Региональный театральный фестиваль для детей и юношества "Тарарам" в Котласе

Выпуск №4-164/2013, Фестивали

Фестивалей на современной театральной карте России много, и, к сожалению, не каждая программа говорит о его острой необходимости и творческой состоятельности. Все чаще и чаще возникают разговоры о кризисном состоянии многих фестивалей, о том, что пора вернуть интенсивную систему гастролей, компенсацией отсутствия которой во многом и является феномен российского театрального фестивального движения. Тем самым, по сути, принудить фестивальный поток к самооптимизации, к сокращению до мейнстримных фестивалей, необходимость которых бесспорна как для театральных деятелей, так и для фестивального зрителя.

Организация нового фестиваля в этой ситуации - дело не только не простое, но и в значительной степени авантюрное, рискованное, поскольку рассчитывать на «успех предприятия» почти не приходится. Усложняет ситуацию и активное нежелание государственного бюджета всех уровней финансировать фестивали в таком объеме, чтобы фестиваль мог позволить себе не просто держаться на плаву, а активно развиваться.

Новый фестиваль в российской «театральной глубинке» в этой ситуации едва ли не нонсенс, поскольку на этой территории все мыслимые и немыслимые препятствия для рождения фестиваля умножаются даже не на два.

Когда несколько лет назад Котласский драматический театр обратился к автору этих строк с просьбой о поддержке их нового начинания - организации регионального театрального фестиваля для детей и юношества, первое, что хотелось сделать - отговорить во что бы то ни стало от очевидной авантюры. Фестиваль в городе, добраться до которого очень не просто, а с декорациями и прочим театральным скарбом - еще сложнее, в городе, где нет и ста тысяч жителей, в театре, в зрительный зал которого заходить опасно (натянутая под потолком сетка не первый год охраняет зрителя от этого самого потолка)! В одном из недавних номеров «Страстной бульвар» уже писал об экстремальных предлагаемых обстоятельствах, в которых существует театр Котласа.

...Однако знакомство с программой первого фестиваля, получившего звонкое имя «Тарарам», с творческой командой его «придумавшей» и воплотившей, заставило взглянуть на ситуацию рождения нового фестиваля в столь сопротивляющихся этому предлагаемых обстоятельствах с некоторым оптимизмом. То, что он был нужен котласскому юному (и не только) зрителю - бесспорно, то, что он жизненно необходим театру - очевидно. Да и большинство театров, приехавших на первый «Тарарам», уезжали из Котласа с планами вернуться через год. Фестивалю удалось «завлечь» в театр не только зрителя, но и Губернатора Архангельской области, получить от него надежду на скорый ремонт здания. И подумалось-помечталось Котласскому драматическому театру, что все еще будет ничего себе, то есть хорошо.

С тех пор прошел год. И «Тарарам» весело покатился по котласской сцене второй раз. По той же самой сцене - неотремонтированной, с тем же замечательным зрителем, сидящим в зале с потолком, затянутым страховочной сеткой. Однако Губернатор уже не приехал, чиновники прочих уровней жаловали фестиваль своим вниманием значительно скромнее, чем год назад, а в разговорах о ремонте театра сквозили тоска и безнадежность...

Парадоксальным в этой, впрочем, ожидаемой ситуации оказался сам фестиваль. Парадоксально то, что он не только не «сдулся», а словно вопреки и назло пресловутым неоптимистичным котласским предлагаемым обстоятельствам, вырос, подкачал свои мышцы мастер-классами по сценическому движению и фехтованию (педагоги Валерий Маслов и Наталья Кириллова), сориентировался не только на традицию, но и на эксперимент, расширил свою «географию». И если год назад можно было говорить о своеобразном «организационно-строительном» фестивальном подвиге, совершенном командой котласских театральных романтиков во главе с директором театра Мирославом Вельганом и главным режиссером Натальей Шибаловой, то в этом году речь пойдет о творческих «тарарамовских» парадоксах - о программе фестиваля, о тех, кто приехал, о том, с чем приехали.

