Абакан. Открытия молодых

Выпуск № 7-147/2012, В России

Режиссер Евгений Ланцов недавно возглавил Русский республиканский драматический театр им. М.Ю.Лермонтова (Абакан). Он начал с работы над проектом «Новая драма в Хакасии». Две премьеры, осуществленные в рамках этого проекта, я и посмотрела в конце февраля, оказавшись в Абакане случайно - буквально проездом.

Ученик Наума Орлова, Ланцов ставил в основном на Урале: в Ирбите, Серове, Лысьве, Тобольске, Нягани, Златоусте, Екатеринбурге, реже в самом Челябинске. Однако среди его челябинских постановок были долгожители («Женитьба Белугина» в Театре драмы) и спектакли поистине здесь легендарные («Антигона» Ануя - совместный проект муниципальной театральной школы-студии и Нового художественного театра).

Имя Ланцова на слуху, но видеть его спектаклм раньше мне не приходилось. Коллеги, которые следят за творчеством режиссера, говорят о его стремлении к театральному строительству, преданности идее театра-дома. Попытки возглавить театр в его биографии были: в разные годы Ланцов был главным режиссером Камерного театра при Музее писателей Урала в Екатеринбурге, Кемеровского театра драмы. Активно работает над современной драматургией, в том числе над эскизными постановками в рамках различных лабораторий.

Абаканские спектакли «Пять - двадцать пять» Данилы Привалова и «Мотоцикл» («Убийца») Александра Молчанова и выросли из эскизов.

Часто бывает, что такие спектакли уступают «черновикам» - при перенесении в репертуар теряется легкое дыхание. Во всяком случае, так кажется тем, кто видел оба варианта и оказался в плену обаяния «первого перевода» (есть такое определение в литературоведении: если, допустим, прочел первым перевод Лермонтова «На севере диком стоит одиноко...», менее точный, чем у Тютчева, - все равно отдаешь предпочтение уже ему). Я и сама не смогла, например, принять спектакль Омской драмы «До последнего мужчины» после феерического эскиза их лаборатории. В Абакане мне в каком-то смысле повезло: лабораторных вариантов я не видела.

И спектакли о Боге и смерти, о жизни и любви, свободе и ответственности смотрела именно как театр, надо признаться - театр состоявшийся. Написанные молодыми для молодых, сыгранные молодыми актерами, которые понимают драматургов и говорят с ними на одном языке, пьесы на сцене абаканского театра не выглядят экспериментами, искусственно внедренными в репертуар традиционного театра. Для их воплощения найден вполне адекватный язык, и они не воспринимаются как нечто несовершенное (или даже ущербное), но необходимое (типа, «современные пьесы ставить надо для развития театра», как пить витамины весной).

В «Пять - двадцать пять», как и в более известной пьесе Данилы Привалова «Прекрасное далеко», создается тинейджерская модель жизни после смерти. Покончившего с собой героя встречают Белый и Черный - скучающие Бог и Дьявол, которые устраивают шоу с его участием. Герой отвечает на вопросы, «прокручиваются» фрагменты его истории - любви, дружбы, возвращения к наркотикам. В результате он выигрывает «приз» - исполнение желания - и отправляется в последний свой счастливый день, думая, что сможет что-то изменить. Но, предостерегая любимую девушку от ошибок, добивается лишь того, что она кончает с собой... И является ему перед его самоубийством. Жизнь сомкнулась со смертью, ужавшись до двух предсмертных встреч, которые будут теперь повторяться вечно. Но главное в пьесе - и в спектакле - не картина посмертного воздаяния, а те вопросы жизни, которые решают персонажи: как важно не упустить счастья, сделать выбор в пользу любви, удержаться от губительного искушения, которое вовсе не кажется страшным.

