Тара. "Четвертый тупик Олега Кошевого"

Выпуск № 4-144/2011, В России

Тара. "Четвертый тупик Олега Кошевого"

О чем, собственно, может быть произведение с таким названием? Именно вы что сейчас подумали? Неслучайно широко известный в узких кругах французский ученый-семиотик отмечал, сколь важна функция заглавия. Так что же должен предположить потенциальный зритель, не обременивший себя предварительным знакомством с пьесой?

Старшее поколение и зритель средних лет, вобравший в свое время знания о героях-молодогвардейцах, имеет определенную основу, чтобы выстроить ассоциативный ряд перед просмотром. Но вот вчерашний школьник - нынешний студент (если он, конечно, не студент исторического) сделает вывод: «Некий Олег в тупике. Жизненном». Между прочим, сделал. И пошел. 8 ноября на премьеру не столько «Тупика», сколько Северного драматического театра им. М.А.Ульянова, зная, что сожалеть о потраченном времени не придется.

Зритель шел, надо сказать, на «двойную» премьеру: пьеса омского автора Игоря Буторина была впервые представлена с театральной сцены. Билеты разобраны заранее. Ожидаемый аншлаг.

Но все же, что это за «Четвертый тупик Олега Кошевого»? Нечто тупиковое ожидало дело Олега Кошевого? Или его самого? Ладно. Допустим, его. Но почему четвертый? Три тупика уже были?

Примерно так вел себя поток зрительского сознания, решая авторский ребус еще несколько минут, пока центральный персонаж - Вася (Василий Кулыгин) не открыл загадку: «Я живу, вернее жил в Четвертом тупике имени Олега Кошевого».

«Все, - сказало изнуренное умозаключениями зрительское сознание, - подвох1, где-то кроется другой». Едем дальше. Нет, не подумайте, это не сленговый оборот. Действительно, едем. Вместе с Васей, докучающим случайным попутчикам нетрезвыми разговорами «за жизнь» свою непутевую.

Смешно. Когда вы не участник жизненной ситуации, а зритель. Тем более в театре. И все же предощущение подвоха не покидает. Завязка строится на монологе (а это почти две страницы плотного текста). Попробуйте удержать внимание 300 с лишним человек в течение семи-десяти минут в начале действия, тем более, когда почти нет никакого действия. Вот в этом-то и заключается мастерство актера. Казалось бы, это ремесло, а не повод для восхищения. Но, знаете ли, восхищает. И восхищает решение режиссера и художника-постановщика - К.Рехтина и С.Федоричева. Если в авторском тексте Василий стоит «за круглым железнодорожно-буфетным столом», то здесь он едет, движется. Вот только куда? Ну да, в Четвертый тупик, в родной дом. На похороны матери. А еще куда? Но об этом после...

Василий едет, разговаривая с попутчиками, то с тем, то с другим, с залом - зрители тоже оказываются его попутчиками. Скамья электрички, платформа, которая превратится в персонаж спектакля, навевая уже совсем иные ассоциации. Например, с «Дорогой» Феллини. Ассоциации совершенно уместные, потому что... Почему - «Дорога»? Потому что это - жизнь. Да, конечно, эта жизнь-дорога может и в тупик завести, но почему именно «Олега Кошевого»?

