Выясняя обстоятельства жизни / Международный фестиваль камерных театров и спектаклей малых форм "Славянский венец"

Выпуск №1-161/2013, Фестивали

С 1 по 8 июня в Москве, на базе Драматического театра на Перовской, прошел X Международный фестиваль камерных театров и спектаклей малых форм «Славянский венец».

Театр - высшая инстанция для решения жизненных вопросов. Чеканная герценовская формулировка очень кстати прозвучала в ходе торжественной церемонии закрытия фестиваля. Целую неделю, просматривая спектакль за спектаклем, мы - осознанно или нет - именно этим и занимались. То есть, пытались понять, что происходит с нами, с окружающим миром, с нашей культурой - и самим театром в том числе.

Бабий бунт, или Отчего у женщин кулаки чешутся?

Конечно, обстоятельства сегодняшней жизни естественнее всего выяснять с помощью современной пьесы. Однако таковых в фестивальной афише значилось всего четыре. К тому же трагикомедию «Европа» Театра «Арена» из Чехии увидеть не довелось (заболела актриса).

Первым из этой серии прошел «Девичник (Осторожно! Женщины!!!)» Центра современного искусства «Новая сцена» из Харькова (Украина), по пьесе финского автора М. Миллюахо в постановке режиссера Николая Осипова. Зал, в предыдущие дни фестиваля умеренно полный, в тот вечер набился до отказа. По-видимому, к фестивальному люду добавились просто зрители, давно соскучившиеся по театру, который бы, оставив эксперименты над беззащитной классикой, поговорил с нами о нынешних наших проблемах прямо - без аллегорий и притянутых за уши ассоциаций.

... С первых слов одной из героинь (а их тут три подружки)- эффект узнавания, сопричастности, солидарности. С превеликой радостью открываю для себя, что живет в Финляндии некая молодая учительница начальных классов (конечно, это персонаж, но с кого-то же он списан!), которая реагирует на некоторые обстоятельства современной жизни точь-в-точь, как я. «Вообще-то я спокойно отношусь к тому, что люди громко разговаривают в кафе и транспорте по мобильному телефону, хотя сама предпочитаю выйти на улицу и поговорить так, чтобы меня никто не слышал...», - обращается она к зрителям. И мы ей верим, ведь она такая милая, интеллигентная, уютная. Но недавно, рассказывает учительница дальше, чтобы отвлечься от неприятностей в школе, зашла она в кафе выпить чашечку кофе. «Все это вызвало следующую цепь событий...» На сцене материализуется некий расхристанный парнишка, и, хамски развалясь у барной стойки, начинает во весь голос молотить по мобильнику самую вульгарную чепуху...

«Я не знаю, как это вышло, - растерянно говорит залу героиня. - Но я подошла к нему и вылила свой кофе ему на голову... А когда он стал замахиваться, чтобы ударить меня, я сделала вот так...» «Впоследствии выяснилось, - продолжает она, в недоумении разглядывая свой маленький кулачок, - что я сломала ему нос...»

А я однажды едва удержалась, чтобы не сбросить с балкона на голову такому же назойливому громкоговорителю цветочный горшок...

«Я вообще-то никогда не повышаю голос... - говорит учительница сочувственно внимающим ей подругам, - но когда я увидела эту машину...» И внезапно срывается на гортанный, оглушительный вопль: «Эй ты, сволочь... Тротуары для людей, а не для машин!!! Еще раз увижу здесь твой поганый драндулет...»

Вот-вот. И я про то же. Как-то раз изо всех сил рубанула кулаком в ветровое стекло шикарного джипа, занявшего всю пешеходную зону перед нашим подъездом. А когда тонированное стекло сбоку внезапно стало опускаться, и оттуда, бешено вращая глазами, высунулась мясистая небритая рожа, - бурно высказала все, что я думаю про таких, как он, крадущих у людей их законное жизненное пространство...

Но больше всего возмущает учительницу то, что руководит ее любимой школой банальная расчетливая чиновница, которой совершенно чужды святые идеалы просветительства. «Вы представляете, на педсовете директриса прочла двухчасовой доклад о том, что надо неуклонно наращивать количество и экономическую эффективность предоставляемых нами услуг, и НИ РАЗУ (!!!) не упомянула о качестве этих услуг!..»

