"Мысли, которые можно найти на земле". Семен Спивак (Санкт-Петербург)

Выпуск №8-148/2012, Гость редакции

Пожалуй, главная личностная черта художественного руководителя Санкт-Петербургского государственного молодежного театра на Фонтанке Семена СПИВАКА - доброе отношение к миру. Доброта - то, на чем замешаны откровения его спектаклей. Молодежный театр посылает в мир добро, и добро возвращается ему сторицей. В июне 2010 года было закончено строительство нового здания театра, произведена реконструкция Измайловского сада. Теперь Молодежный театр - это небольшой театральный городок, где каждый вечер спектакли идут на двух довольно вместительных площадках. О том, как удается создавать творческую атмосферу в этом «театральном городке», и состоялся разговор с Семеном Яковлевичем.

- Основные темы ваших спектаклей - это любовь, семейные ценности?

- Любовь - да. Мы ставим про простые вещи: любовь, семью. Много у нас спектаклей на тему призвания. Наши спектакли про простых людей, мы не ставим про выдающихся, святых...

- У вас есть спектакль о Дон Кихоте. В чем его месседж?

- Это спектакль о поэтическом ощущении, он направлен в защиту художника. Не все в нашей жизни подчиняется здравому смыслу, рассудку. Считается, что эти слова означают нечто положительное, позитивное. А что делать людям, которые живут не здравым смыслом, а чем-то другим? Я думаю, что таких людей много и о них надо говорить. Гоголь сказал про свою «Шинель», что он написал эту повесть в защиту беззащитного, запуганного мышления. Вся русская литература, весь настоящий русский «культурный слой», он же всегда не за бойких, не за сильных, а за тех, кто победил в сострадательности, добре, любви, верности, правде - в том, что сейчас является «отстоем». Я думаю, что это тема моего спектакля.

- Ваш спектакль «Три сестры», поставленный в 2005 году, ценит критика, любит публика. В чем секрет его успеха?

- Когда работали над спектаклем «Три сестры», мы думали, о чем вообще эта пьеса? Благодаря этюдам мы пришли к выводу, что Чехов, условно говоря, документалист и решил проследить за группой людей в течение пяти лет. Ясно, что, как у всех нас, у них случились какие-то приобретения и очень большие потери. Несмотря на это, как все мы, герои продолжают жить, работать и двигаться вперед. Не ахти какая большая мысль, но я так думаю, что, когда мужчина и женщина пытаются зачать ребенка, ими тоже руководит не ахти какая большая мысль. Я люблю мысли, которые можно найти на земле, а не выдумать из головы. Всегда самое трудное - сделать простую историю. Мне очень нравится восточная философия. Так вот самое главное слово в восточной философии - слово «ясность». Ясности очень трудно достичь. Мы сейчас ставим «Доброго человека из Сезуана» Брехта, там есть душевная ясность, душевная, как говорил Достоевский, точность. «Тонкий человек душевно точен», - так сказал Федор Михайлович, и мне кажется, это классное выражение.

- Как при постановке спектакля вы используете этюдный метод?

- Театральный этюд можно сравнить с эскизом, не правда ли? Вы бывали в Русском музее и видели, сколько художник Иванов делал эскизов, чтобы написать «Явление Христа народу»? Почти две тысячи. Также и в театре. Для того чтобы здесь работать, нужно иметь огромное терпение: к режиссеру, к артистам. Нужно создать две тысячи эскизов и из них выбрать какое-то конкретное лицо. Отчего родилась так называемая «новая режиссура», которая в большей степени занимается формой? Да оттого, что в душе копаться некогда, лучше найти какой-то пластический образ, и все. Это мое мнение. Ведь чтобы копаться в душе, нужно быть терпеливым - пробовать так, а на следующий день еще раз пробовать, иначе. Станиславский ставил «Горячее сердце» Островского пять лет, я ставлю два года, Лев Додин какие-то спектакли ставит три года. Я считаю, что это очень правильно.

- Вы и студентов приучаете к такому способу работы?

