Белгород. У судьбы на краю

Выпуск №4-174/2014, В России

Название «Сорок первый» в афише Белгородского государственного академического драматического театра имени М.С. Щепкина поначалу смутило молодых зрителей, которые решили, что новый спектакль рассказывает о событиях Великой Отечественной войны. А вот у публики старшего поколения заглавие повести Бориса Лавренева, сюжет которой и лег в драматургическую основу спектакля, всколыхнуло трепетные воспоминания. Еще бы! Разве можно забыть экранизацию повести, созданную режиссером Григорием Чухраем в 1956 году, разве можно было не влюбиться тогда в романтические образы, воплощенные молодыми, сказочно красивыми артистами Изольдой Извицкой и Олегом Стриженовым.

Казалось бы, как далеко отстоят от нас и время, когда была написана повесть, - буквально по кровавым следам Гражданской войны, и эпоха хрущевской оттепели, одной из первых ласточек которой стал фильм Чухрая, возвысивший любовь человеческую над классовой правдой и революционными идеалами... Но вот совсем рядом, буквально за околицей, полыхает братоубийственная война. И уже, как герою повести, невозможно избавиться от ощущения, что «живем мы на закате земли». И вдруг так пророчески и апокалиптически начинают звучать его горькие слова: «...вся человеческая хитрость уходит на то, чтобы сохранить накопление, протянуть еще века, года, минутки... Побольше истребить людей, чтоб оставшимся на дольше хватило набить животы и карманы». И чудится, будто время любить навсегда уступило место времени ненавидеть...

«Время любить и время ненавидеть» - этой строкой из Екклезиаста названа инсценировка повести Б. Лавренева «Сорок первый», написанная режиссером Иосифом Райхельгаузом в 1986 году. Спустя почти тридцать лет режиссер другого поколения, заслуженная артистка России Елена Оленина почувствовала в трагической истории любви на фоне Гражданской войны пронзительный нерв современности. И очень тонко и точно нащупав в драматургическом материале мифологические и мистериальные мотивы, решает спектакль в жанре Рок-Истории. Именно так - с больших букв! Рок как неумолимая, гибельная судьба, а История как неотвратимый ход времени, как ненасытный Молох, пожирающий огнем детей человеческих.

В неприютном холодном и черном Космосе, в забытом Богом мире разворачиваются события спектакля. Из глубины, из мрака сцены идет на зрителя, раскачиваясь в ритм песни, маленький отряд красноармейцев. И когда их фигуры отбрасывают тени на стены портала сцены, кажется, что бойцов уже не шестеро, а двенадцать: «Ветер, ветер - на всем божьем свете»... Сквозь обжигающий февральский ветер, по вязкому песку среднеазиатской пустыни движутся русские люди. В поисках русской правды, праведной земли, земли обетованной.

Словно ветхозаветный Моисей ведет свой народ по дороге, конца которой не видно, комиссар Евсюков (Андрей Терехов). Из разрозненных голосов разношерстного отряда красноармейцев (Дмитрий Беседа, Николай Ильдиряков, Алексей Колчев, Илья Васильев), выкрикивающих бессвязные лозунги - «Свобода слова!», «Парламентарность!», «Свобода голосования!», «Справедливость!» - складывается почти античный хор. Он будет пророчить песенным стихом Марины Цветаевой губительную любовь беднячки и богача (хормейстер Юлия Морева), рассуждать о том, как «божецкую и большевистскую правду вместе собрать», гадать «с чего это такая свара между народом пошла», мечтать о том, чтобы после революционной бури взять в жены «беленькую, синеглазую партийную графиню»...

Этот хор постоянно присутствует в пространстве спектакля, то приземляя историю главных героев житейскими комментариями, то возводя ее к высокой трагедии суровой патетикой. В горячечном бреду, в объятиях огневицы поручик Говоруха-Отрок увидит причудливые трансформации хора: запахнутся вороты шинелей с алыми нашивками, кровавозвездные буденовки превратятся в серые башлыки, красные обернутся белыми, а потом снова красными... Красные - белые, белые - красные... Как в стихах Марины Цветаевой 1920 года:

Белый был - красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был - белый стал:
Смерть побелила.

Разнообразные художественные параллели искусно вплетены режиссером в ткань спектакля, поддержаны лаконичной и многозначной сценографией Марины Шепорневой. Рыбацкий ботик превратится в ладью, перевозящую героев из одного мира в другой. Рыболовецкие сети станут неводом для ловли человеков. Песчаное море и воды Арала, сливающиеся, перетекающие друг в друга, зарифмуются с бесконечностью течения времени, а в луче театрального фонаря, разрезающем пространство сцены, увидится спасительный свет, что и во тьме светит...