Буквально теми же самыми словами я как-то высказалась в печати по поводу доклада некой региональной министерши культуры. И - потеряла работу. Героиню же пьесы всего лишь отправили в отпуск на два месяца за свой счет.

Вторая подружка - журналистка. После развода с мужем вынуждена совмещать работу (три работы) с воспитанием дочери. Муж пытается через суд отобрать у нее ребенка. И вот - суд идет. В чем ее обвиняют? В том, что несколько раз взяла дочку с собой на интервью. Нарушила, стало быть, права ребенка.

Господи, да мой ребенок примерно в том же детсадовском возрасте побывал со мной на десятках интервью, о чем с удовольствием вспоминает до сих пор, ведь ему выпала редкая удача с малых лет увидеть взрослый мир в его прекрасном разнообразии - людей, профессий, декораций... Какое счастье, что треклятая «ювенальная юстиция» - настоящее бедствие для традиционных семейных отношений и ценностей - пока еще не накрыла нас медным тазом ...

«Все это вызвало следующую цепь событий», - рефреном идет через весь спектакль. Так подруги пытаются анализировать свои поступки, чтобы найти причину распирающей их агрессивности. Перелистываются странички обыденной вроде бы жизни. Необычно одно: у этих обаятельных, умных и вполне добропорядочных женщин то и дело чешутся кулаки!

Лично у меня все это вызвало следующую цепь размышлений, которые, возможно, весьма удивили бы автора пьесы и создателей спектакля.

Теперь уже и у нас многие поняли, что «настоящая драма современного вестернизируемого мира состоит в том, что вестернизация разрушает идентичность...» (Александр Панарин). Обилие и темп внедрения в нашу жизнь всяческих инноваций, как технологических, так и касающихся социальной сферы и человеческих отношений, приводит к тому, что наше сознание, наша культура не успевают качественно обрабатывать их, и это приводит к упразднению многих очень ценных и важных нюансов, которые, собственно говоря, и делают нас особенными, интересными, неповторимыми. Жители Северной Европы осознали это давным-давно, поскольку много раньше подверглись нивелирующей обработке глобального «прогресса». И внутреннее сопротивление тому созрело в тех краях тоже раньше, замечательно выразившись в литературе, причем, именно женской. Тамошние писательницы нашли тонкий и мудрый способ вступиться за свой уютный и теплый сокровенный мирок. Они пишут сказки, в которых возвращают традиционные ценности на их законное место в головах и повседневном бытовании людей.

В спектакле харьковчан, помимо очевидного бесхитростного сюжета, тоже угадывается мотив созревающего в недрах общества бунта. Бабьего бунта. В конце концов, сама природа доверила женщине хранить очаг, семью, традицию... Самое женское дело - вовремя распознать и вымести из дома любую угрозу его спокойствию и устоям, пока мужчины занимаются врагами внешними (или праздно скучают в их отсутствии). К тому же мужчины, как правило, не замечают мелочей. А для женщины мелочи - все.

...Кстати, в «Девичнике» представители сильного пола появляются исключительно как иллюстрация, фон. Их образы создают те же три актрисы, ведь все мужчины в этой истории - муж, пациент, уличный хам... - не персонажи, а просто обстоятельства жизни, о которых подруги попеременно ведут рассказ. Ольга Солонецкая, Марина Полищук и Александра Богатырева играют на одном дыхании, проникновенно и убедительно, и заслуженно получили специальную награду партнеров фестиваля «За лучший актерский ансамбль».

Не бойтесь изобрести велосипед

Национальный академический драматический театр имени Якуба Коласа (Витебск, Беларусь) тоже рассказал историю, которая могла бы произойти сегодня где угодно, в любом государстве, городе, доме, в любой семье и... любом лифте. В пьесе Ю.  Чернявской «Лифт» переплелись типичные мотивы криминальной хроники и столь же типичные житейские коллизии каждодневного существования нынешних «маленьких людей». Ничего, выходящего за пределы обыденности. Режиссер Валерий Анисенко сделал подчеркнуто тихий, очень камерный спектакль «про жизнь». Зал однако смотрел его завороженно, тоже притихнув на все полтора часа действа. И так же - почти беззвучно - горестно ахнул в финальный миг трагической развязки.

