Томск. В предчувствии беды...

Выпуск № 6-146/2012, В России

Высок, тонок, как «юный князь изящен» да еще огненно-рыжеволос - он бросается в глаза сразу, очаровывает мгновенно и располагает к дальнейшему знакомству. И, надо сказать, оно, знакомство это, не разочаровывает: ибо юноша не только красив внешне, но и весьма наполнен внутренне. А его работе с актерами, с драматургическим материалом могли бы поучиться и более опытные режиссеры.

Молодой рыбинский режиссер, выпускник Щукинского театрального института Александр Загораев появился в Томске весной. Его пригласили в Театр юного зрителя для постановки бенефисного спектакля актрисы Марины Фадеевой. Незамысловатая, на первый взгляд, пьеса «Ночь Святого Валентина» Александра Марданя, воплотившись в спектакль, неожиданно приобрела некий космический смысл, а занятые в постановке актеры сумели показать себя с неожиданной стороны. Руководство театра уже после первой работы предложило Александру Сергеевичу занять вакантное место главного режиссера, на что тот, долго не раздумывая, и согласился. Однако вскоре покинул его в знак солидарности с директором Светланой Бунаковой, которая была вынуждена уйти из ТЮЗа.

Но Томск не смог забыть молодого и явно талантливого режиссера. Уже в начале осени он был приглашен Томским театром драмы опять же для постановки бенефисного спектакля. На этот раз - для одного из старейших актеров города, народного артиста России Дмитрия Киржеманова. Выбор пьесы был долгим и в какой-то мере мучительным. Режиссер и бенефициант не могли прийти к согласию. Их «помирил» Максим Горький. А вернее - его пьеса «Старик», написанная в 1915 году. По словам режиссера, она поразила его своей актуальностью.

- Сто лет прошло, а ничего не изменилось, - говорит Александр Загораев. - Те же проблемы, те же конфликты. А кроме того, в этой пьесе огромное множество неких экзистенциальных вопросов, над которыми я не перестаю размышлять. Например, искупление грехов... Может ли грешник, совершивший преступление, очиститься, пожертвовав деньги, пусть даже на благие дела? Я не могу однозначно ответить на этот вопрос. Мне кажется, что Горький - тоже. Может ли один человек судить другого, а тем паче - наказывать? Или это исключительно право Бога? Интересно подана и тема страдания. В какой-то мере Горький спорит здесь с Достоевским. Если у Достоевского человек очищается, приближается к Богу, только пройдя через страдания, то у Горького это вызывает протест, он утверждает, что страдание зачастую порождает обиду, зависть, злость и тем самым еще больше разрушает человеческую личность. В его комментариях к пьесе читаем: «...я старался указать, как отвратителен человек, влюбленный в свое страдание, считающий, что оно дает ему право мести за все то, что ему пришлось перенести. Но если человек убежден в том, что страдание дает ему право считать себя исключительной личностью и мстить другим за свои несчастья, - такой человек, по моему мнению, не принадлежит к людям, заслуживающим уважения других».

Несмотря на то, что на счету молодого режиссера уже немало постановок, «Старик» - его первая столь масштабная работа: и по количеству действующих лиц, и по многоплановости. Сторонник психологического театра, Александр Загораев прежде всего стремился показать развитие персонажей, затронуть какие-то тонкие струнки в душе зрителя, заставить его размышлять. И, надо сказать, ему это удалось. Зрители, порядком уставшие от формальных изысков, столь распространенных в последнее время при постановке классических произведений, почувствовали прелесть сопереживания, подтекста, внутренней интриги. На протяжении всего действия зал напряженно следил за происходящим на сцене, заражаясь исходящим оттуда ощущением все нарастающей тревоги.

«Предчувствие беды» - такое жанровое определение дал своему спектаклю Александр Загораев. Оно возникает постепенно и усиливается от сцены к сцене, от действия к действию. Поначалу зритель слегка недоумевает, почему главный герой, удачливый предприниматель Мастаков (Геннадий Поляков), человек богатый и не чуждый делам богоугодным, завершив строительство училища, не радуется, как другие, держится отрешенно, погружен в свои мысли? И ни встреча с любимой женщиной Софьей Марковной (Елена Саликова), ни щебетание обожаемой дочери (Светлана Соболь) не могут вывести его из внутреннего оцепенения. Состояние героя явно контрастирует с тем пространством, которое окружает его. Он здесь и не здесь одновременно.

