Завмуз в "доинтернетную" эпоху

Выпуск № 3-173/2014, Тайны профессии

Завмуз в "доинтернетную" эпоху

Один мой товарищ сказал, что определить, хорош ли фильм, можно, выключив звук. Хорошая музыка может замаскировать даже самую неудачную работу. Если вы композитор или создатель саундтрека, ваша главная задача в том и состоит, чтобы звуковая картина была совершенной, независимо от того, с чем приходится работать. Если это удалось, ваша работа спасет все предприятие и останется играть в плеере у кого-то на другом конце света.

Об авторах оригинальных саундтреков вы, наверняка, слышали, они известны благодаря киноиндустрии. Но тысячи профессионалов того же профиля навсегда останутся незамеченными. Потому что работают в театрах, остаются за кулисами и лишь в редких случаях вместе с остальными выходят на поклон.

Эти люди - заведующие музыкальным оформлением, радисты - озвучивали театр и тогда, когда не было ни интернета, ни CD. Я хорошо представляю как, потому что моя мама - Ольга Николаевна Селина - работает завмузом уже больше тридцати лет. Я не знаю, как работал и с чем сталкивался в «доинтернетную» эпоху каждый из этих профессионалов, но я могу рассказать мамину историю.

Свою службу в театре мама начала с должности радиста в Орловском ТЮЗе в 1978 году. Радист - это человек, в чьи обязанности входит управление звуковой дорожкой во время спектакля. Он должен внимательно следить за тем, что происходит на сцене, слушать реплики и вовремя, с нужной громкостью переключать треки - «темы».

Новое место работы оказалось не слишком уютным: своего здания у театра тогда не было, и работать приходилось в подвальном помещении. Радист занимал место не в специальной будке, а прямо в зрительном зале. Техника, с которой приходилось иметь дело, была настоящим испытанием терпения и любви к искусству: у магнитофона «Тембр-2» магнитные кнопки, и каждый раз при нажатии на «пуск» раздавался страшный щелчок на весь зал, что казалось особенно странным, когда безмятежная музыка должна была звучать pianissimo. Был, правда, и «тихий» вариант - магнитофон «Нота». Но он оказался не только бесшумным, но и совершенно некачественным. Тем не менее, с такой нехитрой технической базой Орловский ТЮЗ активно гастролировал по области.

А потом достроили долгожданное новое здание. Оно принесло с собой новое оборудование: огромные студийные магнитофоны МЭЗ, тяжелые и занимающие много места. На одной бобине этой дьявольской машины помещался почти километр пленки. Работать с такими громадинами с непривычки было трудно: чтобы и переключать треки, и следить за действием на сцене, первое время приходилось стоять.

Хотя мама была радистом, и подбор музыкального оформления еще не входил в ее обязанности, когда пришла пора репетировать спектакль «Неистовый гасконец», к поиску музыки подключился весь театр. Чем оформлять спектакль, никто не знал. Казалось, что это невозможно, таких композиций просто еще не написано. И вдруг - удача! - знакомый фарцовщик продал маме первую пластинку Жана Мишеля Жарра. Новая музыка идеально совпала с мыслью режиссера ставить пьесу как нечто отчасти фантастическое: «такого не может быть... но есть!», «дружба есть, но... не бывает такой дружбы». Тогда в Орле ничего подобного еще никто не слышал, и члены труппы оказались первооткрывателями. Спектакль имел бешеный успех, полгорода толпилось вокруг подвального помещения в ожидании лишнего билетика. Мама и раньше активно интересовалась работой завмуза и старалась всячески помогать, а этот успех укрепил ее желание перейти к более творческой работе. И как только в Орловском театре кукол освободилось место, она покинула ТЮЗ.

Новая область деятельности бросила вызов всем ее творческим способностям: театр кукол выпускал шесть спектаклей в год. Это много. А найти подходящую музыку было ох как непросто. Новые пластинки приходилось доставать в основном у фарцовщиков. У мамы появилась профессиональная привычка покупать пластинки в любом городе, в котором она оказывалась. Просто на всякий случай. Накопилась огромная фонотека - 688 виниловых дисков мы насчитали однажды дома! Тогда советские грампластинки стоили 2 рубля 14 копеек, а импортные - около 4-х рублей. А вот если удавалось найти пластинку, привезенную из-за границы, ее приходилось переписывать: покупать было слишком уж дорого. Но на добытом с трудом виниле, к глубокому огорчению, оказывались, в основном, песни. Инструментальной музыки, печальных и не пошлых мелодий, подходящих для «темы любви», а уж тем более фантастических композиций, было мало. Чтобы подобрать нужное, приходилось прослушивать буквально тысячи пластинок - совсем как в песне группы «Секрет». На поиски уходили недели и месяцы, этому посвящались даже отпуска. Немного облегчали работу библиотеки и плоды творчества местного композитора, и сильно осложняли жизнь режиссеры: они почти никогда не соглашались использовать классическую музыку.