По-разному можно оценивать и качества пьесы, и постановку. Жюри фестиваля присудило коллективу приз «За освоение социальной проблематики». За кадром остались споры о правомерности перенесения телевизионного «клипового» мышления на театральные подмостки. И о том, является ли эта клиповость действительно чем-то новым - или наоборот, символизирует возвращение к истокам: разве не тот же самый принцип лежит в основе русской иконы, когда главное событие помещается в центре, а вокруг располагаются поясняющие основной сюжет локальные истории...

В любом случае - то, что в спектакле каждый персонаж, помимо участия в развитии главного сюжета, проживает еще и свою отдельную жизнь, помогает лучше понять внутреннюю сущность и мотивы действия каждого. Артистка Раиса Грибович наполнила эпизоды, касающиеся матери героя, такой человеческой неповторимостью и женской простодушной чувственностью, что помимо заслуженных оваций от публики получила еще и специальный диплом «За яркое сценическое существование».

Меня спектакль тронул не сюжетом, не темой. С удовольствием вслушивалась в музыку языка - столь похожего на наш и все же иного, что странным образом обостряло восприятие как комического, так и лирического, и драматического мотивов в речах персонажей. С огромной симпатией вглядывалась в этих простых людей на сцене, тоже таких понятных и похожих на нас... С одной оговоркой: на нас прежних, когда в наших реакциях на вызовы времени было сверх меры патриархальной наивности, но притом и много юмора, оценивающего фантасмагорию эпохи с точки зрения нашей ментальности.

Зато теперь мы, кажется, стали вовсе уж ни на что не похожи. Ни на обитателей западного мира, постулаты которого заглотили с жадной торопливостью, не жуя. Ни на самих себя. Первому, допустим, противятся несмываемые записи в генах. А вот отчего происходит второе - вопрос...

Театр-лаборатория «Сфумато» (София, Болгария) позиционирует себя как крупный международный центр театральных экспериментов. В основе деятельности - принцип долгосрочной проектной работы. Главная творческая задача - «освоение неизведанных территорий».

Территория, на которую завел нас совместный проект «Сфумато» и Театрального содружества «Б плюс», оказалась весьма зыбкой и спорной. Спектакль «Паук» стал тем самым - неизбежным на каждом подобном форуме - «возмутителем спокойствия», который поколебал мирное течение событий и расколол фестивальное сообщество на два непримиримых лагеря.

Молодые авторы Йордан Славейков и Димитр Димитров, придумавшие всю эту историю и создавшие ее сценическое воплощение, убеждены в том, что их миссия - «быть кислородом в крови искусства». То есть, взбадривать старый мир новыми суперактуальными идеями.

Однако много повидавшие на своем веку театроведы ничего революционного и свежего в их работе не нашли и спектакль не приняли, увидав в нем только «поколенческий задор» и юношеский восторг невежд по поводу изобретения велосипеда. Менее склонные к теоретизированию артисты и режиссеры восприняли трагедию о сиамских близнецах непосредственно, не помещая ее в контекст истории театра и кинематографа, а, напротив, поверяя ею мир собственных переживаний и ассоциаций. В любви-ненависти брата и сестры, в кошмаре одновременной раздвоенности и нераздельности (две души в одном теле) - кто-то увидел вечную драму про мужа и жену, кто-то - вечную борьбу добра и зла в каждом человеке... Эта часть публики каждое упоминание о спектакле «Паук» встречала восторженным воплем и аплодисментами. Была, впрочем, еще одна категория зрителей - те, кто вообще не хотел бы видеть на театре явно патологические вещи и слушать страстные дискуссии о проблемах печенки-селезенки. На фестивале таких неисправимых реалистов было мало. Но в обычном зрительном зале они могут составить большинство.

Решение жюри можно назвать компромиссным - артисты Пенко Господинов и Анастасия Лютова, занятые в спектакле, получили приз «За актерский дуэт».

Про уродов без людей

Российские театры ни одного спектакля про наше сегодня не показали. И это, на мой взгляд, достаточно точно отразило реальное положение дел на отечественной сцене. Современная пьеса - если иметь в виду XXI век, а не середину XX-го - почти вовсе ушла из афиш! И даже в самых процветающих регионах России не увидишь на сцене некогда обязательных произведений на местном материале, местных авторов ... То ли мы, нынешние россияне, по каким-то причинам неинтересны сегодняшнему российскому театру, то ли мы стали неинтересны вообще... - как мелко мыслящие, скучно живущие и растерявшие - да-да, ту самую самобытность, без которой действительность пресна, а искусство мертво.

