Вершины и кручи "Четвертой высоты" / Шекспировский фестиваль

Выпуск № 6-146/2012, Фестивали

Пятилетие экспериментального проекта «Четвертая высота» в Саратовском ТЮЗе Киселева отметили Шекспировским фестивалем с эскизными постановками пьес великого драматурга.

Что уже дерзко. До сих пор для трехдневных репетиций (читка - показ) отбирались пьесы современных авторов, не причисленных к сонму классиков. Терзали, признаться, сомнения: как же так, наотмашь, с «Вильямом нашим, Шекспиром», если это не очередная на него пародия? Однако творческая лаборатория Олега Лоевского новшеств не боится. Да и «подстраховалась» она, пригласив Алексея Бартошевича, профессора РАТИ, председателя Шекспировской комиссии Российской Академии наук, фигуру, ключевую для отечественного шекспироведения.

Фестиваль проходил под эгидой Союза театральных деятелей России при поддержке Министерства культуры России, Министерства культуры Саратовской области, посольства Франции в РФ, Французского института и Немецкого культурного центра им. Гете в России. Прибыли будущие театроведы из РАТИ, известные театральные критики, деятели театра. Французские, немецкие, московские режиссеры ставили экспресс-варианты шекспировских пьес с артистами ТЮЗа Киселева. Всего показов было шесть.

Одну из ранних пьес Шекспира представила в режиме читки-показа режиссер Полина Стружкова (Москва). Версия «Двух веронцев» понравилась самым разным зрителям (мнения о дальнейших спектаклях сильно разошлись). Кстати, репетировали режиссеры с актерами все же неделю, а не три дня. Хотя и это не срок. В «Веронцах» удалось передать самый дух пьесы, где умные леноватые слуги беззлобно посмеиваются над «безумными» господами. Два пласта, низкий и «высокий» (с пространными речами влюбленных), отлично обыграны исполнителями ролей. Особенно хороши шуты Оселок (в него трансформировался слуга Спид) и Ланс ведущих артистов Алексея Карабанова и Ильи Володарского. Два бомжующих субъекта увлеченно делят доставшиеся им по случаю кроссовки. Если в кого и влюблены эти двое, то «в собственную постель». Великолепны их комментарии к происходящему на сцене, адаптирующие для детской аудитории излишне пышные речи господ. Единственное, что мешало, так это мусор, обильно усыпавший сцену в финале, когда влюбленные воссоединились в лесу. Спотыкаясь о пластиковые завалы, они падают и снова устремляются друг к другу. Понятен печально-иронический намек на нашу среду обитания. Есть ведь устрашающая версия экологов, что именно от мусора, а не от космических пришельцев, огромных метеоритов или техногенных катастроф погибнет человечество. Но это все же театр: необязательно тащить на сцену всю мусорную кучу, достаточно условного ее обозначения.

Отметив бурный ритм жизни господ и «меланхолически-медленный - слуг», органичное превращение их в эльфов, Алексей Вадимович Бартошевич заметил на обсуждении: «Есть целый ряд комедий Шекспира, где герои бегут в лес. Лес спасает их, помогает им. И открывает, высокопарно говоря, объятия. За этим стоит идея природы всеспасающей. Эта пьеса написана совсем юным Шекспиром, его неопытность очень еще здесь ясна. Но в ней есть обаяние молодости, которое передано и в этом спектакле. Однако нужно точнее выстроить отношения между влюбленными парами. Это история любви, но и история предательства. Протей оправдывает свое имя (изменчивый). Простенькая комедия уже с зачатками темы Яго. Если будете работать над спектаклем, в него надо добавить не остроты, а драматизма. Пока он получился такой приятно-благополучный. Всегда интересней, когда есть какие-то драматические повороты».

Все согласились, что надо продолжить работу над спектаклем (бросив в специальную урну зеленые бумажки, подтверждающие это желание).

Вечером тоже ожидался показ для детской аудитории. Знал бы Шекспир, как его разложат на «взрослого» и «детского»! А куда девать острые диалоги и чересчур смелые сцены шекспировских комедий?..

Найти в «Двенадцатой ночи» иные смыслы, чем в ее хрестоматийных постановках, удалось режиссеру Елене Невежиной (Москва). В образах хиппующих пиратов (или пиратствующих хиппи?) актеры разыграли интермедию, где идет распределение ролей. Было бы неплохо, если б не так путано и затянуто. В результате просто забываешь, кто есть кто в пьесе, знакомой чуть не наизусть.