Когда «темы» были найдены, их приходилось записывать на пленку в нужном порядке. И тут требовалась стальная выдержка. Необходимые отрывки переписывали с пластинок, при этом нужно было зорко следить, выставлен ли нужный уровень звука, не попала ли под иголку соринка, не трещит ли пластинка, иначе процедуру приходилось повторять несколько раз. Фрагменты пленки с музыкальными темами склеивали, проложив между ними яркий «пустой» кусок - ракорд, дающий понять, что одна тема кончилась и начинается другая. Ракорд и пленка отрезались одновременно, под углом 45˚, чтобы соответствовать друг другу, накладывались на скотч, а края скотча обрезались. Если скотч был обрезан неправильно, пленка могла прилипнуть, намотаться на одну из частей магнитофона - и спектакль оказывался под угрозой. Чтобы не было срыва, приходилось спешно обрезать намотавшуюся пленку и вставлять то, что шло дальше. Радист, ползающий по полу в море магнитофонной ленты - нередкая картина в те времена. А после спектакля приходилось к тому же все разматывать и переслушивать. Казалось бы, простая задача «ставить музыку» требовала внимательности, мгновенной реакции и стрессоустойчивости, на которые не все были способны.

Так, в непрерывном поиске прошло пять лет, пока на мамину голову не свалился режиссер Йоныш и не предложил ей ехать в Сибирь, чтобы строить театр. Полжизни ходившая в походы и лазавшая по крышам, мама немедленно ответила: «На другой конец страны? Туда, где Братская ГЭС? Туда, где вовсе театра нет? Конечно, да!». И рванула осваивать тайгу.

Братск построили прямо посреди густых сибирских лесов, к городу со всех сторон подползают древесные чащи. Погода в этих местах бодрит: осень начинается в августе, весна - где-то в начале июня. Вот в такие условия попала труппа, набранная со всей России: из Москвы, Питера, Вологды, Астрахани, Новосибирска и Орла. Под театр коллективу отдали старое деревянное здание школы, из которого предлагалось своими руками и на свой вкус смастерить культурный объект. Члены труппы самостоятельно расставляли мебель, развешивали прожекторы, возились с проводами и оборудовали сцену. Жили в театре, ели в театре, спали в театре, а за вдохновением ездили на Братскую ГЭС - через две остановки. Не обходилось без спешки и недоразумений: накануне открытия к сцене не успели прибить черный половик, и «технике» - техническому персоналу - пришлось исправлять это ночью, ползая по полу и вгоняя маленькие гвоздики в полусантиметре друг от друга.

Но все усилия окупились первым же спектаклем - постановкой по очеркам Александра Вампилова о том, как строили Братскую ГЭС. Вампилов - уроженец Иркутской области - как гениальный драматург, прославил родные места. Спектакли по его произведениям ставили редко, хотя официального запрещения не было, и, воспользовавшись началом перестройки, труппа решила это исправить. Братчане, до того не видевшие театра своими глазами, пришли в восторг. Начались аншлаги, маленький зал всегда оказывался переполнен.

Новорожденный Братский драматический быстро прославился не только среди неискушенной публики, через год коллектив стали приглашать на фестивали в Иркутск. А ведь этот город не мог пожаловаться на недостаток собственных театров: в то время их было семь, в том числе «театр музкомедии», как его тогда называли. В областном центре, как и в родном городе, члены труппы получали комплименты, порой даже от тех, от кого не ожидали их услышать: когда через пять лет БДТ в очередной раз приехал на гастроли в Иркутск, где в то время оказался и Театр Моссовета, столичная труппа посещала и хвалила спектакли братчан.

Чтобы удивлять зрителя, БДТ приходилось каждый раз изворачиваться, творя чудеса на маленькие деньги. Режиссеры придумывали на сцене все новые незатратные, но интересные решения, а завмуз и звукорежиссер старались не отставать с музыкальным оформлением. Пришло время создания звуковых эффектов. Техническая база была лучше, чем в Орле, но все еще далека от полноценного студийного оборудования. Основным рабочим инструментом стал магнитофон «Олимп» (в то время вершина советского магнитофоностроения). Он мог похвастаться пятью головками, режимом «реверса» и «таймера», но сделать запись в режиме наложения просто так не давал. В ход шли ухищрения, достойные Левши: вставляем железячку тут, одновременно держим там, чтобы вот это вот так вот... Со скрипом и пыхтением задуманное все-таки удавалось осуществить. Но ни новая техника, ни смекалка так и не решили проблему с воспроизведением музыки во время спектакля, этим по-прежнему приходилось заниматься людям в реальном времени. Оказалось, что сибиряки большей частью спокойны и медлительны, и в случае ЧП не успевают среагировать. А вот нервничают в экстремальной ситуации не меньше, чем их орловские коллеги. Поэтому за двенадцать лет работы в БДТ маме пришлось обучить двенадцать радистов: почти все они уходили, не выдержав стресса и нагрузок.