Разгадка приходит быстро. Весть о некоем подозрительном Старике (Дмитрий Киржеманов), появившемся в округе и расспрашивающем о хозяине, распространяется по дому, обрастает слухами и догадками... До тех пор, пока Мастаков не признается Софье Марковне в давнем знакомстве с ним. Когда-то за совершенные преступления оба они отбывали срок на каторге. Мастаков бежал, сменил фамилию и начал новую жизнь в надежде трудом и помощью людям искупить свою вину. Старик же претерпел свои страдания до конца. И вот теперь он явился Судией над вся и всеми, ярым обличителем чужих пороков. Выясняется, что Мастаков увидел Старика в церкви на службе, еще до того, как он появился в его доме. Оттого-то он и начинает вести себя так необычно, ожидая разоблачения. Он пытается скрыть свой страх (вполне естественный в такой ситуации) от других.

Удивительное дело: с признанием Мастакова фабульная сторона спектакля уходит на второй план, и гораздо интереснее становится не гадать, чего потребует от главного героя Старик, каким образом он его накажет, а наблюдать за тем, как меняются люди в ожидании неотвратимой расплаты, как приоткрывается потаенное дно души каждого. В спектакле есть эпизод, очень значимый для понимания основной идеи.

Один из персонажей, Яков (Иван Юрчук), пустой и пошловатый малый, разыгрывает старого каменщика, намекая, что знает про него нечто нехорошее. Ни на чем не основанное утверждение, тем не менее, пугает пожилого человека. Почему? Вот как это объясняет довольный произведенным эффектом Яков: «Ведь у каждого есть что-нибудь, что он скрывает. Ну а я веду себя так, будто мне все тайны известны!»

Точно так же ведет себя и Старик. Но он не просто пугает окружающих, он нагнетает почти мистический ужас уже своим появлением, сопровождающимся грохотом грома, затемнением на сцене. Согнутая, зловещая фигура в черном полумонашеском одеянии является олицетворением самого зла. Подстать Старику и его спутница - девица Марина (Татьяна Темная), словно парализующая своим неподвижным взглядом каждого, кто встречается на пути. С приходом этой пары практически все герои «раскрывают» новые грани своей личности. И подчас - не самые лучшие. Все то темное, что сидит в каждом из них, внезапно выходит наружу. Заботливая хлопотунья нянька Захаровна в исполнении Людмилы Попывановой, узнав о грозящей хозяину опасности, не моргнув глазом, как-то даже обыденно предлагает подсыпать Старику крысиного яда. А Софья Марковна? Елене Саликовой очень хорошо удалось передать, как в ее героине борются два начала: сильной, волевой хозяйки жизни и любящей ранимой женщины. Известие о некогда совершенном Мастаковым преступлении она принимает близко к сердцу и предпринимает все, чтобы помочь любимому человеку. Но, когда понимает, что Старика деньги не интересуют, что от него нельзя откупиться, предпочитает отступить и расправиться с ним «чужими руками». Сцена расставания Софьи и Мастакова - одна из самых пронзительных в спектакле. Героиня сообщает, что уезжает на несколько дней, дабы нанять нужных людей для решения дела Мастакова. Но и она, и он, и зрители сознают: это прощание - навсегда. Предчувствие беды уже достигло своего апогея! Потому-то эта сцена и решается в спектакле не в бытовом ключе. Герои, разговаривая друг с другом, произносят свои реплики в пространство. И зрителю гораздо важнее и интереснее понять, что стоит за обыденными, казалось бы, словами.

- Идя вслед за горьковским текстом, не «модернизируя» пьесу, мы с актерами, тем не менее, не хотели создавать бытовую историю в чистом виде, - поясняет Александр Загораев. - Наш спектакль - это своеобразная притча, некое предупреждение всем нам, живущим в смутное время в предчувствии какой-то пока еще непонятной беды.

Притчевость постановки подчеркивается и многочисленными «знаками», которые необычайно интересно разгадывать. Так, все герои в спектакле (кроме Старика) одеты в белые одежды с черной отделкой (намек на греховность каждого, каким бы чистым он ни казался). Обличительные монологи Старика многократно усиливаются микрофонами и оттого звучат зловеще...

Особо хочется сказать о сценографии, выполненной московским художником Еленой Сенатовой - полноправным соавтором спектакля. Декорации, в которых играют актеры, и реалистичны и «потусторонни» одновременно. Благодаря обычной подсветке на сцене возникает перспектива, позволяющая зрителю «перемещаться» в совершенно другое пространство. В финале, когда Мастаков кончает жизнь самоубийством и не дает своему врагу вдоволь насладиться местью, сверху падает занавес. Он падает и накрывает всех, находящихся на сцене: и грешников, и тех, кто их судит. А в вышине появляется безграничное звездное небо - символ Бога. Только ему дано право судить. Но он, в отличие от людей, милостив. И потому прощает.

- Как и в пьесе, так и в спектакле финал остается открытым, - говорит Александр Загораев. - Что должен делать человек? Покаяться? Не грешить? Любить? Пусть каждый выбирает сам. Но самое главное, он не должен судить. Потому что осуждение, месть разрушительны и приводят к беде.

Фото Сергея Захарова

Фотогалерея