Нежней тополиного пуха, теплее июньского зноя / III Международный театральный фестиваль "Академия"

Выпуск №1-151/2012, Фестивали

В Омске в третий раз прошел Международный театральный фестиваль «Академия», сменивший время действия с осени на лето, но не сменивший концепцию. Вновь в афише значились лучшие образцы пусть не мирового, но европейского театра, показывались спектакли ведущих российских академических театров и экспериментальные работы. И вновь «Академия» предоставила возможность для образования, получения новых знаний о театре и его возможностях в формате творческих встреч, дискуссий, лаборатории драматургии. Впрочем, дружеские и лирические прогулки по набережной Иртыша под луной тоже способствовали расширению сознания, ведь темы всех разговоров сводились к искусству, провоцировались искусством.

Большой резонанс имел круглый стол, вернее, аналитический монолог Марины Давыдовой - главного редактора журнала «Театр» и шеф-редактора раздела «Театр» интернет-портала OpenSpace.ru, по теме «Новая театральная реальность». (Создатели OPENSPACE.RU перешли сейчас на домен COLTA.RU. - Ред.) Она очень точно и доказательно обозначила, чем современный театр отличается от вчерашнего, от традиционного. Современный театр, перешагнувший через привычные плюшевые кресла, - зона риска, в нем нет табу на провал в отличие от репертуарных стационарных трупп. С блеском, в жанре, близком к эстрадному, провел мастер-класс с показом видеоматериалов о новациях, явленных последними крупнейшими европейскими форумами, Роман Должанский, арт-директор «Академии», сменившей команду. Второй арт-директор Олег Лоевский, комментируя многочисленные фестивали, проводящиеся в нестоличных мегаполисах и малых городах России, сделал вывод о наметившейся благотворной тенденции - децентрализации культурного процесса в стране.

Сибирское лето было аномально знойным, в дни «Академии» погода в Омске вызывала из памяти старую песню «Иванушек»: «Тополиный пух. Жара. Июнь». В театральных залах, где отсутствуют кондиционеры, стояла обморочная духота, однако омичи, обмахиваясь программками, предпочли театр дачной и пляжной эйфории. И выборы мэра, передвижки в правительстве области ничуть не отвлекли от фестиваля, где не было ни одного показа без аншлага и не было ни одного дня, похожего на предыдущий. Так на открытии фестиваля 12 июня, в День независимости России, LIQUID THEATRE дал уличное представление SVADьBA в парке у фонтана. Отметка на термометре + 32, а зрителей собралось не десятки и не сотни, а более тысячи. Троица мужчин в канотье, размахивая бутылками с шампанским, увлекла их от здания Омской драмы в «гости» на итальянскую свадьбу. А «караван» во главе с новобрачными и их нарядными родственниками, тянущими за собой длинный стол и кровать с белейшей постелью, следовал по другой стороне улицы, мимо Музея изоискусств имени Врубеля. Веселый свист, духовой оркестрик, танцы и поцелуи сменялись пощечинами, битьем посуды, стрельбой, потасовками. Летели пух и перья из вспоротых подушек, из бутылок валил разноцветный дым. Наконец, «молодоженов» бросили в фонтан, где они и помирились к удовольствию публики. Здорово, что зачин «Академии» дал «театр без правил», провокационный, импровизационный, интерактивный. А вечером того же дня состоялся показ «Калигулы» нобелевского лауреата Альбера Камю в постановке Эймунтаса Някрошюса, - более чем серьезное представление, продукция Театра Наций.