В 90-е к человеческому фактору добавились экономические проблемы, и сложности стали разнообразнее. Из Братска исчезла пленка. Теперь приходилось покупать ее в Москве и Питере на гастролях или заказывать катушки с музыкой из других городов, чтобы переписывать на них то, что нужно. Но работа Братского драматического не останавливалась, несмотря ни на какие трудности. Приезжали хорошие режиссеры из Питера, Москвы и Новосибирска, ставили новые спектакли и казалось, что труппа, это собрание энтузиастов, может преодолеть все. Как показала жизнь, кроме чиновничьего произвола.

То ли на волне моды «укрупнять» и объединять, то ли из-за удаленности районов города друг от друга, кто-то из чиновников подал идею перенести Братский драматический во Дворец Культуры в центр города. Туда же планировалось запихнуть театр кукол, еще несколько гнезд искусства, все утрамбовать и получить Культурный Центр. Идея «мы наш, мы новый мир построим» понравилась всем, кроме тех, кого касалась перестройка, но это никого не интересовало. Администрация была настолько уверена в своих благих намерениях, что возражения труппы театра слушать не стала, а на протесты не обращала внимания. Решение было принято, бумажки подписаны - и однажды утром к зданию Братского драматического подъехали рабочие. На глазах работников театра они отдирали прожекторы и бросали на пол, разрушали все, что работники БДТ строили своими руками несколько лет. Переезд превратился в мародерство и воровство. Члены труппы стояли на улице и плакали.

После этого коллектив начал понемногу разрушаться. Не сразу, в течение нескольких лет: кто-то продал квартиру и уехал, кто-то просто запил. Уничтожение театра пришлось на сложные времена 90-х, когда зарплату не выплачивали несколько месяцев, и многих удерживали на месте только любовь к искусству, коллектив и общее дело. После такого удара многие не нашли смысла оставаться, а любовь к искусству перевезли с собой. Наша семья через год вернулась в Орел. Братский драматический театр, конечно, все еще существует, но в нем почти не осталось тех, кто когда-то создавал его из сибирской пустоты.

На следующий день после нашего приезда мама устроилась завмузом в театр «Русский стиль», а еще через два года - в более крупное «Свободное пространство». Наверно, кому-то это покажется странным: пережив крушение своего детища и казалось бы, потерпев поражение в борьбе с обстоятельствами, вновь окунаться в искусство? Но радость творчества, азарт и огонь сложно чем-то заменить. То, как мама рассказывает о своей работе, отвечает на все вопросы: «Ведь заведующий музыкальной частью - это что такое? Это подбор музыки к спектаклю. И ты как бы соавтор, хотя и не композитор. Но я и песни писала, и разучивала, и все это так интересно, безумно! Ты начинаешь выступать как соавтор, и, если постановочная группа хорошая, взаимопонимание рождает гениальный спектакль».

Все эти годы мама не только боролась с техникой и утопала в пластинках. Вместе с любимыми друзьями и коллегами она преодолела не одно препятствие и пережила множество забавных случаев. Однажды в Братске для записи мяуканья котят, которого не было в театральном банке звуков, в радиоцех согнали всю женскую половину труппы. Но природу не проведешь: местный театральный кот, реагировавший на запись настоящего кошачьего голоса, на самозванцев не обращал никакого внимания. Другой раз, уже в Орле, для спектакля понадобился звук падающих монет, который неоткуда было взять в провинциальном театре в «доинернетную» эпоху. Пришлось снова делать все самим: выйти в театральное фойе с микрофоном и монетами, бросать их с разнообразной высоты, вместе со звукорежиссером Светланой ползать по полу, записывая звук и слышать от режиссера: «Ну, какой же это звон монет, давайте перепишем».

На протяжении многих лет мама наблюдала за работой совершенно разных режиссеров, обменивалась с ними идеями и видела их воплощение. Бывала в городах на разных концах страны, встречала множество творческих людей и главное - была окружена музыкой. Сейчас мама признает, что музыка в театре - прикладное искусство и играет подчиненную роль, но раньше именно музыка казалась самой важной составляющей. Заблуждение развеялось, оставив некоторую горечь и разочарование. Но кто знает, может, благодаря ему и удалось сделать столько любимых зрителем работ?


Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.