Тверь. "Фауст". Опыт сочинения на фоне юбилея

Выпуск № 5-155 / 2013, В России

В ноябре 2012 года свой 80-летний юбилей Тверской театр юного зрителя отметил целым рядом судьбоносных свершений.

Закончен, в основном, многотрудный ремонт. Разумеется, как всякий ремонт, этот процесс бесконечен. Но, все-таки, постелили новую сцену и отремонтировали зрительское фойе. Впереди не менее сложная переналадка светового, звукового оборудования и прочие заботы. Сил на это, надо думать, хватит. Под знаком юбилея прошел Фестиваль театров, близких тверичанам по духу и творческому профилю.

Юбилейный сезон начался с торжественного вечера, куда были приглашены коллеги из других театров и учреждений культуры Твери и ее окрестностей, отцы города во главе с Губернатором Тверской области А.В.Шевелевым, человеком интеллигентным, искренне увлеченным искусством. Конечно, пришли на праздник фанаты ТЮЗа и его спонсоры. Поздравления гостей, остроумные и теплые, перемежались номерами своего капустника, всегда обязательного, но тоже придуманного и сыгранного с душой.

Но главным событием юбилейного марафона стала премьера спектакля «Фауст. Первый опыт» по мотивам Иоганна Вольфганга фон Гете.

Режиссер Роман Феодори с Тверским ТЮЗом уже сотрудничал. Его недавняя версия «Тартюфа» в труппе и городе вызвала неподдельный энтузиазм.

Над «Фаустом» вместе с ним работали сценограф Даниил Ахмедов, режиссер по пластике Джондо Шенгелия, режиссер--ассистент Александр Евдокимов и концертмейстер Лидия Буланкина.

Зрелище получилось по-немецки мудрое. Но и чересчур рассудочным, оно, к счастью, не стало.

В спектакле поражает мощь действенной и чувственной энергии.

На подмостках постоянно происходит что-нибудь захватывающее.

Рождается эта образная сила в равной степени из мудрых мыслей гения мировой культуры, каким Гете остается в веках, и богатой фантазии постановщика, порой избыточной и парадоксальной, но всегда смелой и увлекательной.

События развиваются в замкнутом глянцево черном пространстве.

Три высоченные стены, кажется, сочатся какой-то яркой слизью, членясь на мелкие квадратные ячейки, способные распахиваться и затворяться по мановению неведомых сил.

Силы эти в Прологе и Эпилоге материализуются в монахинь, облаченных в белые одежды и поющих католическую евхаристию ХУП века (пианистка сидит за «невидимым» черным роялем сбоку от сцены). В течение действия от тех же стен отделяется скопище двуполых существ, облаченных в длинные и тяжелые черные юбки. Сливаясь с пространством или заполняя его собой, эти гнусные исчадья преисподней, похожие на ведьм из шекспировского «Макбета», обольщают и соблазняют героев, терзая и угнетая их. Или, застыв в классической мизансцене «Пьеты», склоняются над бездыханным телом, только что препарированным доктором Фаустом в его научной лаборатории.

Разнообразная и напряженная пластическая жизнь персонажей адекватна резкой цветовой гамме сценической среды.

На фоне черных плоскостей остро и драматично воспринимаются белые одеяния монахинь, красные костюмы Мефистофеля, Фауста или алые платья... четырех Гретхен.

В спектакле Романа Феодори силы, испытующие человека, активны и доказательны. Борьба Мефистофеля и Фауста здесь непрерывна, взаимозависима, интенсивна и нерасторжима.

Многое в ней определяется идеей переселения душ.

Бога в Прологе, старого ученого Фауста, одержимого наукой, но не теряющего благородства, и мудрого Мефистофеля в теле Фауста замечательно играет Александр Романов.

Молодой циник Мефистофель и страстный Фауст в теле Мефистофеля убеждающе воплощены Андреем В. Ивановым, чей темперамент и специфическая внешность (бритая голова и атлетичная фигура) вызывающе современны.

