Зарисовки с Волковского фестиваля

Выпуск № 6-146/2012, Фестивали

Международный Волковский фестиваль для Ярославля - большое культурное событие. Качество спектаклей, на него привозимых, не столь значимо: зрители все равно будут покупать билеты. Город небольшой. Премьеры городские драмтеатры выпускать быстрее, чем у них получается, не могут. А народ жаждет зрелищ. Но даже в таких благодатных условиях на Волковский стараются не привозить спектаклей-довесков. Таких, что спущены «свыше», или появились в афише, потому что сложно было отказать кому-либо, или по другим нехудожественным причинам.

Прошедший двенадцатый фестиваль не был ознаменован какими-то прорывными спектаклями, что нередко случалось в предыдущие годы, когда в Ярославль приезжали со своими постановками «Коляда-театр», «Красный факел», «Глобус», «Тильзит-театр» и другие. Но были и в этот раз серьезные «болевые точки». Рассказать отдельно хотелось бы о них.

Не все удалось посмотреть. Из 14 спектаклей - 8. Были, как на любом фестивале, хедлайнеры. Это спектакли Евгения Марчелли («Дачники» и «Зойкина квартира»), «Ревизор» Римаса Туминаса (спектакль Малого театра Вильнюса). Многого ждали от «Мнимого больного» Анатолия Праудина, которого петербургский режиссер поставил в Саратовском ТЮЗе Киселева. Однако ждали зря. Неоправданно затянутый и «заигранный» до невозможности спектакль смотреть было тягостно. Очень быстро артисты потеряли темп (этим недугом вообще страдают многие праудинские спектакли). Хотя у спектакля и были все предпосылки стать веселым (многие сцены, к примеру, были обрамлены разыгранными анекдотами про врачей), но в какой-то момент хороший вкус словно изменил режиссеру. Откуда-то у главных персонажей появились радиомикрофоны. Анжелика и Клеант начитали рэп (к этому, очевидно ему приглянувшемуся приему режиссер вернется и в финале), размахивая руками и потрясая рюшами и кринолинами, и причудливым образом переродились в выпускников «Фабрики звезд», героев всех светских хроник тинейджерских журналов Потапа и Настю. В середине спектакля на сцену выпорхнула дородная цыганка (да-да, и такой персонаж внедрился в мольеровско-праудинский текст), и на видавших виды зрителей Волковского театра пахнуло невыветриваемым душком провинциального театра.
Та же невеселая история произошла с «Тремя сестрами» из Владимирского академического областного драматического театра. Хотя совершенно очевидно, что у режиссера Александра Огарева был придуман очень интересный спектакль. И красивый. Красота (дивные картины сменяют одна другую на протяжении действия, великолепный, волшебный свет то разливается теплом, то колет холодом) осталась, а все внутренние связи меж персонажами потерялись. И мы на протяжении трех часов наблюдали что-то вроде Цирка дю Солей, где все очень красиво, а что по смыслу - не важно. Вначале сестры словно восставали из могил (так, помнится, когда-то начинался «Калигула» Юрия Бутусова), в них же они сходили в финале, символично пройдя свой земной круг. Могилы превращались в двери, двери становились домом, который стоял без ставен, зияя пустыми глазницами. В них шел снег, летела осенняя листва. Одинокие звуки «Собачьего вальса» отскакивали от пустых стен этого дома, стоящего на семи ветрах, которые в прямом смысле слова поднимали в воздух трех мечтательных сестер... И выдувая всю чеховскую лирику, вносили в эту трактовку классической пьесы что-то совсем неживое.
Про «Дачников» и «Ревизора» писать подробно смысла нет. Об этих спектаклях уже столько всего написано! И в рамках XII Волковского фестиваля они появились, скорее, для значимости. Они совершенно в другой весовой категории, нежели остальные участники этого условного соревнования. Что «Дачников» можно смело называть одним из лучших спектаклей Евгения Марчелли, что «Ревизора» - большой удачей Туминаса среди его спектаклей последних лет. И потому они логично начали и соответственно завершили этот ярославский форум.