- Я теперь не беру в театр актеров со стороны. Те, кто приезжает показываться из других городов, не то чтобы обижаются, но отмечают, что наш театр - закрытое учреждение. На самом деле оно не закрытое, просто я считаю, что есть разница между тем, когда студент учится у мастера-артиста или у мастера-режиссера. Когда мастер-режиссер приучает его к тому, что надо искать... Я ввел такой порядок, что вначале идет «режиссерское время», когда артисты помогают режиссеру понять пьесу. Для артиста так психологически легче. «Режиссерское время» длится до премьеры. Ведь во время премьеры, даже если мне что-то не нравится, я не могу остановить спектакль, это уже «актерское время». И если режиссура - это творчество, то артист тоже не должен останавливать «режиссерский спектакль», а должен попробовать сделать то, что просит режиссер. Ведь режиссер «рисует». Нас же интересуют спектакли, которые воздействуют своей внутренней музыкой. Так что этюд - это свобода. Я не ставлю спектакль. Я набрасываю его - так я себе говорю.

- Актер-помощник - это здорово...

- Некоторым актерам нравится объяснять... В этот момент все и происходит - его вовлечение, соблазнение, искушение.

- У ваших спектаклей есть какое-то невыразимое обаяние. Понимаешь, что что-то происходит на уровне души.

- Теперь вы понимаете, как это трудно делается!

- Не так давно состоялась премьера вашего спектакля «Семья Сориано» по пьесе Эдуардо де Филиппо «Филумена Мартурано». Почему вы решили взяться за эту пьесу? Ведь по ней поставлен замечательный фильм «Брак по-итальянски».

- Я считаю, что пьеса не похожа на сценарий этого фильма. В частности потому, что в фильме не выделены дети. А некоторые люди считают, что Сергей Барковский сыграл лучше (я сейчас скажу ужасную, кощунственную вещь), тоньше, чем Марчелло Мастрояни. Потому что он проходит больший путь, чем Мастрояни. ХХ век семью разбил, разлучил. Свою роль сыграло неимоверное стремление к большим деньгам. Мне хотелось показать, как мужчина возвращается к природе, что ли. Как он мудреет, как становится более тонким. Потому что до этого я всегда считал, что самое тонкое существо на свете - это женщина. Но я вдруг понял, что можно стать тоньше. На этом спектакле происходит нечто любопытное. Обычно в театр ходит больше женщин. На этот спектакль женщины тащат своих мужей. И все мужья почему-то сидят в одной и той же позе - как будто им со стороны показали что-то, и они смотрят, как дети. И жены очень довольны, они как-то, с огоньком, посматривают на своих мужей. Очень тепло... И еще, мне кажется, достижение этого спектакля в том, что не все так хорошо заканчивается. Ведь можно было сделать апофеоз - они поженились и так далее. Но мне было важно показать, что они уже не молодые люди. Понятно, что они будут мост друг к другу строить, но когда еще этот мост построится... Вокруг дети. В общем, это долго разрешимая проблема.

- Но есть свет в конце тоннеля...

- Есть, да-да, он блестит, но пока не очень ярко. Его яркость впереди - я так думаю. Когда им исполнится 60, ведь героям пьесы 48 и 52, артисты младше. Когда герои увидят, что близится конец, я думаю, тогда свет станет ярче. Этот спектакль показывает процесс соединения и восхождения.

- Ваш диагноз в отношении мужчин не очень оптимистичен.

- Я считаю, что я прав, я уже это говорил, и никто из мужчин не обиделся. Они, я думаю, могут сказать себе: «Ерунда это все!» Но мне кажется, что мужчины - это мотыльки. Может быть, кто-то со временем сядет на цветок. Это природа так придумала - есть же такие виды насекомых, где самец нужен только, чтобы оплодотворить самку, после чего он умирает. Я очень жалею, что я не женщина, я был бы более мощный, более мудрый.

- Наверное, хорошо, когда есть соединение мужского и женского.

- Да, я поэтому йогой и занимаюсь, чтобы уравновесить. Ведь в нас же во всех есть и мужчина, и женщина. Агрессивность, рациональность - это мужчина, тепло, эмоциональность, взвешенность, разумность - это женщина. Я считаю, что этот спектакль я сделал благодаря йоге, потому что мои «весы» подошли к балансу. Сейчас они еще качаются, но скоро уравновесятся.

Фото предоставлены театром

Фотогалерея