"Не я первым начал..." / "Авдей Флюгарин, или Comedia dell'arte из истории российской журналистики"

Выпуск №4-154, Гости Москвы

Моноспектакль петербургского артиста Сергея Барковского «Авдей Флюгарин», или Comedia dell'arte из истории российской журналистики (режиссер А.Андреев) идет уже десять лет и не раз был показан в Москве. Но, как это нередко случается, внезапно в знакомом тексте и в любимом артисте время раскрывает что-то новое - нерасслышанное или недоосмысленное прежде; эмоционально воспринимаемое, словно впервые... Впрочем, мне не довелось видеть этот спектакль раньше, а потому все его смыслы и чувства оказались внове.

Казалось бы, что такого загадочного можно обнаружить в фигуре литератора и журналиста Фаддея Булгарина, фигуре знаковой, ставшей нарицательной? Травил, как мог, гениального Пушкина, восставал против всего прогрессивного и живого в отечественной словесности, не брезговал откровенными доносами, был настоящим «флюгером» и «фигляром», что и запечатлено в дошедших до нас прозвищах.

А вот поди ж...

Уникальный артист, артист-мыслитель Сергей Барковский не пытается представить своего героя иным - для него Булгарин остается персоной сложной, противоречивой, готовой на подлость, предательство, но и по-человечески жалкой: обиженной, той, которой недодали многого из того, что старался верой и не всегда правдой заслужить... И когда ловишь себя внезапно на том, что его, эту совершенно знаковую фигуру жалко почти до слез - становится и неловко, и горько и... еще как-то смутно. Потому что перед нами - затравленный человек, доведенный судьбой до многого из того, что он в жизни своей совершил.

В самом начале спектакля Сергей Барковский тонко, ненавязчиво, но отчетливо заставляет своего героя путаться в русском и польском произнесении слов, всякий раз тщательно поправляясь. Поляк, уроженец и обитатель в юности неспокойной, вечной доставляющей царскому двору сплошные хлопоты российской окраины, ставший офицером французской армии (он всякий раз морщится, когда вынужден припомнить это «пятно» в своей биографии), не добившийся никакой карьеры, Булгарин мечтает стать русским журналистом, благо, в это время появляются периодические журналы, альманахи. И, очевидно, завидуя гению молодого Пушкина, сдерживает свои чувства, снисходительно и весьма доброжелательно рассуждая в своих статьях о его сочинениях.

Но своим в кругу журналистов и литераторов стать так и не может - слишком осторожничает, слишком часто оглядывается на то, что подумает всемогущий Александр Христофорович Бенкендорф, какую реплику небрежно уронит Его Величество, кто из министров что скажет или подумает по поводу его высказываний... Как у каждого свободолюбивого и «гонористого» польского пана чувство собственного достоинства у Булгарина обострено, а потому первая же эпиграмма на него Пушкина вызывает естественное чувство: «Не я первым начал...» - и стремительно начинает закручиваться пружина травли. В статьях Фаддея Булгарина мы уже читаем не завуалированную зависть, а открытую ненависть к первому российскому литератору за то, что он - состоялся, он - читаем, любим, повторяем на все лады, остроумец, легкий и веселый человек, не скрывающий своих симпатий к декабристам, врагам престола, повеса! Может ли такой претендовать на то, чтобы «чувства добрые... лирой» пробуждать, говорить о том, что его «неподкупный голос» «был эхо русского народа»?!

И чем больше пламенеет и кипятится Булгарин, выискивая в лежащих на сцене листках фрагменты своих писем, лекций, доносов, тем больше становится жаль этого несчастного человека, так ничего и не достигшего в жизни, кроме посмертного презрения, длящегося без малого полтора столетия.

Но ведь «не он первым начал» - что делать с этим ощущением?..

И когда в финале он застывает в глубоком кресле в своем халате, то ли пишет, то ли воображает, как пишет письмо на высочайшее имя с просьбой о деньгах, и доверительно рассказывает нам, что впал в немилость за статью о состоянии дорог в Петербурге, - мы внезапно задумываемся о самих себе: о нашей стране, в которой ничего, в сущности, не изменилось, потому что Россия была и осталась страной чиновничьего произвола, нескончаемого воровства и доносов. Мы задумываемся об артисте, который своим большим талантом сделал для нас острым, сегодняшним, живым те тексты, которые гуманитарии проходили в своих высших учебных заведениях наскоро, перед самым экзаменом, чтобы поскорее сдать и забыть навсегда, а они остались современными до изумления.

А добравшись до дома после спектакля, мы устало пьем чай и - видим перед собой глаза умного, тонкого, глубокого Сергея Барковского, открывшего нам, как мало мы еще умеем задумываться об истории и о культуре нашей великой и несчастной страны. Потому что знать - это одно, а думать - другое...

Фотогалерея