Полнота жизни. "Вишневый сад" в МДТ - Театре Европы

Выпуск №10-170/2014, Премьеры Санкт-Петербурга

Не люблю, когда из рецензии прут «впечатления», чувства и чувствишки, но на «Вишневом саде» меня, зрителя, охватывают эмоции, порой необъяснимые. Почему, когда Раневская, Гаев, Аня и Шарлотта шествуют по центральному проходу к сцене, перехватывает дыхание? Тысячу раз актеры появлялись из зала. Эти молчат и только смотрят. Но как смотрит на нас сквозь вуалетку Ксения Раппопорт?! Сколько в этом печали и в то же время сочувствия! Сочувствие естественно, коль скоро мы по воле Льва Додина и художника Александра Боровского живем с действующими лицами в одном доме (двери зрительного зала - двери особняка Раневской, Гаева). И нас с вами запрет, гремя большими ключами, молодой Лопахин.

Все в этом спектакле перемешано: тоска, надежда, сарказмы и нежность. У каждого из персонажей свое отношение к жизни. Гаев (Игорь Черневич) - вовсе не глуповатый чудак, как обычно. Это идеалист, потомственный интеллигент, с брезгливостью взирающий на нынешний грубый и пошлый мир. Большинство его реплик вызывают смех в зале. Да, не приспособлен к реальности, и его отношения с Фирсом (Александр Завьялов) напоминают отношения сына-переростка со строгим отцом. Гаев побаивается величавого старика-патриарха в красной ливрее.

Девушки, разумеется, в чем-то полярны, но обе из XXI века, понимают друг друга. Хорош момент, когда Аня с Варей по-девчоночьи секретничают, хохочут. Другое дело, что подростку Ане (Екатерина Тарасова), по сути, скрывать нечего. Она абсолютно открыта, бескомпромиссна. И нет в ней восторженной влюбленности в Петю. Жизнь ясна, а старшие мудрят и совершают нелепые поступки. Аню не тиранят мысли о будущем. Как-нибудь проживем. Варя (Елизавета Боярская), напротив, таит за внешней жесткостью страстную натуру. На монашку похожа только черной одеждой. Но присмотришься - подобно Раневской готова броситься, словно в омут, за любимым. Однако никто не шлет ей отчаянных, призывных телеграмм.

Что же их мужчины? Трофимова (Олег Рязанцев) трудно полюбить. Старообразен, плешив, взгляд из-под очков у него совиный. Каждую минуту готов вспылить. Над «социалистическими» взглядами вечного студента принято в современном театре смеяться. У Додина нет возмущения немодными, «доперестроечными» идеями. Лишь есть сожаление о человеке, неспособном разбираться в реальности.

Самая загадочная фигура постановки - Лопахин (Данила Козловский). На первый взгляд, живчик, чуть ли не каскадный опереточный герой. Весел, подвижен, доволен собой, временами выламывается, поет песенки. В нем есть современная нагловатость и несомненная сексапильность. Как раз в этом смысле его побуждения и загадочны. Очевиден жгучий интерес «бизнесмена» к Раневской. Лопахин смотрит на нее оценивающим мужским взглядом и, когда Раневская приглашает поговорить о женитьбе, жестом собственника приобнимает красавицу за плечи. В любую минуту готов жениться на Раневской. Бывшая хозяйка поместья осаживает его одним взглядом. Не по себе дерево рубишь. Предлагают только Варю. Что ж, Варя так Варя. Лопахин дважды приступает к интимному объяснению. В первый раз впивается в Варины губы... и ничего дальше. Второй - поцелуй переходит в действие. Они убегают в закулисье, и растрепанный вид Вари после свидания не оставляет сомнения в том, что произошло. В этой ситуации холодное: «Вы куда же теперь, Варвара Михайловна?» - звучит садистично. Романтичные зрительницы склонны видеть в незавершенности романа роковую любовь. Не думаю, что Додин столь сентиментален. На мой взгляд, Лопахина-Козловского постоянно жжет чувство униженности, испытанное в детстве. Он хочет реванша. Во всем. В том числе и в сексе. Кстати, только на додинской премьере я понял, как гротескно отражается незадавшийся роман Лопахина с Варей в комической интрижке пылкой и псевдо-нервной Дуняши (Полина Приходько) с разбитным Яшей (Станислав Никольский).