«Калигула» установил рекорд: в день открытия продаж именно на этот спектакль фестиваля билеты были раскуплены всего за 6 часов, притом их стоимость колебалась от 700 до 6000 рублей, то есть была максимальной. Омичи, ранее впечатленные «Рассказами Шукшина», вновь желали видеть Евгения Миронова на сцене, да еще в заглавной роли. В ожиданиях не обманулись: Миронов не играл, а проживал судьбу Калигулы после смерти Друзиллы так органично, будто вовсе не знал текста, не ведал о трагической развязке, - реагировал сиюсекундно, казалось, слышно было даже, как напряженно, непредсказуемо, извилистым ходом, мучительно шевелятся мысли в его голове, подвигая к жестоким поступкам, к окончательной непримиримости с миром. Миронов реально проживал, не имитировал, предъявил высокий актерский класс, чего не скажешь о многих других исполнителях. Массовка, вернее, «свита» - вторые роли в спектакле неровные, небезупречные. А режиссура Някрошюса на этот раз отличалась меньшей, чем обычно, насыщенностью метафорами, интеллектуальными ребусами, однако оказалась очень близка русской психологической школе.

Звучало мнение, что программа «Академии» на 70 процентов состоит из шедевров. Берусь его оспорить, не прибегая к процентным соотношениям. Шедевров, спектаклей-событий по большому счету было только два - «Три сестры» Льва Додина и «Соня» Алвиса Херманиса. Додин - истинный стоик со своим небом и звездами, с нравственным камертоном внутри - у него все спектакли тщательно, вдумчиво проработаны, никакой неряшливости, никаких пустот, схоластики и приблизительности; все, из чего соткано театральное действо, высочайшего качества, этика не противоречит эстетике и не уводит от правды жизни, от пронзительных откровений о ней. «Три сестры» такой же масштабный шедевр, как его «Братья и сестры», только о других русских людях - не о крестьянах, а об интеллигенции и офицерах. О людях, не поддающихся обманам. Они поддаются течению жизни и в финале принимают свой крест и веруют без пафоса, без надрыва или апелляций к снисхождению. После «Трех сестер» больно и светло, не умозрительное сочувствие, как после «Калигулы», испытываешь, а искреннее сострадание и нежность, свет переполняет душу. Хочется помолчать, ибо лучше Чехова не скажешь. И лучше Додина тоже.

К шедеврам организаторы «Академии» отнесли гоголевскую «Женитьбу» Александринки в постановке худрука театра Валерия Фокина. Спектакль, безусловно, стройный, логичный, незаурядный по форме, украшенный многими находками, но... В нем есть некая усталость от самого себя - давно играют, часто прокатывают по фестивалям и гастролям. Форма есть, а драйва нет, он почти не увлекает. К тому же исполнялась «Женитьба» в крайне неудачном помещении Омского музыкального театра, неуютного, огромного, похожего на Дворец съездов, где сценический круг - каток - крайне отдален от зрителей, актерам зачастую энергетики не хватало, чтобы послать реплику; они не сразу пристроились к предлагаемым условиям показа. Зато сам Фокин, которого на творческой встрече после спектакля попросили рассказать о текущем моменте и планах, увлек безоговорочно: харизматичная личность. Еще прохладней впечатление от «Екатерины Ивановны» Леонида Андреева, поставленной Евгением Марчелли - любимцем омских театралов, несколько лет возглавлявшим Омскую драму. Не скажу, что актеры академического Ярославского театра им. Федора Волкова играли не на уровне, просто сам спектакль почему-то воспринимался холодным, вопреки как бы бушующим страстям, и оттого бессмысленным. Вроде, все в нем застроено четко, ярко, а почему-то не резонирует. Зрители, в финале аплодируя стоя, приветствовали Анастасию Светлову, Владимира Майзингера, скорее, из патриотизма, как старых знакомых, своих, нежели из потрясения увиденным. (А.Светлова начинала свой путь в Омской драме, В.Майзингер совсем недавно перешел отсюда в Ярославль вслед за Е.Марчелли).

