских опусов Юрия Александрова: их всегда интересно смотреть. Часто содержание спектакля (а не традиционного либретто) трудно предсказуемо, непременно надо досидеть до конца, чтобы иными глазами увидеть начало.
Александров любит режиссерские сюжеты-перевертыши. Татьяна в его «Евгении Онегине» оказывается вовсе не жертвой собственной нежной страсти, а эмансипированной молодой романисткой, с азартом управляющей своими персонажами. Виолетта в «Травиате» выбирает какую ни есть, хоть и на панели, но реальную жизнь вместо трогательной истории, вычитанной в романе. Командор в «Дон Жуане» - не убитый, а интриган-убийца. Да и Канио в «Паяцах» совсем не прост.
Удивительным образом эти режиссерские сюжеты-перевертыши в большинстве случаев срастаются с партитурами. При большом старании можно найти некоторые нестыковки, но то, что раскрывается в содержании спектакля, по большому счету не противоречит смыслу музыки, и чаще всего расширяет возможности ее воздействия на нас.
В «Паяцах» Леонкавалло, премьере Санктъ-Петербургъ Опера на первый взгляд нет ничего ошеломляющего. Странными кажутся разве что увертюра, исполненная под громкие замечания дирижера, растерянная девица на авансцене, явно попавшая не на ту репетицию, да пролог, поделенный на реплики и спетый в гримерке перед началом спектакля не одним, а сразу тремя певцами. Обычный театральный стеб - буднично и в то же время слегка на котурнах.
В экспозиции спектакля - на вполне современной пресс-конференции, где поспешно расхватываются бутерброды и напитки, а актеры гарцуют перед журналистами, - обозначаются амплуа: Сильвио - герой-любовник, баритон; Тонио - простак-злодей, тоже баритон; Недда - героиня, сопрано; наконец, главный в этой компании распорядитель актерских судеб и кредитов, жесткий, деспотичный директор труппы Канио, тенор. В спектакле Александрова эти люди живут странной двойной жизнью, настолько тесно переплетая собственную человеческую судьбу с действием в рамках амплуа, что, даже хорошо зная содержание оперы, до самого конца не можешь понять, где жизнь, а где театр. Об этой загадочной двойственности актерской профессии и создал режиссер свой сценический опус.
Характеры сочны и объемны, предлагаемые обстоятельства провоцируют на яркие эмоциональные всплески. Недда, рабски зависимая от деспота Канио, еще сильнее жаждет нормального семейного счастья, наблюдая бурное веселье чужой свадьбы из темноты театрального подвала. Насильник Тонио «заводится», снизу подглядывая за Неддой, взлетевшей вверх по ажурной лестнице вслед за своей полетной мелодией. Герои, застигнутые ушлой журналисткой во время любовного дуэта, с удвоенной силой, напоказ изображают роковые страсти, но потом, охваченные взаимным желанием, забывают обо всем. А вездесущий Канио как Карабас-Барабас (даже бороду нацепляет вроде бы в шутку) наблюдает за всем этим сверху, и делается страшно от того, что истинных чувств его не понять. Когда в этой роли на сцене Виктор Алешков, спектакль становится особенно жестким. Худощавый, жилистый, циничный, Канио повелевает своей труппой и обстоятельствами с жестокостью опытного мафиози.
К моменту представления комедии масок страсти обнажены и раскалены до предела. И тут художник Вячеслав Окунев развертывает перед зрителем особо изысканную картинку. Словно реализуется мечта-воспоминание о карнавальной красоте commedia dell arte: гипербола силуэтов, смелое сочетание цветов, роскошь тканей - все обольщает яркой театральностью. Льется капризно-чувственная серенада Арлекина, а герой-любовник выступает в обличии большого золотого каплуна.
Но вот раздосадованная Коломбина-Недда начинает срывать с себя театральный костюм, демонстративно переодевается в обычное платье, хватает чемоданчик и пытается уйти под угрожающие реплики разъяренного Канио и рев публики, которая расселась в первом ряду зрительного зала. На сцене происходит убийство Недды и золотого каплуна, все предельно драматично и правдоподобно, но с последними звуками оркестра Канио вскрикивает цирковое «Ап!» - актеры вскакивают, напряжение мгновенно снято. Зритель изящно обманут, артисты раскланиваются.
