Два дуэта о жизни и смерти / "Гальперн и Джонсон" и "Что случилось в зоопарке?" ("Наш театр")

Выпуск №9-159/2013, Премьеры Санкт-Петербурга

Два последних спектакля Льва Стукалова - «Гальперн и Джонсон» по пьесе Лионеля Гольштейна «Давид и Эдуард» и «Что случилось в зоопарке?» по одноименной пьесе Эдварда Олби оказались созвучны между собой. Это созвучие - не только в том, что обе пьесы предназначены для актерского дуэта, обе дают возможность в невольно ставшем привычным для «Нашего театра» портативном масштабе сказать о значительных вещах, наконец, объединены общей темой авторского отношения к жизни и смерти. Они обе - о том, что становится главным для человека. Но их объединяет и еще один, пожалуй, самый важный момент - они об одиночестве. Преодолеваемом в случае «Давида и Эдуарда» - и приводящем к смертельному исходу в спектакле по пьесе Олби.

У обеих постановок один художник - Марина Еремейчева. Масштаб поднятых театром вопросов человеческого существования (и со-существования) превосходит пространство камерной сцены, превращенной сценографом в кладбищенскую аллею в постановке по пьесе Гольштейна, а в спектакле по пьесе Олби - в условный парк, из которого по-настоящему нет выхода. Персонажи Гольштейна немолоды, но их жизнь не заканчивается. Она выходит для них на новый уровень и дает возможность преодолеть непонимание и обиды, объединяя прежних соперников. Герои Олби, напротив, молоды, но лишены жизненных перспектив. Их первая встреча становится смертельной для одного, ломая жизнь второго.

Само сценическое пространство спектакля «Гальперн и Джонсон» свидетельствует о бесконечности - цветная дорога уходит в глубину черной сцены. На этой сцене еще только два складных стульчика и коробка для пикника - а ощущение, будто нас окружает целый мир привычных вещей покойной Флоранс и двух ее самых близких людей, которых мы видим в спектакле. Можно сказать о том, что героев на самом деле трое: Флоранс «оживает» в представлении любящих ее мужчин, ее образ словно распадается на две ипостаси - каждому своя - настолько непохожи воспоминания обоих.

Наоборот, пространство другого спектакля - цветное, но замкнутое. При этом сценический мир вмещает и множество невидимых героев - семью Питера, многочисленных соседей Джерри. Именно его глазами мы видим всех тех, кто окружает его, но не помогает преодолеть одиночества. Из диалога-исповеди становится видна его смертельная глубина.

В обеих постановках занят один из ведущих актеров «Нашего театра» - Сергей Романюк. Его партнер в одном спектакле - Дмитрий Лебедев (Давид), в другом - Василий Шелих (Питер). Можно сказать о том, что двух героев Романюка роднит неприкаянность, хотя в обеих постановках она присуща им в разной степени, в то время как и Давида, и Питера отличает определенная благополучная устойчивость. Актерами не только передаются малейшие нюансы психологии и взаимоотношений персонажей, но, в случае «Гальперна и Джонсона», особой темой, как было замечено в прессе, перед нами проходит старость героев. Хочется уточнить - не столько старость, сколько ее преодоление. Это в основном касается Эдуарда Джонсона - С. Романюка, потому что Давид Гальперн (Д. Лебедев) выглядит явно моложе и не столь отягощен приметами возраста. Их он просто называет, в то время как герой С. Романюка весь «состоит» из негнущихся суставов, седой «небритости», потускневшего сдавленного голоса и астматического дыхания. Но, несмотря на то, что комедия Л. Гольштейна по праву названа «грустной», ее можно с таким же правом назвать и комедией преодоления.

Последний спектакль Льва Стукалова поставлен почти в традициях другого известного автора - француза Жана Жене. Для того трагедия была «взрывом хохота, обрываемым рыданием, возвращающим нас к источнику всякого смысла - к мысли о смерти». Эта же мысль - сперва незримо, а затем материально - присутствует в спектакле «Что случилось в зоопарке?» Здесь самостоятельной темой Сергея Романюка можно назвать безвыходность. Она создается артистом с помощью пластики его персонажа - как слепой, он ощупывает несуществующие голубые стены созданного на сцене парка, которые заменяют небо двум героям. Подобно Бипу Марселя Марсо, он заключен в «клетку», которую французский мим называл «пространством, где человек - узник своего одиночества, ограничивающего его свободу».

Эмоциональная амплитуда Джерри - Романюка в своих постоянных колебаниях значительно превосходит норму, все время натыкаясь на стену «нормальности» Питера (В. Шелиха). И пробивает в конечном итоге эту стену, хоть и ценой собственной жизни. О хрупкости человеческой жизни и ее реальном трагизме - последние спектакли Л. Стукалова.

Фото из архива театра

Фотогалерея