Великие Луки

Выпуск №5-115/2009, В России

Стихи великого испанца Федерико Гарсиа Лорки главный режиссер Великолукского драматического театра Павел Сергеев подбирал для своего моноспектакля.

А розы уходят – но след их светел…

Поэзия заключена во всех вещах –

В уродливых, прекрасных, отталкивающих;

Все дело в том, чтобы суметь извлечь ее…

Но так сложилось, что родилась одна из лучших премьер в репертуаре на сегодняшний день – «От любви умирают розы». В основе спектакля последняя пьеса Лорки «Дом Бернарды Альбы», которая претерпела ряд серьезных изменений, дополнена репликами из «Йермы», «Кровавой свадьбы», стихами и завораживающей испанской музыкой.

Конечно же, это женский спектакль. В нем заняты три опытные актрисы: юбилярши 2008 года Александра Комолова (Бернарда Альба) и Алла Любовская (Понсия), Тамара Чернышева (Мария Хосефа), а также почти все молодые актрисы труппы: Екатерина Цветкова (Адела), Людмила Бортко (Мартирио), Елена Владимирова (Амелия), Татьяна Медникова (Магдалена), Людмила Сызранцева (Ангустиас) и Марина Темерева (Пруденсия). Но без мужчин все же здесь не обошлось. Мужчина – вот отправная точка, вокруг которой разворачивается сюжет. Именно мужчина становится главной причиной жестокой борьбы между юными розами, забывшими кровное родство. Голос режиссера звучит в начале и в конце обоих актов, а Пепе Римлянин (Борис Ефремов), хоть и находится большую часть действия вне сцены, все же проживает свою короткую поэтическую жизнь на глазах у зрителя. И это один из новых моментов – Бернарда убивает Пепе в финале, он не успел ускакать на своем коне, как это видел Лорка. Трагедия поглощает всех, жизнь переворачивается у всех, и света в конце туннеля не просто не видно — его там нет.

Но, несмотря на это, спектакль смотрится на одном дыхании, захватывает с самой первой минуты и не отпускает до конца. Режиссер намеренно провоцирует публику тремя финалами, и зритель идет на поводу у автора спектакля, сочувствуя героиням и хлопая от души. Рискованно сегодня в провинции брать такой материал, но риск оказался оправдан – у театра есть зритель, который уходит со спектакля неравнодушным.

«От любви умирают розы» – это в первую очередь ансамблевый спектакль. Здесь нет главной героини. Здесь у каждой есть свое соло, но все же основную часть времени мы наблюдаем за четко сработавшимся оркестром. И в этом оркестре каждая играет как в последний раз. Так, что искры из глаз, эмоции взахлест, синяки по всему телу, страсти через край, а сердце на разрыв… А как иначе? Хоть жанр и обозначен как «драматическая композиция из жизни женщин в горных селениях», а проблемы-то универсальные, общечеловеческие, близкие и современникам Лорки, и нам. Этот спектакль о том, что бывает горе глубже самых глубоких колодцев, о том, что любовь может быть беспощадной как смерть, а смерть бессильна перед настоящей любовью.

Перечитывая Лорку, понимаешь, что в первый и в последний раз в его творчестве женщина – Бернарда Альба – стала олицетворением всех злых начал – деспотизма, ханжества, человеконенавистничества и т.д. Она превратила свой дом в тюрьму для своих дочерей, которых обрекает на безбрачие. У Александры Комоловой Бернарда получилась не такая уж жестокая. Да, ее дом – острог. Но она держит дочерей взаперти в черном теле потому, что беспокоится об их будущем как мать. Она не видит в округе достойных женихов и не желает девочкам своей участи и участи Понсии.

А вокруг живут бедняки, для которых убийство опозоренной девушки – одно из главных развлечений. Эта Бернарда мечется между семьей и общественным мнением, между чувством и долгом. Внутри нее есть стержень, но он не выдерживает напряжения, ломается к концу спектакля, и после двух смертей Бернарда сходит с ума, не сумев оградить своих детей от опасностей внешнего мира.

В это время в душах дочерей бушуют страсти, требующие утоления любой ценой. Идти против природы нет смысла, она все равно возьмет свое. Кстати, режиссер опять-таки внес свои коррективы: старшей дочери Бернарды Ангустиас не 39, а 32 года, а Мартирио лишилась уродливого горба. Все дочери одинаково одеты в безликие траурные одежды, но этим не скрыть их красоты и женской привлекательности. Они – равные соперницы, и каждая начинает борьбу за Пепе в надежде на победу. Они все готовы к тому, чтобы продолжить свой род. Но только самая младшая Адела готова бросить вызов не только матери, соперницам-сестрам, но и всему миру. Адела Екатерины Цветковой с самого начала не маленькая, глупенькая, запуганная девушка. Ей всего 20, но она решительна и сильна духом, несмотря на хрупкость. А к концу спектакля видно, как разрастается ее сила. Она получает свое женское счастье, пусть даже это окончательно разрывает сердца двух ее сестер и матери. Адела разбивает запреты общества, побеждает все страхи и даже самое себя. В финале несколько секунд мы видим вместе влюбленных Аделу и Пепе, кружащихся в страстном победном танце в кроваво-красном свете софитов. Выстрел. Красавец-жених скатывается со станка. И тело девушки в белой ночной сорочке, болтающееся в петле на заднем плане, вызывает общий вздох в зрительном зале.