Эта наша стертость, культурная и национальная невнятность, между прочим, отразилась и в интерпретации классических пьес.

Конечно, ни один фестиваль не может дать вполне объективную картину реальности, однако что-то в сознании обязательно проясняет. В данном случае этому способствовало то, что фестиваль тематический, все его участники - из славянских стран, родственных или даже очень близких по языку и мироощущению. Поэтому признаки любой оригинальности, характерности приобретали особое значение, с радостью отмечались, ложились еще одной отгаданной буквой в искомое зашифрованное общее слово.

К сожалению, в отечественных спектаклях этой плодотворной составляющей не ощущалось. Зато Московский театр на Перовской в своем «Тарелкине» и Серовский театр драмы имени Чехова в «Банкроте» нагнали такого мраку, словно по примеру Данте решили «прогулять» нас кругами-закоулкам преисподней.

Сухово-Кобылин и вообще-то такой автор, контакта с произведениями которого людям с деликатной душевной организацией лучше бы избегать. Но режиссер Кирилл Панченко и сценограф Андрей Володенков ухитрились довести описываемую драматургом беспросветность российского существования до некоего абсолюта, вбросив в историю петербургских кошмаров XIX века еще и сталинские пыточные дела, и беспредельщину бандитско-ментовского разгула постперестроечной эпохи, да сверх того - «одевши» все это в цвета пепла, истлевающих саванов и крови...

Все - мерзавцы, все - вампиры. Ни единого исключения, ни малейшего проблеска света, никакой - слышите: ни-ка-кой! - надежды...

Неужели наши обстоятельства жизни в самом деле таковы? А жить-то как, если нигде, ни в чем и ни в ком нет ни помысла, ни движения к правде? Без правды-то - как? Нет, это совсем не по-русски и не по-славянски. Думается, воззрения славян на природу вещей в целом все-таки гораздо мягче, светлее и уж точно - многоцветнее. Хотя беспощадность в оценках именно нашей, российской действительности очень даже в духе политизированного сознания отечественной интеллигенции.

Жюри признало эту постановку «Лучшим спектаклем фестиваля». А заслуженный артист России Юрий Булдыгеров, сыгравший Генерала Варравина, получил приз «За лучшую мужскую роль». Ни в коем случае не станем опровергать эти оценки. Но мастерство постановщиков и актеров - одно, а идейный, нравственный, эмоциональный посыл в зрительный зал - другое. Авторы спектакля высказались ярко, талантливо, публицистически остро. Но мое зрительское право - с ними не согласиться.

«Банкрот» удостоился награды «За визуальное решение». «Решение» режиссера Петра Незлученко и художника Алексея Унесихина в самом деле капитальное. Оно довлеет над всем действом, которое в афише обозначено как «аллегорическая комедия-распродажа». Аллегория получилась замысловатая. Первое, что могут различить на очень скудно освещенной сцене глаза зрителя, - некие отсвечивающие бронзой манекены, сильно напоминающие рыцарские доспехи. За их спинами - жилые комнаты купеческого дома, однако и они скорее похожи на подвальные закоулки средневекового замка. Актеры, играющие челядь, периодически выглядывают из лат-манекенов и хором, мрачно, без выражения произносят пару-тройку фраз из пьесы (дальнее эхо брехтовских зонгов)...

Кстати, текст Островского активно сопротивляется этому антуражу. Он ведь смешной, он сочный. Однако живые мысли, шутки, звуки, краски... глохнут и меркнут в заданной авторами спектакля атмосфере. Не спасают и трюки с водкой стряпчего Сысоя, традиционно смакуемые при постановках «Банкрота» и в данном случае тоже хорошо отработанные: артист Геннадий Масленников, воплотивший этот образ, отмечен жюри в номинации «Лучшая мужская роль второго плана».