Ирина АЗЕЕВА

«Тарарамовские» парадоксы: идеи, герои и намеки

В фестивальной песне, которая предваряла и завершала показы «тарарамовских» спектаклей, давалось вполне внятное определение фестиваля: это радость и смех, это счастье и успех и т.д. Бравурная мелодия, буквально заряжая зрительный зал оптимизмом и позитивом, задавая тон и настроение фестиваля как праздника. В какие-то моменты этот лейтмотив оттенял то, что происходило на сцене, в какие-то резонировал с ним, а когда-то и откровенно диссонировал. И даже юным зрителям (а их было большинство) становилось понятно, что фестиваль - дело очень серьезное и неоднозначное в плане предлагаемых их вниманию спектаклей, даже если они и заявлены как «детские» и привезены на фестиваль «детских и юношеских» спектаклей.

В едином фестивальном пространстве были представлены как кукольные, так и драматические спектакли. И благодарные зрители, не особо искушенные в актуальных тенденциях театрального искусства, с одинаковым прилежанием выбирали «свой» спектакль, руководствуясь критерием «понравилось-не понравилось», напоминая зрителям более искушенным о том, что главное не «кукольность» или «драматичность», а то, чтобы и то, и другое было искусством театра. А выбирать было из чего. Палитра фестиваля разнообразна как по жанровому составу спектаклей (мюзиклы, инсценировки, балаганное представление, драма), так и по режиссерским решениям: от консервативно-традиционных до постмодернистских (куда же без этого!) «дерзостей».

Так или иначе, но по мере реализации фестивальной программы складывалось представление о феномене спектакля для детей в современном провинциальном театре. Хотелось бы написать «о феномене фестивального спектакля для детей», но...

Но характерной чертой этого фестиваля, при всей его замечательной организации и важности в пространстве Котласа и северного региона России в целом, был ряд парадоксов, на которые я и обращу здесь внимание. Суть тарарамовских парадоксов в том, что фестиваль-праздник, приуроченный к празднованию Дня города, предполагает и соответствующие спектакли-праздники. Тем более, что фестивальный спектакль - это, как правило, визитная карточка современного театра. Это трансляция театром своего кредо вовне, и, естественно, что репрезентуемый образ должен быть ярким, концептуальным, оригинальным, запоминающимся.

Однако так ли уж «фестивальны» были привезенные на «Тарарам» спектакли? Состоялся ли праздник?

К сожалению, для большинства гостей фестиваль оказался «выездом», на который были «посланы» спектакли «не первой свежести», как в прямом, так и в переносном смыслах.

Парадокс первый  хронологический: времени вопреки!

Своеобразным курьезом смотрелся спектакль «Вождь краснокожих» Академического театра драмы им. В. Савина республики Коми (Сыктывкар), поставленный заслуженным артистом России В. Градовым 12(!) лет назад. Теперь юный герой рассказа О`Генри предстал в виде тридцатилетнего крепыша в инфантильных шортиках. Зал веселился неловким падениям героев, вдруг появившейся из заброшенной шахты/пещеры индейцев кувалде, углям, брошенным за шиворот... К сожалению, тема одиночества человека в мире, несмотря на его возраст, трижды преломленная в персонажах «Вождя краснокожих», мерцала лишь изредка, когда уставшие от трюков и друг друга артисты вдруг сбрасывали обороты, переводя дух. И в те моменты угадывались и комическая природа дарования И. Янкова, и драматический потенциал А. Третьякова, и органическое обаяние Д. Рассыхаева. Но в этом «заигранном» спектакле то были, увы, лишь редкие мгновения.

Другим хронологическим парадоксом стал спектакль «Гусь-задавака», представленный Костромским областным театром кукол, созданный по пьесе В. Бредиса режиссером М. Логиновым. Спектакль явно заблудился во времени. Решенный в эстетике середины XX века (иллюзорный способ показа, «психологический реализм» сценического действия, отсутствие какого бы то ни было интерактива...), он не содержал ничего такого, с чем сегодня активно экспериментирует, работает, а порой и чем грешит искусство театра кукол. Однако, соцреалистическая пьеса о Гусе-индивидуалисте, перевоспитанном духом коллективизма и осудившем пагубное влияние плохой компании (Волк-хулиган, Мышь-эгоистка), явно морально устарела. Глядя на это зрелище, зная потенциал Костромского театра кукол, невольно задаешься вопросом, почему режиссер М. Логинов, умеющий иронизировать тонко и остроумно, чувствующий дух времени, вдруг создает спектакль, никак не соотнесенный с современностью и с полным отсутствием чувства юмора? Более того, режиссер обращается к пьесе, художественные достоинства которой весьма сомнительны, и отправляет спектакль на фестиваль, где он невольно становится визитной карточкой театра!

