Калининград. Кому впору сапоги Брута?

Выпуск №9-149/2012, В России

Калининград. Кому впору сапоги Брута?

Казалось бы, еще совсем недавно Вячеслава Виттиха мы представляли как выпускника режиссерского факультета РАТИ (ГИТИС) и участника режиссерской лаборатории при Калининградском областном драматическом театре. Сегодня он - востребованный молодой профессионал. В Калининграде для Вячеслава Виттиха нынешний сезон - уже третий: три сезона - три спектакля. В качестве режиссерского дебюта здесь он поставил «Беспощадна как сердце» Дениз Бональ, потом сделал реверанс в сторону своего учителя Валерия Беляковича и довольно эффектно развил заданную им тему в спектакле «Куклы», а теперь взялся за «Панночку». Режиссер слегка «порезал» пьесу Нины Садур, избавив текст от некоторой философической тяжеловесности, скомпилировал с «Вием» и обильно «добавил» Гоголя - не только в виде персонажа, но и в виде множества аллюзий на другие гоголевские повести. Главной музыкальной темой в спектакле зазвучал «Russian dance» Тома Вэйтса.

...Быстрым шагом проходит через зал и поднимается на сцену босой философ-бурсак, воровато озираясь, натягивает оставленные кем-то сапоги и так же - через зал - уходит...

В черном-черном лесу

стоит черный-черный дом...

Детский стишок в кромешной темноте звучит прологом к бесовскому танцу уродливой светло-зеленой нечисти, которой «дирижирует» Панночка. Вдруг все стихает и меркнет - и в освещенном пространстве сцены появляется высокая фигура в длинной черной накидке и с такой знакомой - даже со спины - длинной прической. Поворачивается к залу в профиль, предъявляя свой непомерно длинный нос и недобрую улыбку. Вместо ног из-под накидки видны ходули: может, это он оставил сапоги для Хомы Брута?..

Никто из козаков, готовых сопроводить Хому Брута в заброшенную церковь в последнюю ночь, не хочет взять его новых сапог. В финале, когда Хома уже исполнил предначертанное, спустившийся с ходуль босой Гоголь (Сергей Борисов) находит на дороге оставленные Хомой сапоги. Не боясь примерить судьбу своего героя, он натягивает их, перекидывает через плечо торбу философа, с вязанием в руках тихонько присаживается в уголке - и плачет по Хоме, утирая слезы белым платочком.

«А вот будет время, и так же будет лето стоять жаркое, вдруг пойдет человек какой-нибудь по дороге, а? Может, ему сапоги нужно? ...Ведь он пойдет же по дороге и ему сапоги очень захочется! Так вот же они и есть! И стоят! Он всунет в них ноги, и охватит его моя жизнь и пронзит аж до самых костей! И! поймет! он! что! хороший! я! был! парень!..»

В спектакле нет особых спецэффектов, но поистине велик философ Хома в своем одиноком противостоянии всему мировому мраку. Не зря его Панночка выбирает - и выбирает не на смертном одре, после того, как Хоме удалось оседлать ведьму, а в самую первую встречу, когда философ, в отличие от других козаков, не отворачивает от нее взгляда.

Главные роли в спектакле В.Виттиха (Хома Брут и Панночка) исполняют два актерских дуэта: Алексей Переберин и Надежда Ильина, Геннадий Филиппович и Алена Колесник. Хома Геннадия Филипповича - очень гоголевский: неприкаянный, маленький и одинокий. «Мелкий, никчемный, дрянной человечек», - и, кажется, другим ему стать не под силу. Но через ничтожность свою он больше Богу угоден - иначе откуда столько силы для противостояния? От ночи к ночи уходит из Хомы жизнь, уступая смерти, - и в последнюю ночь, когда Панночка (Алена Колесник) во всю силу своего голоса, обдающего зал потусторонним холодом, призывает сатану, Хома-Филиппович молится почти беззвучно. Панночка-Колесник - наделенный огромной силой посланец «мрака гнойного и мерзости смердящей», в ее бессилие перед Хомой олицетворяющей высоту и значимость его подвига. Панночка Надежды Ильиной кажется ведьминским рангом ниже - или это «побочный эффект» работы Алексея Переберина? Его Хома - более «брутальный» и «героический». В его способности противостоять меньше сомнений - но его сила больше земная. И с Панночкой он почти на равных, это даже кажется очевидным в сцене последней битвы, когда актеры с помощью мощного, «животного» посыла энергии как будто материализуют запредельность. Становится страшно - но не до жути, как у Г.Филипповича и А.Колесник. Впрочем, грешно сравнивать эти два актерских дуэта: сочетание их разности не только создает в итоге единый «идеальный» образ Хомы Брута, но и делает внутреннюю жизнь спектакля более насыщенной.

Завершая последнюю битву Хомы Брута с нечистью, В.Виттих переплетает развязки «Вия» и «Панночки». В ответ на призыв ведьмы: «Приведите Вия!» - на сцену выводят девочку со светлыми длинными вьющимися волосами, в белом одеянии (не она ли в прологе читала детскую страшилку?) В то время как у Нины Садур Вия нет вообще: «Один только Лик Младенца сияет почти нестерпимым радостным светом и возносится над обломками. Занавес»...

Хоть и называет себя Хома «никчемным», по мнению Хвеськи (прекрасная работа Елены Носыревой), он «мужчина заметный, это каждый скажет». Вот и на спицах ловчее всех вяжет, и горилку пьет, и жениться не против, и деточек родить. Только после второй ночи у гроба ведьмы, поседевший, он бредит и никак не может вернуться в человеческий мир: «А что, те младенцы, что ночью смеются и плескают прямо в очи теплым молоком, где же от них пепел? Я б собрал его...» Опять младенцы... Зал наполняют потусторонние звуки, напоминающие стоны и скрежет затонувших кораблей под толщей давящей их воды. Хвеська прижимает Хому к груди, убаюкивает, гладит по седой голове - и поет красивую украинскую колыбельную. Ее голос дрожит, срываясь на плач, - и друг за другом выходят на сцену молодые женщины с младенцами на руках...

К несомненным плюсам спектакля следует отнести работу сценографа Юлдаша Нулматова. С нескольких штанкет, поднятых на разную высоту, свисают огромные панно-гобелены, их выпуклые аппликации несут на себе всю нагрузку вещественного обживания сценического пространства: хуторской сад, чуть глубже - стены заброшенной церкви. Через всю сцену протянут гобелен-плетень, за ним резвится хуторская массовка, пантомимически иллюстрируя песню, вплетенную в разговор трех козаков о чудесах: «Ойся, ты ойся, Ты меня не бойся, Я тебя не трону, Ты не беспокойся». Задник сцены - будто иконостас в беспорядке: вперемешку - фигуры и лики, полуразмытые и четко очерченные.

И, конечно же, большое достоинство всех работ Вячеслава Виттиха в Калининградской облдраме, - по-особому сыгранный актерский ансамбль, ранее наиболее полно представленный в «Куклах»: уже упомянутые дуэты Алексей Переберин и Надежда Ильина, Геннадий Филиппович и Алена Колесник, а также Елена Носырева (Хвеська), козаки Василий Швечков-мл. и Максим Махинов (Спирид), Анатолий Лукин и Геннадий Марьев (Явтух), Антон Захаров (Дорош). Отдельного упоминания стоит массовка, которая помогает режиссеру создавать «гоголевскую атмосферу» - и делает это сочно и ярко.


Фото Геннадия Филипповича

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.