Павел Грушко. «Звезда и Смерть...» ... и другие пьесы.

Выпуск №4 - 114/2008, Книжная полка

Павел Грушко. «Звезда и Смерть...» ... и другие пьесы.Театр в стихах. — М.: АСТ: Астрель; Владимир: ВКТ, 2008.

Эту книгу известный переводчик, поэт, драматург Павел Грушко посвятил памяти Александра Абдулова. Наверное, в подобном посвящении выразилась не только человеческая привязанность, но и благодарная память о первой стихотворной пьесе, появившейся на сцене театра Ленком и обозначившей — безо всякого преувеличения! — возможности некоего нового пути нашего театра.

«Звезда и Смерть Хоакина Мурьетты» была первым не мюзиклом (что весьма принципиально), а образцом поэтического театра — совершенно особенного, существующего по своим законам; театра, где слово значит куда больше, нежели просто слово в драматургии, потому что это — слово поэтическое. К тому времени традиции поэтического театра в нашей стране утратились почти полностью — скороговорка еще не завладела подмостками настолько, насколько преуспела в этом в последующие десятилетия, но Слово — живое, наполненное, сильное — уже теряло свою власть над зрительным залом и над сценой. Режиссерские придумки и актерские находки начинали значить куда больше, нежели первооснова театра — язык, слово.

Павел Грушко в своих либретто, написанных по мотивам «Истории города Глупова» М. Е. Салтыкова-Щедрина («Без Царя в голове»), романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» («Было или не было...»), «Блуждающих звезд» Шолом-Алейхема («Звезды блуждают...»), пьесы М. Горького «На дне» («Снова на дне»), драматической новеллы Т. Манна «Фьоренца» и труда А. Ф. Лосева «Эстетика Возрождения» («Монарх, Блудница и Монах»), — попытался вернуть слову его поэтический лад, его многогранность. Он ощутил тревогу по тому поводу, который лишь десятилетия спустя превратился из повода в почти трагическую реальность: утрата вкуса и запаха слова, его многогранности и многозначности убивает язык. И тогда Грушко предложил театру совершенно особый способ существования — стиходействие, как сам он определил смысл своего труда: когда слово провоцирует на действие, когда оно энергично и энергетично, когда дает артисту повод для импровизаций и подлинной творческой свободы.

Спектакли, поставленные по поэтическим либретто Павла Грушко, были разными — не все оказывались удачными и безусловными, потому что уж слишком непривычный способ существования был предложен в них. Но в истории отечественного театра остались и «Звезда и Смерть Хоакина Мурьетты» в Ленкоме, и «Монарх, Блудница и Монах» в Ленинградском Рок-театре, и «Было или не было...» в Томском театре куклы и актера. Может быть, сегодня мы восприняли бы их в чем-то иначе — еще больше оценив силу поэтического чеканного слова и чуть меньше обращая внимание на музыкальное сопровождение. Кто знает? Времена меняются и диктуют нам новое отношение к текстам, в этом можно легко убедиться, листая страницы изданной книги — образы, запечатленные в слове, влекут к себе, заставляя не только внимательно вчитываться в конкретные тексты, но и вспоминать те литературные источники, на основе которых эти либретто созданы.

Павел Грушко убежден, что «театр — та же магическая условность, что и художественный перевод» (об этом он говорил в интервью итальянскому изданию журнала «Советский Союз» в 1989 году, опубликованном в приложении к книге). В этом же интервью он точно определяет смысл своего труда: «Стихи... это лирика, философия, поиск неведомых источников духовного излучения, где твое я сходится с небесным все, соединяется с ним и возвращается в тебя большей полнотой чувств и мыслей». В сущности, это и есть путь театра — его обращение к зрителю, его магия, его власть над залом. И в поэтическом звучании эмоциональный накал становится сильнее, а процесс пробуждения чувства и мысли приобретает черты более глубокие и зрелые.

Книга Павла Грушко, как представляется, вышла очень вовремя; сегодня, когда наш театр еще не до конца, может быть, ощутил трагическое перепутье, потерю живого слова, эти пьесы могут существенно помочь — обратившись к ним, театры будут просто вынуждены припомнить, что язык наш, который И. С. Тургенев назвал «великим и могучим» отнюдь не под влиянием минуты, состоит из слов, каждое из которых — самоценно, когда оно поэтически осмыслено и пережито.