Начинающий драматург Алексей Щербак несколько лет назад появился на чтениях современной пьесы, которые проводились в БДТ на малой сцене. И уже тогда вызвал много вопросов у слушавших. Но прошло время, этот автор начал «ставиться». Спектакль по одноименной пьесе Щербака «Полустанок», созданный на сцене Рижского русского театра им. А.П.Чехова, не спасла даже рука режиссера Михаила Груздова. Из примитивной истории о женатом писателе, напоровшемся в поисках вдохновения на работницу железнодорожного полустанка, несчастную разведенную женщину с ребенком, можно было выдавить хотя бы максимум лирики. В конце-то концов, не всем же быть сложносочиненным автором вроде Кнута Гамсуна, кто-то вполне может побыть и в роли Эриха Марии Ремарка. Но и Ремарк из Щербака никудышный. И в примитивизме его слога погибли все артисты во главе с режиссером. Когда видишь такие спектакли, невольно возникают мысли о причудливости фортуны.

Как ни забавно это признавать, но прорывом стали два спектакля Большого театра кукол из Санкт-Петербурга. Короткометражки (каждая по 30 минут) «Колобок» и «Бармалей» - сделаны Русланом Кудашовым и его бывшими студентами (ныне артистами БТК) для самых маленьких зрителей. Буквально, от 2,5 лет. Но на них с равным интересом приходят как дети, так и их родители. «Колобка» художники Алевтина Торик и Андрей Запорожский «связали» из разноцветных клубков шерсти. Желтый клубочек - сам непоседа-Колобок. Серый валенок - печка, из которой он появился на свет. Пара седых рукавичек - Бабка с Дедом. Длинный рыжий шарф с острым носиком - Лиса... Художники и режиссер как маленькие дети: разыграли сказку при помощи сподручных средств, которые есть в комодах каждого дома.
А «Бармалей» - история, вырезанная из крафт-бумаги. Один ее огромный рулон служит и задником сцены, и самой декорацией. Его отматывают, нещадно кромсают ножницами, подсвечивают цветными фонарями, обливают краской. Одна из полученных черных клякс и становится злым и беспощадным Бармалеем, что бегает по Африке и кушает детей. Дети (две картонки - одна в юбочке, другая в штанишках) тем временем резвятся на вырезанных из крафт-бумаги носорогах или ныряют в нарисованные волны.

Полет фантазии этих вполне себе взрослых людей восхищает! Ведь быть такими свободными, как дети, скучным взрослым, как правило, не под силу.