Камерную «Соню» по рассказу Татьяны Толстой дуэт Гундарса Аболиньша и Евгения Исаева из Нового Рижского театра тоже показывал в несоответствующем для спектакля пространстве Пятого театра, где даже не удвоилось и не утроилось количество зрителей - публики было в шесть раз больше, чем в родном зале. Эта постановка тоже не новая, где только ее не играли - в Сантьяго, в Швейцарии, во Франции, повсюду. Но впервые за Уралом. «Соня» поразительным образом не стареет, не теряет градус комизма, мелодраматизма, парадоксальности и человечности самого высокого свойства. Алвис Херманис нашел уникальный ход для превращения рассказа, написанного от третьего лица, в сценическое действие, не потерявшее ни слова из того рассказа о человеке, странноватой, причудливой женщине, жившей давно, прожившей достойно. Сам ход - не головной, а соотнесенный с нашим временем, работает, увлекает, тонизирует, взбадривает внимание. Два вора - типичные лузеры и циники, взламывают квартиру в поисках, чем поживиться. Живиться нечем: старая мебель, подержанная утварь, койка с кружевными подзорами, массой подушек и вышитых думочек, буфет, шкаф, стол. С собой не утащишь. Воры листают фотоальбомы, и вдруг один (Евгений Исаев) затевает игру - переодевает другого в хозяйку дома Соню и, устраиваясь за столом, начинает повествование: «Жил человек - и нет его. Только имя осталось - Соня». И Гундарс Аболиньш с того момента уже не он, не вор, а немолодая, нескладная одинокая музейная сотрудница Соня. Зрители у нее в гостях, в ее мироздании, в ее довоенном Питере с культурой быта, с привычкой слушать хорошую музыку, готовить угощенья тщательно и с любовью, самой шить себе платья и заботиться о чужих детях. Порой она смешна, воистину смешна, до слез. А гадьё, смеявшееся над ней, отправлявшее ей письма от имени некоего Николая, давно влюбленного, но женатого, не позволяет смеяться. Актер Исаев, воплощавший окружение Сони, падает лицом в торт и далее, после затеянной шутки над Соней, играет грязным, замаранным - как человек (когорта людей) с нечистой совестью. Они готовы глумиться, да выжить без простофиль вроде Сони не способны.

Я много раз пыталась пересказать, обрисовать родным и близким этот, потрясший меня спектакль - чувствую, бесполезно, его надо видеть. При чтении и рассказ не дает такой глубины воздействия, которую задал Херманис, обозначивший своих воров как взломщиков времени, уносящих действительно ценное - духовное, ментальное, чего не купишь и не продашь. Спросила у уникального актера Аболиньша, как они репетировали, с чего начинали поиск, и услышала вовсе поразительное: «У меня были в разгаре другие репетиции. Я вообще 200 дней в году играю не в Риге, а в Германии, Австрии и других странах Европы или занят на съемках. Алвис сунул мне текст - несколько страниц, сказал: почитай, подумай. Что я мог подумать? Представить не мог, кого я в нем могу сыграть. Алвис никого не заставляет перетруждаться, много, долго - целыми днями - репетировать. Он не ставит сроков, 2-3 часа, причем не каждый день, достаточно, лишь бы актеры не устали, не отключились из-за усталости, не перестали участвовать в процессе сотворчества. Мы 2-3 раза в неделю начали вместе читать и обсуждать рассказ Толстой, делать какие-то этюды, и постепенно, как появлялись какие-то предметы начала века, находившиеся на свалках, я начал вникать, что это за эпоха, что за человек. Я не играю женщину, я играю человека, создавая ее занятия, раскрываю ее чистую возвышенную душу. Душа не имеет пола».

Интересно, что сама Т.Толстая на премьеру в Ригу прибыть отказалась, сказала, что считает театр притворством, недостойным занятием, но согласилась посмотреть «Соню» в Италии, где отдыхала и где показывался спектакль. Изрекла: «Вы добрались до сути своим путем, с другой стороны, но добрались». Без «спасибо». Увлеклась обсуждением тонкостей кулинарии, в которых поднаторел Гундарс в ходе репетиций. Вроде, мелочи, а такие вкусные!..

Вроде, весело, интригующе, а отзвуков спектакля нет - примерно так было воспринято танцевально-пластическое шоу без слов Егора Дружинина «Всюду жизнь» о встречах и расставаниях, о поиске своего мужчины. Главное его достоинство - неутомительность, большой минус - неоригинальность. Но он воспринимался с большим энтузиазмом, нежели «Экзорцизм» Алексея Меркушева, уличный спектакль, впервые сыгранный в 2001 году в Центре Ежи Гротовского в Польше.

