Переделкинская встреча / Булат Окуджава (Москва)

Выпуск № 10-140/2011, Вспоминая

Стало доброй традицией телеканала «Культура» 9 мая - в день рождения Булата Окуджавы - показывать концерты памяти поэта в Переделкино. Искренние и душевные песни и воспоминания теплотой остаются в зрительских сердцах... Мне же всякий раз вспоминается встреча с Окуджавой в его переделкинском доме. Встреча, которая открыла для меня не только оригинального писателя, автора и исполнителя собственных песен, но и удивительного человека.

Первые заочные знакомства с Булатом Окуджавой состоялись еще в 60-х, когда в доме появился незатейливый магнитофон. Вместе с пленками пришли тогда ко мне песни Высоцкого и Галича, Матвеевой и Дольского, Окуджавы... Они звучали в нашей квартире довольно часто. Позднее мы продолжили знакомство с ними через книги, пластинки, спектакли и кино. В годы первых заочных знакомств я и предположить не мог, что когда-нибудь буду общаться с Окуджавой в его переделкинском доме как с хорошим и желанным товарищем - радостно и откровенно.

В начале лета 1992 года я снимал в Москве фильм о Дмитрии Веневитинове - незаурядном современнике Пушкина, поэте, не дожившем и до 22 лет, но оставившем яркий след в российской словесности, отечественной культуре. Параллельно с этой работой готовился к постановке чеховского «Дяди Вани» и помогал ведущему редактору литературно-художественной студии «Останкино» Дине Чупахиной в съемках первой передачи «Пэн-клуб». Нам надо было снять интервью с Булатом Шалвовичем, и мы поехали к нему в Переделкино.

День был солнечный и теплый. Съемочная группа на телевизионном автобусе долго кружила по заросшим переделкинским улочкам, прежде чем мы нашли нашего знаменитого визави. Он, сравнительно недавно перенесший сложную операцию на сердце, почти не покидал дома, жил в уединении, работая над новым романом. Дина Чупахина и ее супруг, известный журналист Ионас Мисявичус, дружили с Окуджавой много лет; о нашем приезде было договорено заранее, и Булат Шалвович нас ждал. Услышав автобус, он вышел навстречу, поздоровался со всеми и, перекинувшись несколькими фразами с Диной, пригласил к себе.

Маленький домик, приветливый и уютный, вместил всех с трудом. Операторы и осветители, звукорежиссер с ассистентом мельтешили по нему туда-сюда, настраивая аппаратуру, а мы с редактором пытались, как могли, отвлечь хозяина от суеты и бедлама, хоть как-то снять невольно возникшее напряжение и неудобство. Найдя относительно спокойный уголок, мы расположились там и заговорили о самых разных вещах: о событиях в стране, о писательском Пэн-центре, друзьях и литературе. Узнав о моем желании сделать фильм о Веневитинове и его стихах, Окуджава обрадовался и заговорил о веневитиновском окружении, о воронежской родословной поэта, его короткой, но насыщенной творческой жизни, прочел несколько памятных ему строк. Так, познакомившись, погрузились мы в пушкинскую эпоху, противоречия того времени, балы и дуэли... А когда короткое интервью было снято, пили чай и вспоминали уже о Чехове, его пьесах и изумительной прозе.

Окуджава был на удивление доброжелателен, прост и человечен. Не заметил я в нем ни капли «звездности», высокомерия, позерства, назидательности. Напротив, очень быстро в общении с ним возникло ощущение близости наших мировоззрений, пристрастий, вкусов. Он рассказывал о своих планах, о новом романе, об операции, о переделкинских комарах, нещадно его донимавших. Был ироничен к самому себе, но с нами вел себя очень деликатно. В нем чувствовались гармония, притягательность и достоинство личности.

Операторы и ассистенты, свернув провода и погрузив технику в автобус, разбрелись по переделкинской округе, а мы втроем или вчетвером все не могли наговориться, ощущая друг к другу искренний интерес. Окуджава являл собой на редкость тактичную, цельную и утонченную натуру настоящего русского интеллигента. Его мудрость и изящество были сродни сущности его песен, вроде бы простых и понятных, но одновременно и метафоричных, философских, добрых и завораживающих.

В его жилище оказалось множество фотографий, висящих на стенах. С них улыбались близкие и дорогие ему люди: Ахмадулина и Искандер, Битов, Ким, Высоцкий. Они соседствовали с Гребенщиковым, Шевчуком, Даниэлем Ольбрыхским... Присутствующие на фото друзья, видимо, вызывали у хозяина необходимое ему настроение, атмосферу, некое состояние души, помогавшее жить и работать, восхищая нас своим талантом, творчеством и судьбой.

Солнце клонилось к закату, надо было уезжать, возникали даже мысли о несколько затянувшемся свидании - длиной в световой день, а он, провожая нас, вдруг по-детски сказал: «Как хорошо, что вы приехали, что мы так поговорили!» Сказал, что ему грустно с нами расставаться и чтобы мы непременно приезжали еще. Улыбаясь друг другу, пожав руки, простились как давнишние приятели. За нами захлопнулись дверцы автобуса, и поехал за окнами пейзаж. Окуджава стоял и махал нам вслед - одинокий и загадочный. Стоял, пока автобус не скрылся за поворотом. Переделкинские картинки с редкими прохожими появлялись и навсегда исчезали из вида... Булат Шалвович - живой и осязаемый - из моей жизни уже исчезнуть не мог. Я увозил какую-то его частицу с собой, в своей памяти.

Потом были и другие встречи, в другой обстановке и при других обстоятельствах. Но это уже другая история, другой рассказ...