Самое неприятное, что в этом спектакле постоянно кого-то бьют: хозяин дома - приказчика, приказчик - мальчика-посыльного и т.д., и т.д. И бьют не так, как в старые времена дрались самодуры-хозяйчики - кулаком в зубы или метлой по спине... - а опять-таки в стиле криминальных разборок из нынешних телесериалов: как-то подловато, с изощренностью профессионального палачества, эдак будто невзначай - приемчик снизу, сзади, сбоку... Причем, в большинстве случаев это делается немотивированно, в ходе обычного диалога, во время произнесения хрестоматийного авторского текста...

Такое впечатление, что и тут похозяйничали вампиры: выпили, выкачали из героев (или из самих постановщиков?) всю теплоту и радость бытия. Между прочим, земной и человечный Александр Николаевич (а в момент написания данной пьесы он был к тому же молод, полон оптимизма и надежд), даже представляя в назидание публике уродов, уж конечно, подразумевал, что где-то рядом существуют и люди. А без этой веры в лучшее, без понимания веселой многокрасочности жизни Островский превращается в еще одного Сухово-Кобылина. Остроумное разоблачение определенной категории дельцов и их окружения становится тотальным приговором всему, что ни есть вокруг. Чего ждать от картины, окутанной мраком, в котором «все кошки серы»? Не хочется узнавать себя в этом мареве. Да и не узнается.

Талант - единственная новость

К счастью, программа фестиваля оказалась очень хорошо сбалансирована. Открывшись беспощадным «Тарелкиным», она продолжилась водевилем «Вечернее событие» - искрометной интерпретацией чеховского «Предложения», и это «событие» стало приятнейшим для зрителей сюрпризом, за что Театр 199 -Валентин Стойчев из Софии (Болгария) получил в итоге «Приз зрительских симпатий». И трудно даже предположить, чтобы кто-то мог с этой оценкой не согласиться.

Маленькая труппа болгарских комедиантов показала нам театр - старый, как мир. Трое виртуозных актеров-клоунов, которым для того, чтобы дать представление, нужен минимальный реквизит, что запросто умещается в небольшом саквояже, да коврик, чтобы расстелить его в любом людном месте... - что может быть традиционней, если не сказать - архаичней? И в то же время каждая минута стремительного безостановочного действа казалась упоительно новой, изумляла неожиданностью трактовок, изящной легкостью импровизаций, свежестью юмора... - потому что это было талантливо.

Чехов, который, как мы давно уже поняли, неисчерпаем - нисколько не пострадал ни от перевода на болгарский язык, ни от смешения драмы, комедии, пантомимы и цирка, ни от бесконечной череды трюков и придумок сверх текста. Более того, весь этот ошеломляющий и потешный каскад все время оставался в русле и стихии рассказанной автором истории, на почве русской дворянской усадьбы позапрошлого века. И что бы ни вытворяли герои - жених-неврастеник, погрязшая в заботах о хозяйстве перезрелая девица и ее не старый еще, весьма жизнерадостный папаша - они были вполне узнаваемыми помещиками, описанными Чеховым.

Притом заигранная-презаигранная пьеска нежданно-негаданно «выстрелила» таким фейерверком новых нюансов, таким сверкающим снопом новых возможностей, о коих мы и не подозревали. Словно бы южный темперамент артистов высвободил и дал разгуляться на воле таящимся под спудом русской сдержанности нешуточным страстям.

Хозяйственная и властная Наталья Степановна готова в клочья порвать любого, кто покусится на кусочек ее территории, и, заподозрив в подобном намерении соседа, бросается на него цепной собакой, совершенно органично переходя с запальчивого словоизвержения на бешеный лай. Зато, узнав, что изгнанный Иван Васильевич приезжал свататься, с воплем: «Ваня!..» так порывисто бросается к окну, что пробивает головой стекло... А затем внезапно затихает, погрузившись в воспоминания, и в рамке, подвешенной на стену, начинает падать снег, а в горестном монологе мы угадываем слово «ветер» и слово «люблю» - и внезапно не только всеми обожаемый водевиль, но и маленький грустный чеховский рассказ «Шуточка» обретает продолжение и дополнительный смысл. А когда героиня заводит патефон и вместе с Аллой Пугачевой начинает петь «Жизнь невозможно повернуть назад...» - тут уже смех и слезы окончательно перемешиваются...