Омский академический театр драмы, принимающая сторона, был представлен тремя названиями. «Август. Графство Осэйдж» Трейси Леттса - дипломант «Золотой Маски», лауреат «Ново-Сибирского транзита» (лучшая роль второго плана - И.Герасимова); спектакль Анджея Бубня, уже достаточно известный в России, был показан довольно ровно, сыгран достойно. Камерный «Безрукий из Спокана» Макдонаха в постановке Дмитрия Егорова прошел не хуже, но, видимо, так звезды сошлись, что хвалили не режиссера и не сценографа, а актеров, и вдруг через спектакль оценили пьесу. Не особо хвалили, просто благодушно разбирали две пьесы на основании эскизных показов в рамках лаборатории современной драматургии, посвященной на сей раз иностранцам. Творчество драматурга Жоэля Помра было представлено пьесой «Круги. Сочинения» и творчество голландцев Чарльза ден Текса и Петер де Баан - пьесой «Полное счастье». Обе, если обобщать, о том, как люди манипулируют друг другом, о перепутанных понятиях. Симпатичные опыты, не менее симпатично-живыми были дискуссии, но не буду в них углубляться. Ибо Омская драма не в них - факультативных опусах, а в премьере «Русский и литература», включенной в репертуар, пошла на риск. Автор - дебютант в драматургии Максим Осипов, кардиолог из Тарусы, любитель классической музыки и литератор - любитель остросоциальных тем.

Он пожелал показать, кто истинный властитель дум сегодня, и представил его в образе провинциального, одинокого, увлеченного учителя словесности Сергея Сергеевича. Михаил Окунев - зловещий осатанелый Безрукий из Спокана - играет учителя прекраснодушным, мечтательным, упивающимся словом и притом не оторванным от жизни, от ее юдолей и печалей, но занявший позицию над ними. Он был влюблен в свою ученицу Верочку, зачитавшуюся поэтическими текстами Тютчева и Блока, не чуявшую под собой «страны» - реальной жизни. Девчушка подалась в Москву и там пропала. Ему мстит мать Верочки - глава местного Заксобрания и хозяйка пельменной Ксения Николаевна, сыгранная во всем дуализме натуры Ириной Герасимовой. Да простится мне краткий пересказ, не отражающий всей полноты сюжета, коллизии которого посвящены борьбе старых и новых, вечных и искусственно навязанных идей, стереотипов сознания, столкновению религиозных взглядов, в которых нет правых и виноватых, эти конфликты открыты, как и финал спектакля. Можно сколько угодно рассуждать о достоинствах и недостатках этой последней премьеры, выпущенной Еленой Невежиной. Сам факт, что знаменитый академический Омский театр драмы пошел на риск, приняв к постановке неоднозначную, будоражащую пьесу Осипова, многое значит и многое объясняет. Возводит этот театр в ранг театров современных, актуальных, ищущих, нацеленных на развитие.

Позволю себе еще один штрих, важный для характеристики фестиваля, - параметры гостеприимства. Они не заключались в изобильных фуршетах, наоборот, нечастые фуршеты в клубе «Станиславский» были короткими, как выстрел. Но всех гостей - артистов, режиссеров, критиков - возили в «Бедно-Таун» - так называется район, где расположена мастерская художника Дамира Муратова. И всех водили по городу, открывали гостям более чем 300-летнюю историю Омска. Обычно все - начиная с Евгения Миронова, сыгравшего в кино Достоевского, делали длинную остановку в музее Достоевского, который, как известно, отбывал в Омском остроге каторгу. Все не случайно: следующую «Академию» решено посвятить творчеству Достоевского и проводить фестиваль не один раз в два года, а ежегодно. Я не суеверна, но сжимаю кулачок - пусть загаданное сбудется.

Фото Андрея Кудрявцева предоставлены пресс-службой Омского академического драматического театра драмы

Фотогалерея