На обсуждении обнаружили в одной маленькой постановке сразу три стилистических решения: пародийный пролог с «пиратами», жесткий тон в сцене кораблекрушения и пластически-танцевальный в отношениях любовных пар. Мне же показалось, что их было четыре. Режиссер как бы предлагает разные варианты прочтения пьесы. И, не выбрав еще окончательный, делает пробы. После веселых пиратов следует энергичная сцена бури, где эффектно раздвигается железный занавес Малой сцены, упруго надуваются паруса, и, кажется, даже скрипят высокие мачты. Она завершается попыткой грубого насилия над Виолой. И нас осеняет: не поиск приключений - отнюдь не идиллические нравы средневековья толкают ее к переодеванию в мужчину. Далее бразды берет хореограф (Екатерина Озджевиз), решая сцену Герцога и Виолы (Алексей Кривега и Юлия Мещерякова) в изящном рисунке танго Пьяццоллы.

Толпа нагловатых придворных Оливии здесь не выведена на первый план, как в других постановках. И потому их реплики не производят должного впечатления. Всерьез обставлен лишь сольный выход Фесте - еще одного умного шекспировского дурака. Это уже четвертый «путь», намеченный для будущего спектакля. Актер Александр Федоров - чуткий камертон в руках режиссера. И если уж ему назначили «премьерствовать», сделает это наилучшим образом. Кое-кто на обсуждении не принял такого Фесте. Но если окончательный вариант спектакля остановится на теме Шута, уверена - Федоров подаст ее наилучшим образом. Хотя... шутки его порой грубоваты и не очень внятны (при всей тонкости перевода Давида Самойлова).

Наш уважаемый шекспировед нашел свои достоинства в этом показе: «Это особая пьеса Шекспира, «горько-сладкая». Для английского сознания очень важно понятие дома. Домашние отношения, особенная домашняя близость, которая возникает в длинных разговорах. И мне показалось, что образ дома Оливии, который противопоставлен тому опасному пространству, где пираты и море, передан точно. И замечательны отношения, которые строятся между Марией и Шутом, Шутом и Оливией. Это душевная близость людей, которым легко и приятно друг с другом. По поводу пластического решения - хотелось бы, чтобы это был не вообще танец, или, не дай Бог, ренессансный танец, а танец, который ближе к викторианской эпохе, раз уж тут так звучит тема дома. Хотя это только первоначальная попытка и подход к тексту, но уже ясно определились черты интересного, печального, горького и вместе с тем - очень человеческого, приятного спектакля».

Второй день фестиваля не баловал яркими постановками. Хотя многим понравился опус находчивого Дмитрия Волкострелова. Привыкший работать с современными текстами, молодой московский режиссер и к Шекспиру подошел в «режиме.doc». Отталкиваясь от монолога Гамлета, он проводит социологический опрос горожан, устанавливает видеокамеру на улицах Саратова и раздает артистам листочки с вопросниками. Многие респонденты не знали монолог дальше сакраментальной фразы: «Быть или не быть - вот в чем вопрос». И только некоторые пытались размышлять, «какие сны в том смертном сне приснятся».

«А если там не хуже, вам захочется туда уходить?» - допытывались у отвечающих. Интересна сама попытка перекинуть мостик из XVI века в наш. И живой фон улицы на заднике сцены, зеркально отраженной. И лучшие Гамлеты кинематографа, идущие к финалу эльсинорской трагедии на трех установленных экранах. Но - невнятица «бормотального реализма» актеров, избранного постановщиком doc-спектаклей, но нарочито отстраненный тон, когда вообще непонятно, кто задает вопросы, а кто на них отвечает... Это тот случай, когда вялая, не энергичная форма спектакля перевесила его суть.

Алексей Вадимович Бартошевич, которому не мог понравиться подобный способ общения актеров с залом, деликатно сосредоточился на содержании спектакля. Заинтересовало его то, что опрашиваемые, находясь далеко не в «гамлетовском состоянии», задаются, в конце концов, «проклятыми» вопросами бытия.

Называть нам английского классика Уильямом так же неправильно, как ломать язык словами «Кыргызстан» и «Башкортостан». Наш «великий и могучий» давно научился перерабатывать неудобоваримые иностранные словечки. Но спектакль, который мы увидели в тот вечер, был точно «по Уильяму» («Сон в летнюю ночь», режиссер Ян-Жоэль Колен, Франция). Такой он получился надуманный и изломанный.