Но в послужном списке Александрова есть спектакли, где он сознательно не выстраивает дополнительной театральной интриги. Такова в репертуаре Санктъ-Петербургъ Опера «Тоска» Пуччини, сделанная по канонам настоящей мелодрамы. Спектакль эмоционально ярок, красив благодаря умению Вячеслава Окунева превратить эффектную деталь декора в образное целое. Постановка не претендует на «приращение новых смыслов» (выражение театроведа Михаила Мугинштейна), а воздействует на зрителя впрямую, и достаточно сильно.
По сути, такова и «Богема» Пуччини, последняя премьера театра. Перенесение в современность практически ничего не меняет. Правда, это помогает постановщикам решить на маленькой сцене пространственную проблему предрождественского праздника, который просто перенесен в небольшое кафе fast food, да вместо ресторанчика у заставы действие происходит перед входом в ночной клуб. В остальном проблемы у персонажей, что в девятнадцатом, что в двадцать первом веке, одни и те же: молодые люди хотят жить, радоваться и любить от души, а реальная действительность жестко сталкивает их с бедностью, творческой нереализованностью, беззащитностью перед смертельной болезнью. Если в осовремененной «Лючии ди Ламмермур» Александров все-таки резко поворачивал исходный материал, внося в спектакль тему ухода сегодняшней молодежи в мрачные направления субкультуры (готы), то в «Богеме» принципиально ничего не меняется. И слава Богу! «Богема» - материя очень тонкая, обращаться с ней лучше побережнее. Она и так дает постановщикам и исполнителям богатые возможности для интерпретаций.
Часто, встречая друзей на премьере, Александров говорит: «Приходите завтра тоже. Будет совсем другой состав и совсем другой спектакль!» Собственно, что в этом особенного? В наших музыкальных театрах, в отличие от западных, всегда много составов. Не знаешь, на кого попадешь и что останется от первоначального замысла. Но особенность небольшого театра на Галерной в том и состоит, что спектакль на разных исполнителей в большинстве случаев корректируется сознательно. Здесь интересно потому, что не предугадаешь, как повернет сюжет постановщик и как повернет его другой исполнитель. Конечно, комбинации в составах складываются разные, какие-то более интересные, какие-то - менее.
В «Богеме» акценты тоже подвижны. Так, Мими у Юлии Птицыной традиционно трогательна и нежна. У Евгении Муравьевой все куда менее привычно. Ее героиня в начале совсем не осознает свою болезнь, она приходит в жилище молодых людей, явно желая завязать знакомство. Обморок ее вполне притворный, ключи она нарочито ищет не там, где могла их уронить. Но Мими молода и, несмотря на маленькие хитрости, полна наивной прелести. Рудольф с удовольствием ей подыгрывает, и они чудесно ладят. В таком варианте линия спектакля просматривается ярче: от легкости бытия в облаках надежд - к обнаженной горькой реальности.
Рудольфы в спектакле тоже разные. Евгений Наговицын серьезен и даже драматичен. Порывистость и милое лукавство Владислава Мазанкина подкупает молодой непосредственностью. И как свежо в этой партии расцветился обертонами его красивый голос!
Труппа театра Александрова молода, и потому «Богема», в которой особенно трудно наблюдать натужно резвящихся немолодых дядь и теть, - это материал, абсолютно органичный для сцены на Галерной, несмотря на ее крошечные размеры. Тем более, что здесь коллектив - это прежде всего ансамбль, где каждый чувствует партнера и взаимодействует с ним, а не аккомпанирует одиноко солирующей звезде.
За пультом в Санктъ-Петербургъ Опера последнее время часто стоит молодой маэстро Александр Гойхман. И «Паяцы», и «Богема» - его спектакли. Очень эмоциональный музыкант, Александр не всегда соразмеряет звучание оркестра с размерами камерного зала, иной раз заглушает певцов. Но Гойхман - природно театральный дирижер, всегда активный участник спектакля. От него на сцену идет настоящий действенный импульс, что, как ни странно, в опере достаточно редкое. Ибо аккуратно собрать ансамбли, выровнять звучание оркестра и взять нужные темпы - это еще не театр. А Санктъ-Петербургъ Опера - очень даже театр!

Фото Юрия Алимова

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.