Нельзя сказать, что остальные сестры слабы. Просто Магдалена отказывается от борьбы ради Аделы, которую безмерно любит и опекает. Амелия старается открыто не нарушать правила, установленные матерью, и не готова к открытому бою. Ангустиас живет в своем мире и не воспринимает очевидное. Она единственная богатая наследница в семье, красавец Пепе ее жених. Не сразу невесте открывается страшная тайна. Она так хотела быть счастливой, но счастья нет. Ангустиас отказывается от своего счастья ради все тех же сестер, которые уже готовы «горло друг другу перегрызть». Последней выбывает из игры Мартирио и то только потому, что Пепе сделал свой выбор. В последней сцене Аделы и Мартирио плачешь вместе с героинями. Без слов понятно, что у каждой творится в душе, хотя бы оттого, как две миниатюрные девушки раскидывают по сцене огромные стулья, совсем не замечая их тяжести.

Мартирио у Людмилы Бортко получилась, по моему мнению, именно такой, как видел ее Лорка. Она интересная девушка, но внутренне ущербна. Когда-то ее жизнь сломала мать – не дала взрастить отношения с Энрике Уманосом, потому что его отец был батрак. А девочка навсегда потеряла веру в себя и лишилась отчасти рассудка. Она не может понять, почему каждый раз выбирают не ее. Но это не мешает ей бороться за новую любовь как в последний раз. Потому что это и есть последний раз. Мартирио окончательно сходит с ума, увидев труп Пепе… За страстями в доме внимательно наблюдают две служанки – старая Понсия, которая 30 лет верно служит и не выносит сор из избы, потому что приходится Бернарде незаконнорожденной сестрой по отцу, и молодая Пруденсия – единственный свободный человек в этом доме.

Понсия, как собака, стережет секреты дома, не имея в нем никаких прав, всю жизнь терпит унижения. Только однажды она говорит о своих настоящих чувствах и обидах Бернарде, но в итоге садится, рыдая, у ее ног, признавая свое поражение и безысходность ситуации. Пруденсия же – полная ее противоположность. Пруденсия Лорки – старая соседка Бернарды. А в спектакле Пруденсия стала реальным воплощением всего того, о чем остальные героини только мечтают. Она единственная может беспрепятственно выходить из дома в селенье, она общается с разными людьми и приносит все новости в дом, она может открыто дерзить хозяйке, и ей все сходит с рук — она просто живет в свое удовольствие. В доме Бернарды Пруденсия единственная молодая женщина с ребенком, которая в дни траура ходит в розовом платье с глубоким манящим вырезом и ярко красит губы. Она воплощает неприкрытую чувственность. Все героини скрывают то, что она выставляет напоказ. Конечно, этот спектакль играют русские актеры. Но кажется, что им вместе с режиссером удалось донести до зрителя суровый испанский драматизм. Пластика – резкие повороты головы, четкие взмахи рук, – простая и ясная геометрия мизансцен помогают оголять чувства. Сценография максимально лаконична: светлый деревянный станок, один угол которого уходит вниз (по нему стремительно скатываются тела, на нем рушатся судьбы, на его периметре живет любовь и умирает) и пять больших деревянных стульев. Время от времени их спинки напоминают окна тюремных камер, иногда на них пляшут, как на маленькой сцене, а иногда они смотрятся пятью огромными крестами и каждая дочь тянет свой крест, как Иисус на Голгофу. Окончательно завершает образ дома Бернарды огромная сетка-занавес, через которую зритель практически весь спектакль наблюдает за жизнью героев. Лишь изредка сетка раскрывается, лишь изредка Пепе и жизнь селенья могут проникнуть в дом. Все остальное время Пепе Римлянин существует в своем мире – за сеткой, в шаге от первого ряда зрителей. Дом-тюрьма, в котором от любви умирают такие разные, но такие прекрасные розы. Им не суждено распуститься и открыть свою прелесть миру. Еще один штрих – большой экран в углу сцены. На нем распускаются зеленые узоры, когда на сцене порхает счастливая влюбленная Адела, серые «кляксы» статично «наблюдают» за бесчинствами Бернарды, красное пламя полыхает в момент гибели Пепе, и только в финале экран становится девственно белым. Жизнь не удалась, все рухнуло, больше ничего нет, только белая мертвая пустота…

Перед тем, как все поглощает темнота, понимаешь, что артистам удалось извлечь поэзию из жестокой прозы жизни.

Фото Павла Ерохина.

Фотогалерея