Спасает положение в этом произведении образ Гуся, созданный Е. Соколовой (диплом фестиваля «За лучшую роль в театре кукол»). При всей ограниченности «кукольных» возможностей своего героя актриса создает не просто образ агрессивного нахала с девиантным поведением, но по-своему несчастного существа, желающего дружить, но не знающего, как это делается. Кстати сказать, это единственный зооморфный персонаж в спектакле, все остальные звери ходят на задних лапах, одеты в человеческую одежду и, само собой, разговаривают как друг с другом, так и с мальчиком по-человечески же. И как ни странно, но именно Гусь со своей птичьей пластикой и нервными интонациями, то по-мальчишески отчаянно хвастливыми, то капризными, то трогательно доверительными, вызывал сочувствие, нежели остальные, показательно правильные или не менее показательно неправильные персонажи, однообразно маршировавшие с широко расставленными руками-лапами...

Парадокс второй  пространственный: месту вопреки

Второй особенностью фестиваля было предъявление на нем спектаклей для камерного пространства. Естественно, что вынесенные на сцену большого зала Котласского театра, они терялись. Извинительные реплики дирекций и представителей оных, конечно, звучали, но если «товар» предназначен для показа лицом к лицу, то и смотреть его надо адекватно. Так совершенно невыразительной оказалась музыкальная сказка «Теремок» по пьесе С. Маршака, представленная Архангельским театром кукол. Созданный в 2013 году заслуженным деятелем искусств России В. Шацким, художником-постановщиком З. Давыдовым и композитором А. Шестаковой, спектакль рассчитан на непосредственный контакт со зрительской аудиторией, но перенесенный за «четвертую стену» стену, померк. Актрисам В. Никитинской и Н. Назаренко, добросовестно преодолевавшим предлагаемые обстоятельства, приходилось форсировать голос, импровизировать, перестраивая круговые мизансцены во фронтальные - все это несколько оживляло действие, но выражения мордочек маленьких кукол, решенных в приглушенных тонах, и ряд современных акцентов в сценографии (дисплей на посту Ежа-секьюрити и пр.) остались неведомыми большей части зрителей. Что же касается непосредственно Теремка, то его архитектура отдавала абсурдом - увенчанная грибом («гнездо» Петуха) конструкция из монументального основания с входной дверью и трех автономных «скворечников». Будучи фоном в принципе «реалистического» режиссерского решения, эта установка смотрелась и броско, и громоздко, но самое главное  неорганично. И единая цветовая гамма, и стилистическое решение (что-то среднее между каргопольской и дымковской игрушечными традициями), и качественные актерские работы не спасали положение.

Парадокс третий - «традиционный»: северный этнос и его эпос

Вполне естественно, что на фестивале, проходившем в северном регионе, не обошлось и без инсценировок сказок С. Писахова и Б. Шергина. Таких спектаклей было два: «Морожены песни» Архангельского областного театра драмы им. М.В. Ломоносова (инсценировка А. Галкина, режиссер-постановщик А. Тимошенко, сценография А. Тимошенко, костюмы  И. Титаренко) и «Сказы матушки Трески» Северодвинского драматического театра (режиссер-постановщик Л. Тарасова, музыкальное оформление В. Белова).