Спектакль идет на малой сцене, действие разыгрывается на площадке, окруженной по периметру старой мебелью разной высоты (художник Олег Абрамов): по ней пробирается Коля (Станислав Клапин), как по крышам питерских старых домов (и в это веришь), прежде чем спрыгнуть со шкафа. Посмертие встречает его не банькой с пауками, а колодцем питерского двора, где-то за сценой раздаются вполне реальные звуки - стук каблуков, шум мотора или... дрели... кашель... или смешок... Сочетание вакуума полутемной сцены и этих реальных звуков вызывает особое ирреальное состояние. Белый (высокий, раскованный Иван Рябенко) и Черный (маленький, едкий Алексей Крысенок) ведут не столько спор за душу человека, сколько, по-дружески привычно, выясняют свои вечные, прискучившие отношения по ее поводу, вовлекая героя в свой спор, как отъявленные фрики-шоумены. (Роли друзей Коли, Толстого и Плинтуса, удались им меньше.) Столкновение двух стилистик: взнервленной сосредоточенности мальчика-философа, открывающего простые вечные истины (а как еще иначе может быть в юности?), и гламурного хеппининга, которому он противится, создает рваную динамику спектакля, который при этом не распадается на эпизоды, во многом преодолевая, оправдывая несостыковки, наивности пьесы. Режиссеру и актерам удалось взять точную интонацию современных молодых - а без этого никакие концептуальные решения и композиционные построения не работают. Коля-Клапин, балансирующий на грани нервного срыва, как на коньке крыши, пребывающий в измененном состоянии сознания, приходит к осознанию ценности жизни как к просветлению. Серьезная, маленькая «отличница» Таня (Валентина Прокопенко) - максималистка, почти ануевская Антигона, хотя это не имеет опоры в тексте, а именно сыграно, с самого начала будто несет в себе предчувствие прорастающей беды. Молодые актеры профессионально оснащены и вовсе не изображают «жизнь как она есть», но при этом возникает стойкое ощущение, что на сцене не актеры, а те же ребята, что сидят в зале. И больно за них и вместе с ними, потому что им веришь.

Как веришь героям спектакля «Мотоцикл». Пьеса Александра Молчанова «Убийца» после двух постановок в Москве появилась и в репертуаре многих провинциальных театров. История про студента из деревни, который проигрался в карты и оказался перед необходимостью или взыскать долг с другого бедолаги, или убить его, написана в основном в виде внутренних монологов героев. Обычно в постановках они существуют сами по себе, по отдельности, как не пересекающиеся внутренние пространства. У Ланцова впервые я ощутила некую общность внутренней жизни персонажей, напряженное поле идущих навстречу друг другу душ и голосов. Неожиданное назначение на роль «достоевского» Дюши Ивана Рябенко, больше напоминающего клоуна-потешника, гнущего пальцы диджея, оказалось удачным. В его разговорах с Богом, в его уверенности, что он избран и охраняем, нет надрыва - вначале перед нами довольно безмозглый раздолбай, мечты которого пусты и ничем не подкреплены, а жизнь поверхностна и бессмысленна. Подстать ему и Оксана - Елена Михайлова, кажется, не способная ни на глубокое чувство, ни на искреннее переживание. Недаром в ее наушниках поначалу звучит нечто попсово-примитивное. Но постепенно герои преображаются (и попса сменяется страстным заклинанием «Ночных снайперов») - нечаянно нагрянувшая любовь облагораживает, одухотворяет их лица и повадки, кажется, само существование их осмысливается. Зрители становятся свидетелями обыкновенного чуда - при этом актеры избегают сладенького хеппи-энда, их герои, став людьми, осознают не только благостность мира, но и его жестокость, хрупкость выпавшего шанса на счастье, которое необходимо во что бы то ни стало удержать.

Инфантильность Дюши сменяется пронзительным осознанием себя. Опыт пусть не совершенного, но пережитого внутренне убийства, опыт потери только что обретенной любимой и безмерного одиночества приводит к перерождению.

В финале белый квадрат, расположенный в центре сцены и казавшийся незыблемым, падает и обнаруживает свою почти воздушность - от его падения над залом проносится ветер, физически обозначая изменения в жизни героев и причастность к ним зрителей. Вечным укором проходит мимо Дюши и Оксаны погибший Сека. Алексей Крысенок играет его жестко и вместе с тем романтично, не просто мелким злодеем общежития, но гением игры и в каком-то смысле вершителем судеб - ведь именно благодаря его злой воле герои нашли друг друга и поняли, что жизнь - необходимость выбирать самому. Очень органично вписалась в ансамбль молодых опытная актриса Виктория Герман - битая жизнью мать Дюши.

В общем, новая драма в Хакасии удалась, что, думаю, полезно не только для актеров и зрителей, но и для самой новой драмы, не беженкой, не самозванкой пришедшей в свой дом - театр.

Фото Евгения Павленко

Фотогалерея