Казань. Гамлет на расстоянии вытянутой руки

Выпуск №6-176/2015, В России

Трагедия Шекспира звучит на сцене Татарского театра драмы и комедии им. Карима Тинчурина удивительно камерно. Нет ни большой сцены, ни громоздкой декорации, ни парадности происходящего. «Гамлет» Тинчуринского театра тих, несмотря на пронзительность страстей, интимен и чрезвычайно понятен. И в то же время по-шекспировски грандиозен, концентрирует в себе действие, в котором эпоха рвется наружу, обнажая язвы времени через поступки конкретных персонажей.

«Гамлета» играют в фойе, что сразу обволакивает действие воздухом настоящего, создавая дышащие декорации из каменных стен, нависающего над актерами балкона, мраморных лестниц, застывших где-то неподалеку от тронного зала зеркал. Под высокими сводами объемно звучит музыка Баха, исполняемая на наших глазах Офелией - Резедой Саляховой на клавесине. Отдается эхом голос призрака отца Гамлета - Шамиля Фахретдинова, пришедшего с того света, чтобы воззвать к справедливости. Подобно подлинности камня, вдруг превратившего театральное здание на улице Горького в Эльсинорский замок, тяжести темноты, висящей за открывающимися то и дело дворцовыми дверями, которые ведут в укромнейшие закоулки, подлинными становятся чувства актеров. На расстоянии вытянутой руки не может быть декламационной фальши. Слезы, радость, страдание, просветление - все переживания героев происходят на наших глазах, все можно проверить и оживить откликом собственных эмоций.

В «Гамлете» тинчуринцев откликается и оживает все. Режиссер Рашид Загидуллин, как всегда, идет к построению своего театрального текста от текста авторского, очень внимательно прочитывая его и выстраивая собственныйй мотивационный рисунок для каждого персонажа. Оправдать - не значит обелить, но понять и объяснить. Именно это делает режиссер вместе с актерами, шаг за шагом насыщая шекспировские реплики историей своих персонажей. Главный из них, конечно, Гамлет в исполнении Артема Пискунова. Вот он застыл перед портретом Клавдия, только что заменившим портрет его отца, которого предали мать и мир, развалившийся буквально у него на глазах. Вместе с гибнущим миром рассыпавшихся иллюзий о чести и верности гибнет его сердце, сжатое тисками физической боли. Он не может вздохнуть полной грудью, распрямить плечи, стряхнуть с себя омерзение от всего, что произошло на его глазах - мир, прежде всего в лице матери, перешагнул через память о великом человеке и сам опустился, почернел, стал мелким и жалким. Как и тот, кто заменил отца, - его никчемный брат Клавдий.

Вот Клавдий - Ренат Шамсутдинов - стоит на балконе, просматривая свою коронационную речь, полный тщеславного высокомерия. Он - никто, мундир с блестящими пуговицами, развязный чиновник, наслаждающийся вдруг свалившейся на него властью и на радостях приправляющий ее алкоголем. Рядом Гертруда - Джамиля Асфандиярова. Образ загадочный и интригующий, таящий в себе разгадку того, что же происходит с «прогнившим» веком. Королева-мать, никогда не сгибающая спину,ь вздрагивает каждый раз, когда слышит голос Гамлета, шокированная его бестактностью, резкостью, грубостью. Она - лицо власти, холодное и бесстрастное. Она хочет сохранить власть для себя, для династии, для абстрактного сына-наследника, не замечая сына живого. Для нее он - не равный, а раздражающий нервы подросток, который должен слушаться и перед которым, как и перед подданными, нужно сохранять лицо и держать спину. Но именно ей, гордой королеве, суждено дать ответ на вопрос, чего стоил бунт Гамлета. Этот бунтующий подросток с кровоточащим сердцем сломает ее, заставит провиснуть ее плечи, на которые вдруг навалится груз совершённого и потерянного, заставит уже не вздрагивать, а замирать в смертном страхе, слушая его речи, грозящие ему гибелью. Он пробудит в ней мать, женщину, которая любила и любит, сама того не зная, и возродит к жизни, став причиной ее смерти.

Он будет виновен и в гибели Офелии, Полония и Лаэрта. Эти трое - семья, которую потерял Гамлет, и которую он, сам того не желая, разрушил. Офелия, девочка в розовом платье, и Лаэрт (Ильфак Хафизов) - дети любви, понимающие друг друга с полуслова. Она теребит в руках книжную закладку - синий цветок, а он уже знает, что мысли ее с Гамлетом. Он играет с ней в догонялки, а потом читает нотации, и она прощает, понимая, чем вызваны жестокие слова - заботой и беспокойством о ее благополучии. И рядом с ними оберегающий их от всего отец Полоний, прочитанный режиссером Рашидом Загидуллиным и актером Зуфаром Харисовым с удивительной чуткостью и состраданием. Полоний в таких же мягких тапочках, как у Офелии, и в кухонном переднике складывает бутерброды Лаэрту в дорогу, заплетает косы дочери. Она - божество, с которого он готов сдувать пылинки, и в которой он, как свойственно всем отцам, отказывается видеть взрослеющую женщину. Он - корень их существования, обвитый ими ствол, без которого нежные побеги не могут противостоять ветру. Офелия пережила измену Гамлета, повзрослев и превратившись из ребенка в женщину. Но она не смогла пережить смерть родителя от руки любимого человека и, покинутая возлюбленным, ушла на зов отца, слышимый только ею и братом. Сцена встречи обезумевший Офелии с Лаэртом ассоциируется с картиной норвежского художника-экспрессиониста Эдварда Мунка «Крик» - застывший в горле безмолвный хрип. Режиссер заставляет нас взглянуть на Офелию глазами брата, окаменевшего от ужаса. Что стало бы с Гамлетом, если бы и он ее увидел такой? Смог ли жить?

Но он видит иначе. Его «Быть иль не быть», как и следует по пьесе, звучит задолго до сцены безумия Офелии. Гамлет сидит в тени в углублении сцены. Его никто не слышит, голос обращен к самому себе. Только Призрак, который может дать ответ, стоит рядом. Он молчит. Потому что ответ каждый находит сам и делает выбор. Как это сделали Офелия и Гертруда - уйти. Как это сделал Полоний - остаться и подстроиться. Точно так же, как Клавдий выбрал путь убийцы.

Свой выбор делает и Гамлет, голым телом бросаясь на режущую кромку окаменевших душ, обагряя их своей кровью и возвращая омертвевшую плоть к жизни. Свой выбор должны сделать и мы. Гамлет на расстоянии вытянутой руки становится одним из нас. Одинокий юноша, спаливший свое сердце, чтобы зажечь другие, живет точно так же, как бьется и трепещет где-то рядом голос обезумевшей Офелии.

Фото предоставлены театром

Фотогалерея