У Лопахина и денег много, и возможности не ограничены, и новыми технологиями овладел. Лопахин заснял в немом фильме вишневый сад. На большом экране мелькают красивые «документальные» кадры с гуляньями в белых платьях под шелковыми зонтиками, качелями и прочими картинами изысканной жизни в стиле начала прошлого века. Под полечку «Трик-трак» И. Штрауса. Правда, среди веселящихся живых вдруг мелькнет покойный Гришечка у пруда. А потом с помощью анимации изображение сада перекрывают многочисленные прямоугольнички с цифрой 25. Двадцать пять тысяч рублей принесет каждый дачник, заменивший дачей не нужный с практической точки зрения вишневый сад. Здорово! Но почему-то Лопахин оказывается смешным со своим детским рационализмом. Он взял и растоптал Варю, хотя девушка-трудяга держится достойно, не выглядит униженной. Он может выгнать из дома Раневскую, Гаева, Варю, Аню, может срубить сад и получить большие деньги, однако не побеждает дух этих людей. Реванш не взят. Жеребячья игривость предпринимателя сменяется усталостью.

Даже совсем никчемные люди оказываются выше его, хотя он их нанял. Я имею в виду Епиходова и Шарлотту. Назначение на роль Епиходова Сергея Курышева представляется неожиданным. Особенно если вспомнить, что в 1994 году Курышев играл патетичного Петю Трофимова. Почему же теперь комический Епиходов? И во МХТ (на премьере 1904 г.) Епиходова играл один из лучших, если не лучший актер тогдашней труппы, Иван Москвин. Правда, он играл, используя приемы характерности - Курышев остается мятущимся героем из «Врага народа», «Пьесы без названия». Только этот герой не у дел. Невпопадность (еще и при минимуме текста) не мешает Епиходову Курышева быть внутренне значительным. Снижающие реплики и ремарки Додин убрал.

Лопахин хочет выглядеть щедрым покровителем, и берет к себе также выброшенную на улицу, «беспачпортную» Шарлотту. Собственно, Шарлотта - роль для эксцентрической актрисы. В первой редакции додинского «Сада» Анжелика Неволина развлекала публику большим числом фокусов. Тема ее бездомности обычно уходит на второй план. В МДТ бывшая циркачка чуть ли не трагическая фигура. Ей доверяет режиссер кульминацию третьего действия с надрывным пением «Прекрасной маркизы» Поля Мизраки на немецком языке. «А в остальном» подхватывают издерганные ожиданием персонажи. Шарлотта (Татьяна Шестакова) не только глубоко несчастна, но и серьезно больна. В финале падает в обморок (а может быть, умирает), и ее уносят бездушные рабочие.

Не думаю, что Додину хотелось сделать из Лопахина злодея. Эгоизм - не злодейство. Но он и не поднимает Лопахина на постамент, как многие постановщики недавнего прошлого (например, Анатолий Эфрос и его протагонист Владимир Высоцкий). Лопахину из МДТ не дано понять, прочувствовать некоторые вещи. Он чужак. Не случайно именно Козловский распевает знаменитый шансон Джо Дассена, потом английскую эстрадную песню. Опять-таки любить зарубежную эстраду не грех - и все же перед нами режиссерский знак неукорененности «нового русского» в русской жизни. Несмотря на крестьянское происхождение, он манкурт, ему чуждо понятие родного гнезда. Этот Лопахин - близкий родственник Егорше из эпопеи Федора Абрамова, хотя и более сложен, удачлив.

