Новокузнецк. Милость к падшим

Выпуск №4-154, В России

Новокузнецк. Милость к падшим

Говоря по-пушкински, в наш жестокий век пьеса И.С.Тургенева «Нахлебник» оказалась для театральной сцены материалом актуальным и даже магическим. При всем различии прочтений тема истребления личности в человеке по-прежнему привлекает внимание многих режиссеров. И к материалу, созданному более полутора веков назад, театр обращается как к современному. Если искусство XIX века стояло на страже интересов маленького человека, то и сегодня чувство собственного достоинства - из тех талантов, которые заповедано нам не закапывать в землю.

На сцене Новокузнецкого драматического театра тургеневская комедия в постановке молодого режиссера Игнатия Кириллова из Санкт-Петербурга обрела форму пронзительного высказывания и воплотилась в драму семейных и общественных нравов. Сюжетная линия пьесы получила обостренное звучание, все акварельные полутона в спектакле стали контрастным рисунком жесткого конфликта. Сценография спектакля столь же графична, образна и точна (художник-постановщик Ольга Горячева). Сценическое пространство организовано исключительно с помощью деревянных досок. В первом акте, когда в имение приезжают молодые хозяева, доски расположены вертикально: пространство сцены объемно и устремлено вверх. Во втором действии, когда муж Ольги, Елецкий (Евгений Котин), вступивший во владение имением, переводит его в предмет торговли, те же доски уже сложены штабелями - горизонтально. В углу на авансцене - горка опилок, в которую в финале закопает себя Кузовкин.

Спектакль поставлен как бенефис заслуженного артиста РФ Вячеслава Туева. В центре событий - история одинокого сердца, которому суждены ежедневные унижения в качестве платы за чужой хлеб. Когда-то, лишившись наследства, мелкопоместный дворянин Кузовкин стал нахлебником в доме богатых людей. Пожалуй, исключительно этому персонажу в спектакле свойственны мягкость и задушевность, предписанные первоисточником. И вот его-то избирают объектом унижения щеголь Тропачев (Андрей Грачев), его шут и прихвостень Карпачов (Евгений Лапшин), а вместе с ними и Елецкий. Первое же появление героя на сцене красноречиво свидетельствует о его униженном положении в доме. Мизансцены выстроены так, что высокая фигура исполнителя то и дело распластана на полу: то он угодливо поправляет ковровую дорожку, то собирает невидимый сор. Сразу поражает угловатая жалкость движений, мелкая суетность и одиночество Кузовкина. И если в пьесе у него есть приятель, столь же бесправный и бедный, то в спектакле Кузовкин в одиночку противостоит своре наглых лакеев и бессердечных собственников. Но душа этого жалкого приживальщика еще жива и даже хранит жгучую тайну. Вячеслав Туев сопровождает каждый шаг своего героя, каждое его слово едва уловимым светом, затаенной радостью: ведь в дом приезжает молодая хозяйка, которую он так давно не видел. И пусть приезжает она с мужем, он-то помнит ее еще девочкой, с ней он когда-то играл, ей пел колыбельные песни. Поэтому Кузовкин и не расстается со старой куклой Ольги - спутницей его нехитрых былых радостей. Движения артиста порывисты, тускловатая большая кукла в его руках словно оживает, машет руками, образуя вместе с персонажем некий парный портрет.

Ольга Елецкая в исполнении Екатерины Санниковой словно бы и оправдывает восторг его ожиданий: она добра, мила, любезна. Однако внимание ее всецело поглощено мужем, а уж никак не старым приживальщиком, которого она и по имени-то не очень помнит. Ольга еще слишком молода и слишком счастлива, и ее сострадание проявляется лишь в формах светского участия. Впрочем, Ольге вскоре предстоит потрясение, когда она случайно узнает, что забитый нахлебник Кузовкин - ее отец. Вторжение этого нелепого события в благопристойное течение жизни заставляет героиню Екатерины Санниковой внимательнее посмотреть на внезапно обретенного отца. Попытаться увидеть в нем человека, равного себе. Прозрение приходит к Ольге в финале, но Екатерине Санниковой явно недостает открытости и драматизма. В спектакле Ольга, безусловно, пожалела Кузовкина, но в этой жалости больше опасений и осторожности, чем любви. В сцене игры в волан с мужем актриса передает слабые попытки своей героини смягчить участь злосчастного Кузовкина, не отваживаясь на более решительный шаг. Внутренней свободы в Ольге еще меньше, чем в Кузовкине. Тот все же воспротивился крайнему унижению и ценою открытия страшной тайны защитил свое человеческое достоинство. (Цена потом возросла до размеров жизни.) Сцена глумления молодых дворян над Кузовкиным, когда голову его венчают самоваром, из которого льют на него шампанское, так поражает цинизмом, что бунт самозащиты этой слабой души находит у зрителя самый сочувственный отклик.

Один раз очнувшись, душа эта больше уже в рабство не впала. Режиссер радикально изменил финал пьесы. Кузовкин, избитый, покалеченный, не соглашается принять деньги на выкуп своего имения. Вот теплоту и сочувствие дочери он принимает. Финал спектакля трагичен и утешителен одновременно: Кузовкин умирает в объятиях дочери, но умирает свободным человеком.

Акценты в спектакле расставлены жестко, характеры и сюжетные линии сокращены и спрямлены. Елецкий в исполнении Евгения Котина утратил половину тургеневского определения «человек не злой, но без сердца»: он и без сердца, и злой. А вот подловатого и фатоватого Тропачева Андрей Грачев сумел наделить индивидуальностью и живым характером. Безусловно, это сегодняшнее прочтение пьесы. Сам статус нахлебника давно себя изжил. Если XIX век предписывал состоятельным людям благотворительность, то сегодня общественное отношение к этим маргиналам нельзя назвать человечным. Отсюда и резкость режиссерского высказывания. А Вячеслав Туев своим проникновенным исполнением словно призывает нас быть независимыми и проявлять милость к падшим.


Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.