Архангельским спектаклем фестиваль «Тарарам» открывался. И это был праздник! Литературная основа органично обжита актерами и служит основой для вариаций узоров взаимоотношений персонажей. Здесь возникали нежные несколько неловкие порывы первого чувства хваленки Флёнки (Н. Овсянникова - диплом фестиваля «За лучшую женскую роль второго плана») и любителя фольклора и хваленок Фомы (М. Кузьмин), искрил союз противоположностей темпераментной реалистки хваленки Анны (М. Стрелкова) и флегматичного «сказочника»  медведя (В. Винтилова), переливался разными оттенками глубоких чувств брачный союз весельчака и балагура Сени Малины (И. Морев - диплом «За лучшую мужскую роль») и его домовитой супруги (заслуженная артистка России Е. Смородинова), и полыхал и громыхал страстями комический дуэт роковой вдовы Перепилихи (Т. Волкова) и непутевого Урядника (И. Братушев - диплом фестиваля «За лучшую мужскую роль второго плана»).

И зрительный образ спектакля с волной деревянного помоста-дороги, с насаженными на шесты, подобно скворечникам, северными избами создавали ощущение бескрайних северных просторов и, одновременно, придавали пространству спектакля черты камерности, домашнего уюта, где северное сияние подобно разноцветным холстам, а «морожены песни», оттаивая, искрятся радужными пузырями. Этому образу парадоксального северного универсума вторит и режиссерское решение. С одной стороны, это ансамблевая постановка, где главным героем является хор хваленок - девушек, которых хвалят сваты. И подобно артистам древнего театра этот хор прелестных аборигенок-поморок существует как единый лиро-эпический организм. Но при всей его слаженности каждая хваленка индивидуальна, за каждой чувствуется не столько судьба, сколько ее предчувствие. И в центре (или во главе?) этого одухотворенного девичьим началом пространства  корифей Сеня Малина. С его появлением в спектакль приходит стихия игры. Он задает темп и ритм, он провоцирует и интригует, ведя действие от одной истории к другой, умудряясь быть легким и разнообразным.

Но главный парадокс этого спектакля в том, что, работая в условном пространстве стилизованного северного села, в стилизованных костюмах, акцентируя внимание на характерном говоре и т.д., этот спектакль звучал неожиданно и колоритно, и современно, поскольку главное, что показывали актеры - это способность и желание пусть даже самого непутевого и медведеподобного существа любить. Сказки С. Писахова, рассказанные таким образом, буквально ожили, их персонажи вочеловечились, а зритель невольно из свидетеля стал соучастником сценического действа, втянутый в него обаянием ли сирен-хваленок, провокациями ли Сени Малины.

Что же касается второго «поморского» спектакля - «Сказки матушки трески», то у него были другие задачи. Их можно определить как популяризацию наследия С. Писахова и Б. Шергина. Основа спектакля - игра в сказки. Три разновозрастных персонажа: матушка (С. Авраменко), парень (П. Варенцов - диплом фестиваля «За лучший пластический рисунок роли») и девочка-подросток с алым бантом (Л. Тарасова) наперебой рассказывали удивительные истории, мгновенно перевоплощаясь в удачливых и не очень северян, то плавающих с белухами, то изводящих коварную Митробу, то закидывающих зрителя подушками. Их игра и сказовая манера создавали особую атмосферу северной семьи, которая живет на грани современного мира (китайские мокасины, капроновые ленты, фабричные мягкие игрушки) и традиционной культуры (сарафаны, говор, косоворотка, сапоги). И этот стихийный эклектизм раздражал и развлекал одновременно, так как проявлял специфику самоидентификации современного «помора».

Парадокс четвертый, «жанровый»: модно, стильно, сексапильно

Особыми украшениями фестиваля стали музыкальные спектакли «Карлик Нос» Котласского драматического театра (режиссер Н. Шибалова, сценография В. Новаковского, музыкальное оформление О. Белых, хореография А. Борошнина) и «Волшебная лампа Аладдина» Вологодского государственного драматического театра (инсценировка и режиссура  А. Чупин, сценография - Ю. Моисеева, музыкальное оформление - Д. Бортник, хореография - В. Смердова).

В обоих мюзиклах активно использовались элементы психологического театра, что приводило порой к гипертофированности играемых переживаний с учетом музыкальных и световых эффектов. Но это в какой-то степени искупалось «готическим» колоритом страстей котласского спектакля и «экзотическим» вологодского.