Этот свет выхватит из хора две фигуры, осенит собой короткую нежданную, отчаянную любовь красноармейского снайпера Марютки Басовой и белогвардейского поручика Вадима Говорухи-Отрока. В сцене в общем-то комического звучания, когда Марютка читает поручику свои неумелые стихи, режиссер четко акцентирует точку сближения героев: он проявит к ней интерес, она его пожалеет. Остров в Аральском море станет для Марютки и Говорухи-Отрока библейским Эдемом. Здесь, нагие пред Господом и друг другом, они обретут себя - Ева и Адам, созданные не для войны, а для любви. Дуэт артистов Вероники Васильевой и Дмитрия Гарнова завораживает первозданной красотой женского и мужского начал, природной естественностью чувств. Их способ существования в спектакле лишен бытовых красок, напротив, он поэтичен и романтически приподнят.

Вся линия отношений героев внутри их островной робинзонады выстроена в очень выразительном пластическом рисунке (спектакль стал дебютом на театральной сцене для молодого белгородского хореографа Александра Малахова), в точных актерских физических действиях. Лихорадочное сбрасывание намокших одежд, по-детски целомудренное и смешное согревание друг друга телами... Древняя, таинственная ворожба Марютки над больным поручиком... Осторожное, полное смутным желанием, касание их рук. Прекрасный, чувственный, свободный танец влюбленных. Видение, мечта, иллюзия, где предстанет их невозможное будущее, где из складок белого полотнища, словно из пены морской, возникнет образ спеленутого младенца.

Вадим Говоруха-Отрок, который в начале истории появлялся надменно отрешенным, смертельно уставшим от жизни, готовым принять пулю врага как избавление, в окружении неба, моря и песка рождается для новой жизни. Дмитрия Гарнова зритель привык видеть в ролях брутальных персонажей, а здесь в его актерскую палитру добавились неожиданные мягкие краски, в речи зазвучали проникновенно нежные интонации. Его Говоруха-Отрок - воин и поэт, человек чести и патриот - несет бремя русского интеллигента. И кажется, вот-вот он должен найти в противоборстве двух правд, двух культур срединный спасительный путь. Но механизм трагедии Рока, трагедии Истории уже запущенны и требуют жертвы. И второго промаха винтовки не будет...

Обрести себя - другую, новую, незнакомую - предстоит на острове и Марютке. Яркая красавица Вероника Васильева поначалу неузнаваема в солдатских сапогах, овчинном тулупе и папахе. Но в грубоватой рыбачке, сознательно отказавшейся от женской природы, ставшей лучшим стрелком красноармейского отряда, живет поэтическая душа. Зритель это поймет раньше, чем Марютка станет читать свои «необделанные» стихи, - в тот момент, когда запоет она протяжную, жалостную девичью песню «Ах, на горе...». Из жалости к плененному офицеру вырастет Марюткина любовь, обряд его воскрешения преобразит и спасаемого, и спасительницу. Превращение замарашки в привлекательную женщину Вероника Васильева играет свободно, легко и естественно. Но уже в видении Марютки революционный долг снова встанет перед ней фигурами товарищей из евсюковского отряда, и станет метаться она в темноте сцены, не зная, какую правду выбрать - революционную или человеческую.

Только роковой выстрел поставит точку в этой борьбе. Хотя режиссер строит сцену так, что выстрел Марютки «читается» не как реакция снайпера на уходящую цель, не как верность красноармейки приказу командира, а как женская обида на то, что любимый ускользает из поля ее любви. И страшный ритуальный бабий плач над убиенным начинается без паузы (с чем отчаянно хочется поспорить!) - еще до того, как наступает понимание непоправимости утраты «синеглазенького», непоправимости крушения рая вдвоем, в котором царило «время любить»...

Противоборство лирических народных и жестких рóковых интонаций в музыкальной партитуре заслуженного работника культуры Руслана Родионова пронзительно подчеркивает роковóй разлом истории, трагичность ее тектонических сдвигов, что столкнули и «расклеили, распаяли» две души. Им суждено было встретиться у судьбы на краю, на отшибе Вселенной и погибнуть, испытав прежде неуместное в жестоком и яростном мире чувство, что «понять человеку человека всегда можно».

Осознать бы эту простую истину сегодня, чтобы через сто лет снова не задавать проклятые русские вопросы: «Как это все случилось?», «С чего все началось?»

Фотогалерея