Сама же мена телами, то есть, аналог переселения душ, приводит к тому, что для каждого из них «новая жизнь», по сути, ни что иное, как усложненный и очевидный внутренний конфликт с самим собой. Хотя внешне, разумеется, их «полем битвы» становится хрупкая душа юной Гретхен.

Героиня вечного сюжета предстает в разных ипостасях девичьей и женской жизни. Надежда Мороз трогательна в облике Невинной Гретхен. Наталья Бульканова становится Влюбленной Гретхен, упрямо ожидающей счастья. Порочную Гретхен смело играет Елена Фомина. Самые трудные эпизоды достались Дарье Астафьевой. Ее Безумная Гретхен, детоубийца и узница, родная сестра шекспировской Офелии.

Красный цвет в одеждах героев воспринимается метафорически. Для Гретхен это, последовательно, цвет невинности, надежды или порока, а у мужчин он, прежде всего, метафора дерзости или соблазна.

Соблазном для Фауста становится «лихорадочная жажда истины, сконцентрированная в нем, в отличие от нас, с удвоенной силой», настаивает режиссер.

В начале старый ученый в подобии морга как патологоанатом вскрывает некое юное бездыханное тело. От низкой практики до высокой философии один шаг. Молодой, точнее, безвозрастный Мефистофель Андрея В. Иванова, по договору, становится юным Фаустом, замещая собой умершего юношу в уже упомянутой мизансцене «Пьеты». В свою очередь, благородный старик Фауст Александра Романова обретает вселенскую мудрость всевидящего Мефистофеля.

Так интерпретирует и воплощает режиссер идею клятвы на крови, связующей героев.

Оба они нужны и интересны друг другу. Оба живут азартно и смело. Их философская дуэль развивается стремительно и страстно. Вообще наслаждение мыслить становится одной из генеральных идей зрелища, не менее эффектной, волнующей и продуктивной, чем переселение душ.

Можно предположить, что для очередного переселения они выбрали бы, пожалуй, творения Булгакова или Достоевского, где наверняка чувствовали бы себя комфортно. «Мефистофельскую» задачу легко обнаружить и в постулате Бориса Стругацкого: «Ты должен делать добро из зла, потому, что его больше не из чего делать».

Эта «диалектика» становится движущей силой основного режиссерского сюжета.

В музыкальном оформлении спектакля заявлены фрагменты оперы «Фауст» Шарля Франсуа Гуно. Поначалу это настораживает, ведь композитор сделал с «Фаустом» в опере примерно то же, что Людвиг Минкус сотворил с «Дон Кихотом» в балете, то есть, упростил философский шедевр до повода для культурного отдыха.

Но, к счастью, ни одного шлягера из оперы со сцены не слышно. Все они ушли куда-то за пределы действия. Во всяком случае, в тверском «Фаусте» Гретхен, которую иногда тоже называют Маргаритой, не поет салонного вальса, любуясь соблазнительными драгоценностями. У нее для этого просто повода нет. Отсутствует здесь и романтичный Зибель с его букетом, и даже брат героини Валентин (кстати, единственная линия в оперном сюжете, которая выглядит наиболее убедительно).

Театр не стал тратить фантазию и на красочную балетную картину типа «Вальпургиевой ночи». В этом «Фаусте» люди даже не гибнут за металл под бравурную арию Мефистофеля, поскольку она тоже не звучит.

В спектакле обошлись не только без пошловатого «концерта по заявкам». Вовсе нет здесь столь же назойливых и фальшивых «исторических реалий».

Режиссер занят другим. Он все превращает в борьбу идей, за которой следишь сосредоточенно и увлеченно.

А потому даже сумятица жизни впечатляет не меньше, чем агрессия пресловутых сил зла.

Финальное торжество милосердия окрашено в спектакле высоким трагизмом.

Все сущее осеняют и приводят к гармонии духовная музыка, выстраданная мудрость и высокая поэзия.

Фотогалерея