Сначала все шло хорошо. И Андрей Гудим в роли герцога Тезея, и Татьяна Лукина в роли его невесты Ипполиты были очень милы. Лукина, хорошая тюзовская актриса, лукаво изображала девичью скромность. Превратившись в сказочных царей, актеры стали куда агрессивней. Появляются эльфы, довольно, кстати, нелепые. Но на это можно бы закрыть глаза, как и на двусмысленную постельную сцену с влюбленным ослом. А вот когда бравых афинских мастеровых, затеявших представление, подменяют группой гражданок (товарищ среди них один), выскочившей будто из безвкусного постсоветского фильма начала 90-х годов, становится очень грустно.

Мастеровые Шекспира разбавляют «высокий штиль» влюбленных пар, но особо себя не демонстрируют. В спектакле женщинам-мастеровым приданы социальные роли - гардеробщица, восторженная училка, общественница и т.п. И начинается такой пережим, такая махровая самодеятельность... не узнаешь любимых актеров.

Французский постановщик вставил в авторский текст несколько «беспроигрышных» шуток о нашем городе и назвал группу неестественно оживленных гражданок «саратовскими бабами». Что ж, так он понял «русскую экзотику»! «Русский акцент» постановщика встретился с огромной нерастраченной энергией актрис среднего возраста, по большей части невостребованных. Получился перебор.

Обычно сверхтактичный, Алексей Вадимович не сумел сдержаться на обсуждении: «Мне показалось, это достаточно грубое зрелище, временами - не самого высокого разбора в смысле вкуса. Даже балаган с его резко преувеличенной грубостью так играть нельзя».

В несколько дней шекспировские глубины не постигнешь. Но попытаться проникнуть в них можно. Или хотя бы проникнуться их смыслами. Что и сделали актеры ТЮЗа вместе с французским режиссером Разеркой Бен Садья Лаван, работая над текстом «Отелло».

Спектакль начинается пленительной лирико-пластической сценой. Черная и белая шали летают птицами над влюбленным мавром и его юной женой (та уже заранее в черном). Отелло гениального Някрошюса с самого начала обнимал Дездемону и словно уже душил. Отелло на фестивале в исполнении Владимира Егорова молод, хорош собой и очень сильно влюблен. И перед самым убийством не удержится, чтоб не обнять и не приласкать жену. Этот мавр любит до конца. Его душевный слом, превращение большого, сильного мужчины, победителя, в больного, обессиленного, показан актером в уже завершающем психологическом рисунке. Но даже эскизно все сыграно точно.

Органична в роли жертвы рока и злой воли Дездемона. В ТЮЗе Киселева есть только одна актриса на эту роль - Анастасия Бескровная. Горделив и значителен Дож в исполнении Никиты Безрукова. Менее индивидуализированы Кассио и Эмилия. Порой не ясно, как же относится жена Яго к госпоже - не завидует ли ей.

Первые слова в этой версии пьесы произносит Яго. И повторит их не раз, чтоб уж никто не сомневался: «Я мавра ненавижу». Актер Евгений Сафонов, не сгущая красок, с кошачьей пластикой лепит образ Яго-завистника. Чуть сутулый, всегда бесшумный. По Шекспиру, он завидовал лейтенантскому назначению Кассио. В этом спектакле Яго завидует всем на свете. Кассио - что любимец генерала. Дездемоне - что любима. Дожу Венеции - что успешен. А больше всего - Отелло. Тот успешен, и славен, и любим. Яго легко дергает за ниточки, играя на тщеславии людей, а больше - на доверчивости. И очень ясно вдруг понимаешь, как же легко обманывается доверие. И страшно делается от этого понимания. Главным героем «Отелло» стал Яго.

Здесь много пластики, совместных хореографических партий, музыкально-песенных подсказок. Критика на обсуждении решительно отмела их все. Ничего не скажу «за песни». Порой они мне действительно мешали, порой - нет. Тут я вполне объективна: эстрадных исполнителей и их песни не знаю. Но танцы в стиле модерн были выразительны и кое-где эмоционально дополняли мизансцены.

Мнение эксперта А.В.Бартошевича: «Меня просто поразило, что за такие фантастически короткие сроки выстроен в существенных чертах спектакль. И это главное впечатление от эскиза. Музыка, простите, показалась чудовищной, а замена чудесной песни Дездемоны попсой - странной и нелепой. Режиссер сделала такую сильную работу, а что касается музыки и песен, хотелось бы что-нибудь другое увидеть. Эволюция Отелло пока дана вчерне. А с ним происходит эпилепсия - нелепая, почти трагикомическая болезнь. Не надо бояться быть не прекрасно-величественным в страданиях. Очень хорошо, если б работа была продолжена».