Эпизод возвращения домой, по сути «возвращение блудного сына», причем блудного в самом буквальном смысле. Вот и еще одна ассоциация, задающая смысловую многомерность. Только заклания тельца по такому поводу не случится, и встретит Василия не отец, как в евангельской притче, не мать, на похороны которой он так и не успел (разве что на поминки), а брат Изя - Израиль Моисеевич (Александр Горбунов) - с женой, дочерью и будущим зятем. Так изящно вводится еврейская тема. Без антисемитской пошлости, иронии для... Израиль Моисеевич мало того, что брат Васи Сидорова, он еще и токарь на заводе. «Зато как звучит: токарь золотые руки Израиль Моисеевич Левитский!» - ерничает жена (Наталия Климова). И здесь начинает свою партию чудный дуэт Горбунов-Климова. Еврей должен «звучать»! Иначе, это жалкая пародия - русский, играющий еврея. Изя «звучал». Насколько «Вася» Василия Кулыгина был тем самым Васей из Четвертого тупика, настолько Изя был Изей - иронично-лиричный образ. Александр Горбунов - неузнаваем. А это, между прочим, серьезное мерило актерского дара. Но не менее серьезный экзамен (и не в первый раз!) выдержала и Наталия Климова. Ее героиня - Зина, жена Изи (ах, какая звукопись!) - «из простых» (кто из них больше «еврей» - Изя или она, еще вопрос), абсолютно убедительна на всех уровнях: пластика, жест, интонация, вдруг в одном эпизоде обернувшаяся тонким проникновенным лиризмом, характерное слово. Впрочем, о «характерном слове» следует сказать отдельно, поскольку волей режиссера из авторского текста была аккуратно изъята экспрессивная лексика. Она не была избыточна, но все же... Изъята и заменена более щадящей, но не менее эмоциональной, вызывающей нужную реакцию, но не режущей слух. Все верно. Иначе ее присутствие было бы слишком дешевым эффектом и недостойно-ложным эпатажем. Нет нужды. Да и зритель в театр вовсе не за этим идет. Билет приобретать не обязательно, чтобы слышать мат, которым «не ругаются, а разговаривают». Такой типаж отлично передан Н.Климовой и без конкретных словооборотов.

Но чего стоит режиссерская партитура! «Еврейская» партия сменяется «русской». Дуэт Сидоровых - Васи и Юрки (Олег Шатов). Олег создал выразительный, пластичный образ юного обормота, готовящегося стать отцом. Кроссовки на ролике («скейты» называются) - отличная идея! - усиливают впечатление.

«Пошли дурака за водкой, он одну бутылку и купит. А я, как видите, не дурак», - обращается Юрка к будущему родственнику, не ведая до поры, что перед ним родной отец. Впрочем, и «отец» пока ни о чем не подозревает. «Юрка достал из пиджака еще одну бутылку. Наливают, пьют». Это поминки продолжаются. Забыли? Нет, вроде бы вспомнили: «Да, хорошо сидим - весело, в смысле скорбим, конечно».

Но все же, при чем здесь Олег Кошевой? А ответ уже появился. Как только Василий переступил порог родного дома: дети и внуки - два поколения - проводили в последний путь мать и бабушку - первое поколение. Собственно, три поколения - это начало и конец века, советской эпохи, ее идеологии и идеалов. И в этот смысловой ряд как нельзя кстати встраивается стихотворение В.Маяковского «Кем быть?», строками которого пикируются братья Страны Советов - русский Сидоров и еврей Левитский, пока не выдохнет душа Василия: «Да не могу я так!»

Звучание Маяковского в контексте постановки, углубившее смысловое наполнение спектакля, затея, надо сказать, режиссерская, в авторской версии такого «текста в тексте» нет. Затея удачная, равно как и ее актерское воплощение В.Кулыгиным и А.Горбуновым. В битве подушками (возвращение к детству и прощание с ним - мама умерла... все), чтение «программного советского»... Кого в детстве не водружали перед гостями на табурет почитать стишок? Есть что вспомнить? Поколение 90-х участь сия миновала. К счастью.

И в завершение мизансцены: «Да не могу я так!» Как? А никак. А как могу - не знаю. «Живи здесь, в тупике...» - приглашает Изя обретенного братца. Впрочем, тупик как символ совершенно лишен смысловой однозначности. Это, если угодно, «начало того конца, которым оканчивается начало». Вот и старый вохровец, Дед Мороз (Ян Новиков) увещевает: «Ну и женился бы. Она баба вон какая видная, но одинокая, да и ты тоже ничего еще. Глядишь, жизнь бы свою наладил. Раз женилку еще не истер, так и женись скорее, а то вижу, немного уже осталось с хреном наперевес бегать, скоро на полшестого покажет, и кому ты тогда нужен будешь?»