Два спектакля оставлены напоследок. Неожиданно для всех (в том числе, кажется, и для самих организаторов фестиваля), «выстрелила» постановка из Цхинвала, Южная Осетия. «Одиннадцатую заповедь» (по мотивам пьесы «Фуэнте Овехуна» Лопе де Веги) артисты Драматического театра им. Коста Хетагурова сыграли впервые на развалинах здания Парламента, сожженного в августе 2008 года. Задуманный режиссером Иваном Осиповым как политический акт, этот спектакль стал полноценным художественным высказыванием. При минимуме декорационных средств (пара бутылок с водой, лист железа да лестница) артисты, с присущей им природной темпераментностью, играют историю не только о своей стране, но и о свободе вообще. О том, как страшна тирания. Как подло бить слабого, унижать того, кто не может постоять за себя. Как ужасна жизнь в страхе. О том, что мы имеем только то, что допускаем. Пока мы все, каждый из нас, не научимся давать отпор, говорить «Довольно!», все будет так, как есть.
В этом спектакле не обошлось без переборов: и эмоциональных (один по-настоящему разбитый в кровь нос артистки чего стоил), и эстетических (хотя безвкусные костюмы можно списать на внимательность художника Анвара Гумарова: известна любовь южан к яркому и блестящему). Но в целом уровень этого спектакля, созданного в тяжелых условиях, высок. Артисты его играли на своем родном языке. Зрители могли следить за действием по «либретто», которое каждый получил вместе с программкой. Но этот текст-подсказка был по большому счету не нужен. Происходящее на сцене было и так ясно. И больно было, и страшно, несмотря на то, что звучала чужая речь.
И, наконец, одна из последних премьер Евгения Марчелли, который возглавляет Волковский театр. «Зойкина квартира». Режиссер сложил спектакль из трех актов, каждый из которых смотрится как отдельный спектакль. В первом действие булгаковского текста развивается классически: зрители в партере, актеры на сцене. Во втором - начинается активный конферанс. В зале зажигается свет, артисты - кто спускается со сцены, кто по веревочной лестнице слезает с балкона, кто входит из фойе, дефилирует по проходу и, протиснувшись сквозь простую публику, усаживается на то место, которое заставляет уступить кого-то из зрителей. Зрителей заставляют сделать артистам массаж, просят подержать игровой пиджак, спеть песню, предлагают распить бутылку шампанского и так далее. Этот акт - о том, как заработало Зойкино ателье. Какую бурную деятельность развила красавица Зойка (Анастасия Светлова), «то ли баба, то ли черт». Так о ней и отзываются. Светлова так и играет: бесполое нечто в первом акте, женщину в мужском фраке (как символ того, что в этой жизни, в этой сумасшедшей, смутной эпохе НЭПа женщине придется надеяться только на себя) и роковую красотку в третьем. Которая наденет блестящее платье и споет «Money make the world go around» из «Кабаре». Женщина, которую переиграть невозможно. Женщина, которая умеет быть красивой, умеет быть богатой, но у нее никак не получается быть счастливой. Потому что она, как и все остальные персонажи этой «трагической буффонады» (а именно так сам Булгаков обозначил жанр своего произведения), в то чокнутое время, в которое им выпало жить, настолько заигралась, закрутилась, завралась, настолько привыкла приспосабливаться под любые обстоятельства, что в этой суете потеряла самое себя. Кто они, ее окружающие? Женщины? Мужчины? Персонажи? Марионетки? Действуют по своему желанию, или чьему-то наущению, или по отданному приказу?
Марчелли поставил не про то, что могло быть сегодня очень модным и про что в какой-то степени писал сам Михаил Булгаков (мечты об эмиграции очень уж созвучны сегодняшнему тренду «пора валить»). Он сочинил историю о всеобщей и губительной театральности.
Третий акт его спектакля имеет к тексту «Зойкиной квартиры» весьма опосредованное отношение. Зрители поднимаются на сцену, на которой во время антракта построили стеклянный куб. Актеры, одетые по-кабаретному, внутри. Зрители - вокруг. В стеклянном кубе красно-черные пары сливаются в самом страстном из существующих на свете танцев - танго. Музыканты, растворившиеся там и тут среди зрителей, им аккомпанируют. В этом хрупком стеклянном кубе-мире - рушатся судьбы, обнаруживаются обманы, развеиваются мифы, исчезают надежды... Обнажается правда. А музыка продолжает звучать, словно ничего не замечая. Мир Марчелли, режиссера, твердо стоящего на ногах, такого жизнелюбивого, такого земного, соприкасается и причудливо сплетается с наполненным мистикой, чертовщиной и божественными силами миром Булгакова. Симбиоз причудливый.
Боб Фосс писал свое «Кабаре» о том, что расцвет нацизма Германия встречала не только в страхе, но и отчаянно весело. С пьяным битьем лиц и бокалов. Евгений Марчелли тоже даст своим героям сгинуть красиво. Под звуки танго. Не в тюремных робах (ареста Зойки не покажут), а в платьях, обсыпанных пайетками. Под пронзительный вскрик мерцающей в софитах трубы. А дальше - тишина. И объявление: «Спектакль окончен».

Фото предоставлены Ярославским театром им. Ф.Волкова

Фотогалерея