Котласский «Карлик Нос», кстати сказать, заслуживший приз зрительских симпатий фестиваля, строится режиссером Н. Шибаловой как каскад музыкальных номеров, перемежаемых диалогами, в большей или меньшей степени трогательными. Зрителю предлагаются и бытовые образы: добрая матушка (Н. Шибалова) и честный батюшка (Н. Елсаков) главного героя; и комически инфантильный, но амбициозный Герцог перфекционист (Э. Абанин); и очаровательная в своем высокомерии пафосная стерва Княгиня (О. Белых); и волшебные - брутальная старушенция ведьма Крейтервейс (А. Борошнин) и принцесса-гусыня Мими (А. Ярославская). Эффектность образов и музыкальных номеров создали яркую, но несколько разобщенную фактуру спектакля-шоу, в котором кто-то старательно страдал (Якоб  С. Рожкин), кто-то органично блистал (Княгиня  О. Белых) и не менее органично упивался собой (Герцог  Э. Абанин), интриговал и хлопотал (Управляющий - В. Седелков), а кто-то, к сожалению, потерялся. Последнее произошло с А. Ярославcкой, не сумевшей перевоплотиться из гусыни, в образе которой она была убедительна, в прекрасную принцессу  дочь волшебника. Ее появление не стало чудом для горожан, да и Якоб (С. Рожкин) смотрел на нее скорее как на подругу по несчастью, а не деву-грезу. В результате самой красивой оказалась кокетка Княгиня О. Белых, а не положительная героиня А. Ярославцевой.

Зато с принцессой Будур в «Волшебной лампе Аладдина» Вологодского драматического театра все было в полном порядке. Изящная и артистичная, остроумная и утонченная... блондинка (Н. Абашидзе) по ходу развития действия взрослеет, проходя путь от девочки, скучающей без подруг, до влюбленной девушки, готовой ради своего Аладдина на все. Даже на ссору с любимым отцом. Кроме султана-аутиста (Д. Мельников) с арапченком (В. Полозов) старшее поколение здесь представлено еще и главным злодеем спектакля  магом-недоучкой Джафаром (А. Чупин). Абсолютно игнорируя экзотику условных, но претендующих на восточный колорит декораций, персонажи спектакля вполне «по-европейски» интригуют, капризничают, влюбляются, ссорятся и мирятся. Главным же героем этой версии «Волшебной лампы» оказывается джинн Джахнаш в исполнение Н. Акулова (диплом фестиваля «За лучший образ фантастического персонажа»). Здесь он не пассивный исполнитель чужой воли, а натура в высшей степени творческая: предел мечтаний джинна - свадебный торт величиной со слона, но люди скучны в своем стремлении к золоту и власти... все, кроме Аладдина и Будур. Кажется, что обаянию этого персонажа не может противостоять даже зануда Джафар, не говоря уже о зрительских, особенно девичьих сердцах. Между тем, герой Н. Акулова вполне органично сосуществует в актерском ансамбле, где-то оттеняя застенчивость Аладдина (Д. Бычкова), а где-то подыгрывая ироничной Будур. Так или иначе, но показанный в последний фестивальный день и ставший эффектным завершением фестиваля легкий почти мюзик-холльный вариант восточной сказки, сыгранной на европейский лад коллективом молодых и позитивных артистов, снискал вологодскому театру Диплом фестиваля «За лучший актерский ансамбль».

Парадокс пятый - «экспериментальный»: нужны новые формы?!

Характерно, что творческий эксперимент в пространстве данного фестиваля был заявлен двумя театрами кукол: рыбинским и вологодским. В обоих случаях он носил явный постмодернистский характер и представлял собой переосмысление классического текста.

