С кого они портреты пишут? / "Пьеса для Аделаиды" (Областной камерный театр п/р В.Якунина)

Выпуск №8-148/2012, Премьеры Москвы

С кого они портреты пишут? / "Пьеса для Аделаиды" (Областной камерный театр п/р В.Якунина)

С водевиля Владимира Соллогуба «Сотрудники, или Чужим добром не наживешься» стряхнули пыль в Московском областном Камерном театре п/р Валерия Якунина. Полтора века назад неуемный граф-писатель предложил театру элегантную «партию» между «западниками» и «славянофилами», «партию», в которой сам предмет спора получает «детский мат» с первых же ходов. Старая игра оказалась неожиданно злободневной в новое время. Дух автора сатирического бурлеска - аристократа Соллогуба, наконец, удовлетворен: в хлесткой постановке под названием «Пьеса для Аделаиды» Валерий Сторчак разыграл остроумную политическую «ничью».

Водевиль Соллогуба «Сотрудники» постигла странная судьба: его просто проигнорировали после премьеры в 1855 году в Александринском театре. Впервые после долгого забвенья пьеса была извлечена на свет лишь в 1996 году - ее инсценировали под «коммерческим» названием «Столичные любовники» в антрепризном театре «МЕЛ» (постановка «жива» до сих пор). В 1998 году водевиль был поставлен на сцене Щукинского театрального училища. Да еще, кажется, водевиль ставился в одном из Подмосковных драмтеатров... Вот, пожалуй, и все.

Пролежав под спудом забвенья более сотни лет, пьеса свежести не утратила. Она симпатична как комедия положений. Но в постановке «вольтерьянца» Валерия Сторчака этот водевиль приобрел чистую огранку маленького драматургического шедевра.

Почему же такой благодатный материал, как «Сотрудники», до сих пор был обойден вниманием режиссеров? Манкирование Соллогуба, плодовитого и талантливого писателя, непонятно, если не принимать во внимание одно обстоятельство. Владимир Соллогуб имел удовольствие жить в пору, когда литература вместе с реализмом начала обретать модную «социальность» и обличительность, демократизм наступал - чтобы вытеснить аристократизм. В ту эпоху разлома граф Соллогуб, как истинный аристократ, остался верен себе. Пережил славу, равную славе Пушкина, Лермонтова и Гоголя. Пережил и литературное бесславие - под прессом демократической критики. Пушкин погиб на дуэли, Лермонтов повторил его судьбу. Чем закончилась принципиальная размолвка Гоголя с набравшей силу демократической журналистикой, мы знаем... Писательское имя Соллогуба еще при жизни и после смерти старательно стиралось из анналов. Сегодня обывателю его имя почти не известно.

Режиссерский «раскоп» Валерия Сторчака не просто вынул скелет литературного произведения - случилась явная реабилитация крупного писательского таланта. Соллогуб, очевидно, был к тому же прозорлив. Водевильное «простодушие» в его саркастических афористичных текстах - лишь дань литературной форме.

Белинский писал, что Соллогуб - «...талант решительный и определенный». Добролюбов в своей статье назвал его «дилетантом литературы». Вероятно, удара после желчной статьи Добролюбова с графом Соллогубом не случилось. Но «социалистические» последствия дело довершили: из семи неравнозначных пьес ставится, как правило, одна, «лирическая» - «Беда от нежного сердца».

Служба при Венском посольстве, в Министерстве внутренних дел, председательство в госкомиссии по преобразованию тюрем и - особая честь - должность придворного историографа... Думается, Владимир Соллогуб обладал в равной мере целеустремленностью и самоконтролем, а к своему литературному дару относился с некоторой небрежностью. При незаурядных способностях литератора он явно был ориентирован на практические цели, это также способствовало затушевыванию его роли в отечественной литературе. Однако после просмотра спектакля «Пьеса для Аделаиды» становится понятно: поздняя драматургия Владимира Соллогуба, как и ранняя проза, - наследие, цена которого неизмеримо больше, чем принято считать.

В постановке «Пьеса для Аделаиды» в Камерном театре соблюдено равновесие: лирике и дискуссиям отмерено поровну.

О сюжете вкратце. Аделаида (актриса Татьяна Губанова) - дама сентиментальная, легкомысленная, но не чересчур. Она тайно и платонически встречается с модным петербургским журналистом Ухаревым (Сергей Вершинин). Муж Аделаиды Грознов (Олег Курлов) - чиновник. И ему, как уж в России заведено, «по карману» любая блажь, коль уж он решает ради жениных именин пригласить двух сотрудников - Ухарева и Олеговича (Николай Басканчин), московского литератора, в качестве «литературных рабов». Написать-то нужно безделицу: «...шутку, водевильчик или картинку с куплетами». Но не учел заказчик, что приглашенные «борзописцы» - непримиримые антагонисты. Питерец Ухарев - западник, демократ, либерал, интеллигент и, кажется, еврей. А москвич Олегович - славянофил, патриот, «охотнорядец», коллективист и, возможно, русский. Конфликт обостряется двумя факторами: полной литературной несостоятельностью «сотрудников» и захватившей всех любовной неразберихой. Поскольку в имении, находящемся ровно между Петербургом и Москвой, проживает еще и юная сестра Аделаиды - Ольга (Наталья Качалкина). Катализатором интриги становится любовное письмо. Попадая не в те руки, путает все карты. И - пошло-поехало...