А у Раневской, которая легко переходит на французский и мчится в Париж спасать своего изменника, понятие родного гнезда есть. Раневской-Раппопорт даровано чувство полноты жизни. Она впитывает, как губка ощущения от предметов, природы, умеет любить и страдать, сострадать. Получив телеграмму из Парижа, аж взвизгивает от радости, плачет и смеется одновременно. Раппопорт переливчата, как ртуть, играет контрастами и купается в нюансах. Нет, она не порочна, как говорит Гаев. Да, чувственна, упоительно женственна и в то же время одухотворена. С первой же минуты забирает зрителя в плен и не отпускает до финального драматичного ухода. Правда, в самой глубине роли ощутима тончайшая, едва уловимая ирония. Мы видели многих замечательных Раневских. Они блистательно проводили те или иные сцены. Разве забудешь финал в исполнении Аллы Демидовой?

Роль у Раппопорт - цельная. У нее такое разнообразие интонаций, такая богатейшая эмоциональная палитра, почти балетная пластичность, что хочется пересматривать спектакль многократно. При том, что чеховская отчужденность, дискретность героев буквально висит в воздухе, Раппопорт существует на сцене, выражаясь языком классического вокала, «кантиленно».

Актриса, как, впрочем, и весь спектакль, балансирует на грани исторического и современного. Умение носить костюм, утонченность - от модерна, психологический строй современен. Трофимов сетует: «У нас нет определенного отношения к прошлому». Додин никогда не забывает о прошлом, но ему свойственно, особенно в последних двух премьерах, острое чувство сегодняшнего момента. Поэтому не сомневаюсь, спектакль будет меняться, акценты смещаться. Если во «Враге народа» памфлетность достигнута путем резкого сокращения ибсеновского текста, так что главные мысли видны, как на ладони, то в «Вишневом саде» купюр не много (роль Симеонова-Пищика, несколько реплик), и перестановки эпизодов не слишком заметны. Актуализация классики проведена тонкими средствами, с сохранением чеховской поэтики. Нет никаких прямых аллюзий. При этом ты не забываешь, что происходящее косвенно связано с тем, что делается в мире, с Россией.

В фойе перед премьерой, один зарубежный коллега укоризненно мне сказал (в связи с крымскими событиями): «Россия очень огорчает». Я не стал извиняться за плохое поведение России, но в течение действия меня не покидала мысль: Россия осталась все той же Россией, и люди в сущности не слишком изменились. Не увлекаясь квасным патриотизмом, я почему-то испытал на спектакле патриотический подъем, пусть он и не для того создан. Да, нас хотят обложить со всех сторон, как Фирса, оказавшегося не только запертым, но и замурованным (за экраном, где была раньше пустота сцены, выросла стена). Сценический финал вроде бы страшен - открывается стена из свежесрубленных вишневых деревьев. К тому же спектакль начинается и заканчивается жестокими словами Фирса: «Жизнь-то прошла, словно и не жил». При мрачности этих слов от постановки исходит необычная энергия. Никакого настроения конца света, умирания.

Додина нельзя назвать оптимистом. Нынче, когда он не раз заглянул в глаза смерти во время болезни, тем более. Впрочем, может быть, именно поэтому его философский взгляд на действительность стал более мягким. Дом (вместе с нами) заколотили, сад срубили, но чеховские персонажи, хотя бы и в виде призраков, скользят по стволам деревьев (имеется в виду видеоизображение). Они где-то здесь.

Классический психологический театр жив. Вот он. Молод, интонационно узнаваем, не чужд юмора. Юмора даже больше, чем ожидаешь в чеховской драме. Разумеется, требуется, чтобы Театр возглавлял человек, ощущающий, подобно Раневской, всю полноту жизни. Такой человек есть. Стало быть, вишни по-прежнему будут цвести. Нужно быть очень молодым, чтобы спустя 20 лет показать новую версию «Вишневого сада», ни в чем не похожую на прежнюю.

И другая тема, тоже связанная с ощущением момента. В зачехленной люстре над центром зала, зачехленной мебели - мотив ожидания. Здесь словно и не живут, готовятся. Что-то должно произойти, измениться. В какую сторону? Не знал этого близкий к символистам Чехов. Не знаем этого и мы.

Фото Виктора Васильева

Фотогалерея