В первом случае заслуженными артистками России О. Демидовой и Н. Котовой была разыграна трогательная история из жизни обитательниц дома престарелых по мотивам сказки братьев Гримм «Мальчик-с-пальчик». Пьеса Н. Шувалова «Мальчик-с-пальчик... или безумная ночь» была переосмыслена главрежем театра А. Быковым. Парадоксальность этого действа, охарактеризованного в программе фестиваля как драма, многомерна. Первый уровень - адресность. На сайте театра он презентуется как спектакль для взрослых. Напомню, что «Тарарам»  это фестиваль, ориентированный на детей и юношество. Одновременно трогательная и ироничная история неоднозначных взаимоотношений двух пожилых дам, затеявших игру в театр на пустой сцене ночью, оказалась не оцененной весьма юным зрителем. Для мальчиков и девочек спектакль распался на две части. Первая  интересная, с персонажами из сказки: яркими куклами-мальчиками, их странными диковатыми родителями, огромными людоедами. Здесь игровая стихия преобладала. Мальчики говорили разными голосами, отражавшими специфику их характеров, дурашливые людоеды устраивали каннибальскую клоунаду и т. д. Актрисы активно демонстрировали потенциал своего мастерства, сочетая виртуозную работу с куклами разных систем и психологическую проработку материала. Зал замирал, смотрел, слушал. И начинала клубиться завораживающая атмосфера страшной сказки... Но потом в этот сказочный мир вторгалась абсурдистская реальность дома престарелых и его чудаковатых обитательниц. Трогательных, беззащитных перед миром, но, увы, непонятных детям, о которых они, кстати сказать, постоянно говорили. Акцент со зрительного образа переносился на речь и... зал начинал скучать, до следующей сцены с «мальчиками» или «людоедами». Собственно, и взрослые, сидевшие в зрительном зале, чувствовали себя несколько обманутыми. И дело не в неподготовленности аудитории, дело в принципиальной, на мой взгляд, ошибке, которую сделал режиссер, не справившись с этим драматическим парадоксом: интерпретация абсурдистской по своей сути пьесы абсолютно традиционным способом «по Станиславкому».

Более жестко, но убедительно по сути интерпретации, с классическим текстом - Пушкинским! - обошлись заслуженные деятели искусств России режиссер И. Игнатьев и художник А. Игнатьева в балаганном представлении Вологодского театра кукол по «Сказке о царе Салтане»...

Парадоксальность драматургического материала здесь заключалась в том, что иронично переосмысленный и обыгранный сценическим действием текст всем известной сказки не вызывал раздражения, наоборот  звучал по-пушкински легко, свежо и остроумно. Микшируя длинноты литературного источника, авторы заменили некоторые эпизоды на высказывания школьников 3 - 6 классов. Результат парадоксален: при этих неуклюжих, наивных, но искренних «объяснялках» «Сказка о царе Салтане» все-таки звучала, представая во всем своем литературном великолепии... в сознании как взрослой, так и детской аудитории. Игра с текстом велась на высоком уровне актерского мастерства. Семеро «ежиков»  стилизованных человечков с детских рисунков - примитивными, но яркими куклами разыгрывали волшебный сюжет. Несмотря на некоторую обытовленность их пластики (все-таки герои детских фантазий!), заданный ими темп, вариации обертонов интонаций и, самое главное, чувство партнера не ослабевали от начала и до конца спектакля. И зал забыл, что это «эксперимент», он смотрел, нет, скорее чувствовал ритм пушкинского текста, его дыхание и... завороженно молчал! То, что представили артисты Вологодского театра кукол, было интересно во всех отношениях: речевом, пластическом, сценографическом, художественно-образном... Итог - Гран-при фестиваля.

«Тарарам»-2013 оказался своеобразным зеркалом современного театра для детей. Как оказалось, явления во многом парадоксального и, несмотря на долгую традицию, все еще становящегося, более того  обреченного на эффект non-finito. Современный детский спектакль стремится выйти за пределы традиций: в кукольном спектакле иллюзорный показ кажется архаикой (хотя есть ностальгирующие по нему отдельные творческие личности по обе стороны рампы), актеры драматических театров вдруг начинают посягать на святая святых «кукольников»  работу с предметом, работу с фактурой. Размываются границы между залом и сценой. Детский спектакль хочет быть понятным и понятым своим зрителем, который тоже еще как парадоксален. И оживают в космогонической пляске архитектурные ансамбли северных селений в «Мороженых песнях» Архангельского драматического театра, и теряется чувство реальности в «пушкинском» балагане вологжан, а дом престарелых рыбинцев «безумной ночью» претендует на метафору мироздания, арабская принцесса из Вологды становится блондинкой, а джинн с фактурой русского богатыря  кондитером... и не кончается «Тарарам».

Фотогалерея