Сценическая редакция Валерия Сторчака чуть расходится с авторским текстом: оба литератора лишились своих колоритных лакеев, остался лишь приказчик Грознова Прохор (Андрей Исаенков), персонаж франтоватый, в черной феске и черном длинном сюртучке, фигурально и функционально неоднозначный. Но об этом - ниже.

Сам текст просто просит буффонады. Режиссер целиком отдается на волю автора, демонстрируя при этом прекрасную осведомленность об эпохе и личности Соллогуба. В сценическое действие введены рыжий петух породы «маран» и целый выводок цыплят-переростков. Споры литераторов, таким образом, переходят в область веры: что появилось раньше, курица или яйцо? Да как вам будет угодно! Забавно наблюдать, как некоторые сцены дают «равнение» на дрессированного петуха, в то время как эта рыжая бестия с намерениями, понятными одному лишь Богу да режиссеру, прохаживается вдоль первого ряда, а то и прямо вскакивает на колени к ошарашенным зрителям. Публика понимает: постановка с эффектом интерактива.

Темп спектакля намеренно непостоянен, с растущей динамикой. Действие начинается - занавес неуклюже падает на пол. Зритель почти раздражен: что за ерунда?! Занавес (о котором режиссер шутит: перепал, мол, от Табакова) движениями фокусника «прибирает» приказчик Прохор. Публика отмирает: ну, ладно, ловко обыграли заминку. Пошел спектакль: Аделаида кормит цыплят, ведет женский тет-а-тет с сестрой Ольгой, все кажется как-то вяло, сбивчиво... Вот является Грознов - личность незаурядная, в том смысле, что чует, где можно потрафить, а где нужно взять за грудки... Действие переходит на новый виток: «курятница» Аделаида меняется на глазах, вот она уже грозная владычица, а муж-то ее, чиновник - домашний подкаблучник... А Ольга, вчерашняя институтка, искусством обмана, оказывается, владеет не хуже любой кокотки. Да и Аделаида - не промах, супруга оплести ей нетрудно даже в такой щекотливой ситуации, когда любовник, по собственной фантазии мужа, - как подарок на именины: с доставкой на дом.

Любовно-семейные перипетии истории при всей их водевильной глупости увлекают страшно. Захватывающе интересен каждый актерский образ и весь ансамбль в целом. То ли кастинг чрезвычайно удачный, то ли режиссер смог вытащить из труппы Якунина ровно столько, чтобы в результате сложений-умножений получился стопроцентно-идеальный персонаж для идеальной буффонады... Интересно наблюдать и за развитием «идейной» линии: в спорах западника и славянофила истина не рождается, а вот юмор высекается. Для труппы и режиссера текст Соллогуба - просто «море разливанное». Графу хвала: он был мастером речевых портретов. Чего стоит реплика Олеговича: «Тут трудолюбивый селянин, потомок славных варягов (подумав)... а может, и чуди... а может, и веси... а может, и мери... как бы то ни было... русский селянин нагнулся над сохой и шепчет себе народные, коренные, неиспорченные слова»... Или летучая фраза в устах Ухарева: «А вы думаете, что бездарность ученая - не та же бездарность?» Или выверт Грознова, с чисто чиновничьей наивностью: «Ведь я тоже в старину написал повесть. Правда, она не была напечатана. А дарование у меня должно быть. Все мои подчиненные в департаменте говорили». А перлы: «Плеть - это трогательный символ безусловного повиновения жены пред мужем...», «Право, замечательно, какая у нас снотворная литература...» И так далее?!

Веселиться - так на всю катушку! Чего только нет в этом спектакле: и цирк с бутафорией, и виолончелистка, и эксцентрика (Олегович, предлагая кулачный бой, подворачивает рукав - а рука по локоть - в наколках), и оглушительная пальба из пистолетов... И вот уж вихрь спектакля совсем закружил публику, подводя к итогу: все эти разговоры и интрижки - одна лишь неизбывная пошлость, господа...

Но финальная сцена - как прыжок в космос. Здесь все: и наши, и не наши, и уж совсем-совсем не наши, поющие звучный мусульманский нашид, сливаются в одном гармонично аранжированном вокализе. Тема - «Ой, цветет калина». Красиво... Занавес.

Автор Владимир Соллогуб и режиссер Валерий Сторчак выступили «сотрудниками», говорящими на одном языке. Театральное взаимопонимание достигнуто - через полторы сотни лет.


Фото предоставлены театром

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.