Всю материальную часть спектакля заменяют три небольшие портретные рамки. Оказывается, с их помощью можно изобразить любой предмет, любое действие или состояние. С редким вкусом подобрана музыка. А песня про Барина, сопровождающая долгий, смачно и вкусно разыгранный финал - выводит эту чеховскую «шуточку» прямо-таки на исторические просторы и философские высоты...

На мой взгляд, актер и режиссер Сани Санински, актеры Мария Сапунджиева и Георги Спасов могли бы претендовать на победу во всех номинациях, за исключением разве что той, что касалась «социальной проблематики».

Счастье говорить по-русски

Отрадное впечатление оставил и спектакль «Белые ночи» Государственного русского драматического театра имени А. Чехова из Кишинева (Молдова). Это в самом деле оказалась «сентиментальная история любви в одном действии и четырех ночах», как и обозначено в афише.

Для Владимира Кирюханцева то был режиссерский дебют. Возможно, этим объясняются некоторые локальные просчеты постановки. Но главное - состоялось. На сцене полнокровно, проникновенно, убедительно и нераздельно существовал дуэт двух молодых героев. И это вряд ли было исключительно заслугой талантливых исполнителей. По-видимому, здесь мы имеем дело с тем случаем, когда режиссер умирает в актерах. И если это так, то мелочные придирки к отсутствию, например, в спектакле каких-либо узнаваемых примет Петербурга представляются не слишком серьезными.

Конечно, Достоевский велик, а потому у каждого он «свой», и любая интерпретация его текстов может и должна вызывать споры.

Слегка поспорили и в этом случае. Кто-то поверял представленную работу Пырьевым и Висконти, кто-то услышал в страстных речах Мечтателя отзвуки мелодекламации, характерной для трагиков эпохи романтизма... Прозвучал даже один суровый голос, отказавший этой версии в праве участвовать в каких бы то ни было фестивалях вообще - наверное, из-за кажущейся ее простоты. При этом забыли о самом, может быть, главном: о том, что такое русский театр и Достоевский в жизни представителей русскоязычной диаспоры Молдавии. Наверное, для них это островок отеческой культуры, точка духовной опоры... До Висконти ли им? Рискну предположить, что менее всего создатели спектакля стремились соригинальничать. Тут чем ближе к первоисточнику, чем проще и сокровенней - тем лучше...

А как изумительно произносят отнюдь не простой для современного человека текст молодые артисты! На этих изысканных, многосложных периодах сегодня у московских-то артистов порой язык заплетается. А Николай Незлученко и Яна Лазарь буквально купались в прекрасном старинном многословии, не в тягость оно им было, а в радость...

Радость пронизывает весь этот спектакль, потому что герои молоды и влюблены, потому что из одиночества Мечтателя и первой (как водится, во многом выдуманной) страсти Настеньки на наших глазах зарождается новая, настоящая любовь... И как же заразительно они хохочут, прыгают и резвятся на приютившей их лавочке, как весело, словно дети, увлеченные новой игрой, затаптывают последние тлеющие угольки былой настенькиной привязанности, как упоенно мечтают о своем будущем замечательном счастье... Все обрывается в один миг, с появлением некой чопорной фигуры с каменным лицом, деревянными жестами и пышным букетом бумажных роз в руках. И делается очень-очень грустно и досадно. Но, выходя из зала, все равно уносишь в душе свет и радость.

Ясный, бесхитростный, сентиментальный рассказ, заставляющий полюбить и этих героев, и этот текст, и этот замечательный, стремительно утрачиваемый нами язык золотого века нашей культуры. Жюри, как говорится, рекомендовало спектакль к показу в подростковой аудитории. А, по-моему, и взрослая публика получила в тот вечер свое удовольствие.

Доволен был и посол Молдовы в России, которому досталась приятная миссия получить из рук устроителей фестиваля один из главных его призов - поскольку артисты к тому времени уже уехали, предназначенная Яне Лазарь награда «За лучшую женскую роль» была передана ему.

Конец - делу ВЕНЕЦ

Еще два спектакля, показанные в ходе фестиваля, также не остались без призов. Актриса Липецкого государственного академического театра драмы имени Л. Толстого - Александра Громоздина, сыгравшая Соню в спектакле «Дядя Ваня», - получила награду в номинации «Лучшая женская роль второго плана». А Николай Обабков, актер Архангельского театра драмы имени М. Ломоносова, отмечен специальным дипломом партнеров фестиваля «За поэтический полет» - он представил публике моноспектакль по сонетам Шекспира.

