Адские видения / "Демон" (Центр драматургии и режиссуры А.Казанцева и М.Рощина)

Выпуск №9-159/2013, Премьеры Москвы

Из рекламной летучки «Демона», поставленного в Центре драматургии и режиссуры А.Казанцева и М.Рощина: «постановка является попыткой расширить диапазон театральных выразительных средств».

Опыт крайне заманчив: за более чем два с половиной тысячелетия сцена накопила огромное число приемов, но, оказывается, можно и еще что-то привнести. В результате получится невиданный жанр, названный авторами медиаспектаклем. Похоже, для его описания тоже нужны медиасредства: помимо написанного текста, требуется звуковое сопровождение, а также картинки. Поскольку такими средствами редакция «Страстного» не располагает, читатели могут сами обеспечить себя видео- и аудиорядом по собственному желанию, мы можем лишь рекомендовать. (На наш взгляд, начать аккомпанемент к данной медиарецензии лучше с офортов Гойи и музыки Грига - «Шествие троллей», но каждый волен выстроить саунд- и пикчертрек по личным пристрастиям.)

Итак, по узкому проходу между сидящими с двух сторон зрителями движется молодой человек с радиомикрофоном у щеки. Вначале его вывозят в инвалидном кресле, потом он с него сваливается и ползет по полу, далее все же находит в себе силы подняться, без остановки читая стихи. И так не один раз (продолжительность представления - около полутора часов). Кроме актера (Илья Ромашко еще автор идеи и постановщик), присутствуют множество экранов и еще двое (тоже авторы идеи и тоже указанные в числе исполнителей). Кто-то из них и вывозит чтеца в коляске, но большей частью они стоят за пультами (справа и слева от прохода), создавая желаемую подзвучку и выводя на экраны те или иные изображения.

Поскольку экранов много, показывают на них картинки разные, у публики есть право выбора - можно увидеть самих медиахудожников и музыкантов за пультами, можно рассматривать лицо чтеца в режиме онлайн, а также разглядывать всякие рисованные и силуэты и отснятые кадры. Наибольший интерес вызвала некая девушка, показанная обнаженной со спины: камера скользит от нежной шеи ниже и ниже, тихо стремясь к тому месту, которое обычно указывается в рекламных параметрах конкурсов красоты. Но далее аудиторию ждет жестокое разочарование: женское тело вдруг снова начинает сужаться, нам показывают то, что мы уже видели, но как на игральной карте - отражением верхней части.

Помимо тела дается и голова, отдельно и в нескольких ракурсах. Подчас лицо закутано покрывалом, подчас замотано бинтами - то целиком, то только рот, то одни глаза. Все новые забинтованные участки рождают тревожные подозрения: что сделали с Тамарой (предположительно это она, других персонажей женского полу в поэме нет). Если ползущий по-пластунски актер с голыми ступнями вызывает некие смутные ассоциации с поверженным демоном Врубеля, то о причине женских перевязок остается догадываться. Особенно, когда на экране появляется множество раскрытых губ, наползающих друг на друга. Или целые вереницы глаз, каждый из которых живет самостоятельной жизнью.

Впрочем, кадры далеко не всегда столь брутальны, порой головка дана вполне аккуратно и даже не в единственном числе. Напротив, контуры множатся до бесконечности, выстраиваясь во все новые фигуры: вот они движутся полосками, а вот свиваются в неостановимую спираль. (В этот момент читателю настоящей рецензии рекомендуется закрыть Гойю и взглянуть на верещагинский «Апофеоз войны»). Сознание судорожно расшифровывает авторскую идею: судьба Тамары не единична, это удел всех женщин мира. Тем более, что босоногий исполнитель в какой-то момент оказывается рядом с экраном и невыносимо страдает, не отрывая губ от микрофона. А тут еще, не удовлетворяясь размерами экранов, изображения переходят на торцевые сцены, придавая размытым пятнам чуть не глобальный масштаб.

Звуковая палитра впечатляет ничуть не меньше (тут читателю предлагается сменить марш - теперь это может быть явление Черномора). Только наивный, незрелый ум воображает, что лермонтовский стих сам по себе есть ценность, что именно в нем заключено покорительное обаяние. Что одна какая-нибудь строка, вроде «Подушка жжет, ей душно, страшно», способна исключительно своей музыкой, нагнетанием скрежещущих шипящих родить в душе слушателя те чувства, которые стремился вызвать поэт. В век медиавлияний такое мнение не просто устарело - архаично.

Почему строки читаются то через микрофон, укрепленный на теле, то через другой, взятый в руки. Сила звука при этом тоже варьируется - недаром спецчеловек стоит за пультом. Иногда исполнителю приходится пользоваться и собственным голосом, подтверждая определение из программки: «Актер на сцене сам по себе ничего не значит». Но тем звуковая атака не ограничивается: варианты скрипов и хлопков, гуденья и жужжанья сопровождают и речи героев, временами и заглушая их (особенно когда говорит Ангел: понятно, незачем слушать религиозную пропаганду). Аудиовершина - когда двое молчащих за пультами подходят к коляске актера и начинают водить смычками по спицам ее колес. Лермонтову такое не снилось. Он тут вообще лишний.

В финале рецензии снова рекомендуется использовать мультимедийный переход: прочесть строчки из «Окаянных дней», послушать колокольные звоны и посмотреть на «Крик» Мунка.

Как заключение необходимо заметить, что в Центре уже делали набег на Лермонтова, представив прозаическую (даже матерную) переделку его «Маскарада»; «Демон» стал вторым этапом уже стихотворной вивисекции. Очевидно, ЦДР рьяно готовится отметить грядущий юбилей Поэта ревизией его творений.

Фото Полины КОРОЛЕВОЙ

Фотогалерея