И еще об одной режиссерской находке нельзя не сказать. Это письмо матери, достраивающее ассоциативно-смысловой ряд сценического текста. В пьесе Изя просто вручает письмо Василию. Василий его прочтет. Потом когда-нибудь. Может быть. Тема разрыва поколений была задана. Как будто. Но «не работала». Она сыграет тогда, когда зазвучат фрагменты письма. Но сначала ассоциация. Какое Письмо матери вы вспомните? Правильно. Сергея Есенина. А кто знает и помнит репертуар Северного драматического, вспомнит и самую первую постановку театра с темой «Руси уходящей» все того же Есенина. Вспомнит «Анну Снегину». Так сложилось, что в первом репертуарном спектакле Русь, Россия заканчивалась и начинался Союз Советских, а в последнем (на сегодняшний день) спектакле - тема ушедшего Союза, ушедшей эпохи замыкает смысловую линию, связующую в единый текст столь разные, но близкие «Анну Снегину», «Иркутскую историю», «Пролетного гуся» и «Четвертый тупик». Это не было сверхзадачей. Так сложилось. Красиво сложилось.

Но вернемся к письму, как возвращается к нему Василий, всякий раз с опозданием, как опоздал проводить маму... Не дочитал и провалился в выгребную яму нужника. А ведь предупредила: «Гнилые доски». Вновь не дочитал и оказался «героем» трагикомедии семейных отношений. «Остановись, выслушай. Прислушайся к маме», - этот смысл важнее забавной «комедии положений», достойно пародирующей нечто мексиканско-бразильско-мыльно-оперное, столь хорошо, увы, известное нашему зрителю.

Наконец, еще одна важная находка постановки: фотографии демонстрации, искусно подобранные С.Федоричевым, где можно увидеть «маленького Изю» на плечах папы, духовой оркестр и мальчика, держащего перед трубачом ноты, услышать голос Брежнева... Все в целом, при точной, мастерской игре актерского состава, создает тонкое сочетание легкой иронии и трогательного прощания с советским прошлым. И, надо сказать, такое иронично-бережное отношение к минувшему (сложному, далеко не однозначному, но нашему), учитывая метания современности от ложного пафоса к нигилизму и назад, оказывается единственно верным подходом. Правильным.

И в заключение следует сказать об уникальном опыте Северного драматического театра, который вполне может перерасти в традицию: премьера состоялась в двух городах - в Таре и Омске. В Таре премьера прошла 8-9 ноября, а 10-го труппа отправилась в Омск, где на следующий день на сцене Дома актера представила «Четвертый тупик Олега Кошевого». Задача оказалась отнюдь не простой, не говоря уже о «двойной» премьере в разных городах, проблему создавало само сценическое пространство Дома актера, увы, существенно отличающееся от тарской сцены по техническим возможностям. Потребовалась трансформация декораций, изменение мизансцен. Кроме того, пространство оказалось «опасным» в плане акустики. Чтобы не провалиться в звуковую яму, требовалось исключительное владение речевой техникой. Словом, омская премьера оказалась серьезной проверкой актерского мастерства, которую с честью выдержали артисты, свидетельством чему были бурные аплодисменты. И, что тоже немаловажно, на омской премьере присутствовал автор пьесы - Игорь Буторин, более чем удовлетворенный сценическим воплощением пьесы.

В финале вышла Татьяна Бакулина - представитель литературной части государственного Пятого театра и вручила Северному драматическому театру специальный приз жюри Международного фестиваля «Молодые театры России», присужденный «за стилевое единство» спектаклю «Нешуточки». Фестиваль прошел в Омске в октябре, но на момент церемонии вручения официальный представитель, к сожалению, отсутствовал. Так знаменательно завершилась «двойная» премьера театра, и награда минувшего фестиваля, приравненная к лауреатской, нашла адресата.

Фото Сергея Мальгавко

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.