Поистине прекрасной точкой фестивальной программы стало выступление Областного академического музыкально-драматического театра из Ровно (Украина). Драму «Последний срок» по роману Валентина Распутина поставил и оформил как сценограф художественный руководитель этого коллектива, народный артист Украины Володимир Петрив. У него получилось. Магия театра состоялась. В руках Мастера суровая нравоучительная проза сибирского классика удивительным образом преобразилась в светлую и очень поэтичную притчу. И не случайно программка к спектаклю открывается росчерком режиссера: «Своей Матери и всем Вашим матерям посвящаю!»

Вот где по-родственному просто сошлись самые разные проявления славянской культуры. Как-то совершенно естественно у изголовья умирающей православной крестьянки устроились то ли сиделки, то ли ангелы в белоснежной отутюженной униформе католических монахинь, а ее собственное корневое языческое сознание, уже отлетающее от конкретики земных забот и представлений, вернуло ей собственный образ в его самом чистом, не угнетенном и не покореженном горестями жизни, а потому истинном воплощении. События происходят у постели умирающей старухи, а мы видим прекрасную юную женщину, темные волосы водопадом струятся по белой рубашке, миниатюрная фигурка хрупка и нежна... И это ни в коем случае не попытка режиссера поинтересничать или эстетизировать смерть. Мы видим героиню юной и прекрасной, во-первых, потому, что именно такая у нее душа, и сейчас эта душа совершает последний облет своего земного мирка; а во-вторых, потому, что такой сейчас видит себя она сама. Те, кому довелось сидеть у постели умирающих, знают, что это не фантазии художника, а правда жизни: сознание человека, уходящего в вечность, словно проделывает обратный путь, задерживаясь там, где этому человеку было особенно светло и хорошо...

Замечательная актерская работа Нины Николаевой была отмечена специальным призом от спонсоров - «За создание образа без возраста». Молодой актрисе в самом деле удалось потрясающе совместить внешнюю нежную прелесть девичества с точными, подчас забавными приметами типично старушечьего разговора и поведения. И в течение всего долгого, подробного, неспешного хода спектакля она ни разу не сбилась с этой тонкой грани, не допустила ни малейшей даже возможности заподозрить ее в какой бы то ни было фальши. Недаром, получая свою награду (приз «За лучшую режиссуру») Володимир Петрив сказал, что никогда бы не решился взяться за это произведение, если бы у него в труппе не было такой актрисы.

Впрочем, все актерские работы в этом спектакле соответствовали высокой планке, заданной постановщиком. Особенно хотелось бы отметить Виктора Янчука, создавшего глубокий и обаятельный образ младшего сына Старухи, Михайлы.

И воплощение темы пития, которая остается одной из главных (а порой и единственной) на театре примет нашей национальной идентичности, оказалось тут, пожалуй, наиболее ярким, на уровне отдельного беспроигрышного эстрадного номера. Артисты Георгий Морозюк (Илья), Виктор Янчук и Владимир Дьяков (Степан Харко) отыграли это с наслажденьем и, разумеется, сорвали бурные продолжительные аплодисменты.

Украинский язык также заметно смягчил суровость распутинского текста. Взять хотя бы одно только слово - Старуха. В спектакле оно звучит: Старуня... Совсем другое дело, не правда ли?

Вокальное сопровождение спектакля обеспечивала некая девушка в белом - Она (заслуженная артистка Украины Галина Цьомик) - и это также была дань нашему неизбывному язычеству. Песни, записанные в фольклорных экспедициях (слова приложены к программке), воспринимаются как порожденье не отдельной христианской, а единой народной души... И все-то все, о чем писал Валентин Распутин, в них выговаривается, пропевается...

Таким образом, юбилейный «Славянский венец» обрел завершенную форму, сверкнув самоцветьем талантов, разнообразием творческих поисков и редкими сегодня бликами национальной характерности.

Искомое заветное слово, в котором бы сошлось все то самобытное, живое и общее, что еще осталось в культуре славянских стран, пожалуй, пока не найдено, как ни старались мы открывать составляющие его буковки вечер за вечером. Но впереди новые фестивали. Так что - будем искать.

Фотогалерея