Думаю, не только я никогда потом не возвращалась к этой пьесе, едва осилив ее, читая впервые. Но немецкий режиссер Андреас Мерц решил представить на читке-показе именно «Титуса Андроникуса» («Тит Андроник») - самую кровавую из шекспировских пьес. «Четырнадцать убийств, тридцать четыре трупа, три отрубленные руки, один отрезанный язык - таков инвентарь ужасов, наполняющих эту раннюю трагедию Шекспира», по словам Александра Аникста.

Содержание ее таково. На сцену выносят гроб с останками двадцати сыновей Андроника. Одного из пленных принцев сжигают на костре в жертву богам. Тит закалывает сына, ослушавшегося его. Сын готской пленной королевы Деметрий убивает Бассиана и сваливает вину на сыновей Тита - их казнят. Деметрий и его брат насилуют дочь Тита Лавинию и отрезают ей язык и руки. Тит отрубает себе руку, чтобы спасти своих сыновей. Мавр закалывает кормилицу королевы. Казнят крестьянина, передавшего императору послание Тита. Тит мстит насильникам дочери и ее саму убивает - от позора. Тит угощает злую Тамору пирогом... из мяса ее сыновей и закалывает ее. Император в отместку убивает Тита, сын которого в ответ поражает императора. Злобного мавра вообще закапывают живым в землю.

Не стоит ждать от авангардного режиссера серьезного воплощения. На сцену помещены длинный обеденный стол и - все действующие лица одновременно. Играют всего шесть актеров, постоянно снимая и надевая маски, запутывая нас окончательно. Невозмутимый Титус (Валерий Емельянов) хлопочет над разделочной доской. Пока он лихо режет на кусочки лук и помидоры. Но очень скоро помидорный сок, которым густо измажет себя пышнотелая Лавиния (Елена Краснова), начнет ассоциироваться с насилием и кровью. Забавен самовлюбленный дурачок Сатурнин, ставший правителем (Артем Кузин). Ласкова коварная Тамора (Елена Вовненко). Иногда даже слишком.

Изобретательность режиссера в демонстрации древних ужасов не имеет границ. Получилось и страшновато, и весело (есть предел нагромождениям «чернухи», за которым мозг отказывается ее принимать). Черный юмор довершается приготовлением «кровавых блинов» с помощью банального электричества. Молодая аудитория в восторге от смелой версии Шекспира, критики готовят хвалебные оды. А я, вовсе не к месту, вспоминаю сценку в столичном «Макдоналдсе». Красивая семилетняя девочка с косой не отрывает взгляда от нетбука. Там идет большая битва. Уставшая бабушка тянет внучку домой. Та упорствует: «Погоди, ба! Надо поубивать человечков, которые путь домой загородили. Давай, помогай!» Кажется, бабушка сейчас закричит, воспротивится. Зачем убивать маленьких человечков в компьютере? Но нет, она безропотно садится рядом с внучкой, надвинув на нос очки. Сей басне не нужна мораль. Психологи объясняют отсутствие у современных детей чувства сострадания эмоциональной неразвитостью. А кто в них ее культивирует? Не потому, что постановка «Титуса» была слабой, напротив, получилась она яркой и цельной, не хотела бы я продолжения этого спектакля. В детском театре!

По словам Бартошевича, вполне сознательного кича в постановке самой несовершенной трагедии Шекспира драматург заслужил. И можно по пальцам одной руки пересчитать спектакли по этой пьесе, которые удались. Поверим на слово замечательному шекспироведу. Хотя... постановщику можно было бы попробовать порассуждать о цене «высшей власти».

Любителей Шекспира на фестивале ждал настоящий подарок - лекция А.В.Бартошевича. Разумеется, не скучно-академичное изложение фактов. Мэтр говорил о той особенной интонации великого драматурга, из которой очень многое родилось в мировом театре. Назвал две самые значительные театральные школы, которые играют Шекспира, английскую и русскую, проиллюстрировав примерами выдающихся спектаклей (видеоварианты). Присутствие на фестивале такого знатока, как Алексей Бартошевич, придало ему глубину и значительность.

Хорошо уже то, что из пяти эскизов шекспировских пьес четыре получились интересными. И что нашим актерам оказались по плечу высокая трагедия и искрящаяся юмором комедия, едкая пародия и тонкая насмешка, и размышления над «проклятыми вопросами» бытия. Карабкаясь к сияющим вершинам и срываясь с круч, смеясь и печалясь, мы прожили с этими пьесами три дня. Теперь я точно знаю, что Шекспир возможен в режиме читки-показа. От величия Великого «не убудет», а театру удается задать себе и нам новые вопросы. «Откуда столько силы ты берешь, Чтоб властвовать в бессилье надо мной?» О, Шекспир!

Фото Алексея Леонтьева

Фотогалерея