Павел Хомский: "Кто выжил, тот выжил..."

Выпуск №9-10 - 179-180/2015, К 70-летию Победы

В июне 1941-го народному артисту РСФСР, главному режиссеру и художественному руководителю Театра имени Моссовета Павлу Осиповичу Хомскому исполнилось шестнадцать. Понятно, что по возрасту он не мог уйти на фронт, но что такое война узнал почти сразу.

- Я закончил восьмой класс, перешел в девятый. Июнь 41-го. Война. И нам говорят, что формируются комсомольские бригады для строительства укреплений в прифронтовой полосе. Это было 25-26 июня. И естественно, патриотические молодые люди заявили, что они поедут. Проводился отбор, брали в основном ребят спортивных, физически крепких. А я серьезно занимался фехтованием, у меня даже разряд был. Над нашей школой шефствовал МГУ, и все его замечательные спортивные секции были для нас открыты. Я фехтовал, за сборную школы играл в футбол, был мальчик спортивный, несмотря на всякие театральные увлечения. И я прошел этот отбор - ребята с восьмого по десятый класс...

- И родители вас отпустили?!

- Родители ничего не сказали. То есть они спросили: «Ты что, серьезно?» - «Серьезно». - «Ну, хорошо». Это мой отец такой был. «Я тебя понимаю», - он сказал. И мы поехали. В Смоленскую область, недалеко от города Рославля.

Там были поля гречихи. И она цвела. И стоял такой медовый запах! И вот мы в этих полях рыли противотанковые рвы. Это не окопы. Это сооружения под определенным углом, там специалисты были... Наша бригада состояла из школьников. А рядом была бригада студентов ГИТИСа. Я до войны с ними встречался в очередях за театральными билетами. Нужно было ночью отмечаться, потом до кассы доходишь и говоришь: «Два билета на «Школу злословия», два билета «На дне». Во МХАТе пересмотрел все что мог, в Малом - «Отелло», «Уриэля Акосту» с Остужевым. И студенты всё удивлялись: как это такой мальчик и ночью, как родители отпускают? Вот сначала вместе билеты в театр покупали, потом противотанковые рвы рыли. А рядом копал Семен Лунгин, отец кинорежиссера Павла Лунгина. Там мы познакомились, а после войны встретились в студии Станиславского. Он стал киносценаристом. Рыли мы эти рвы и освоили профессию землекопа. У меня сохранилась справка, что я землекоп пятого разряда. Действительно освоили. Но кровавые мозоли на руках, мозоли на ногах - надо было уметь заворачивать портянки, а интеллигентные молодые люди этого не умели... Рыли мы, рыли, в результате выяснилось, что немцы сзади нас. Они выбросили воздушный десант, и работа наша потеряла смысл: немцы уже по ту сторону линии заграждений, которую мы строили. Просто не успели до прихода немецких танков. Но это потом уже прояснилось. А тогда нам сказали: «Работы прекращаются, вы теперь рота московского ополчения, получИте винтовки, получИте бутылки». Бутылки - это то, что называется «коктейль Молотова», тогда они еще были несовершенными, потом-то стали - бросаешь, она загорается, а тогда надо было взять, чиркнуть... А когда руки трясутся, чиркнешь ты! Потом надо ее кидать... Нам сказали: «Вот старшина, будет командовать вами». Не назвали ни фамилии, ни имени-отчества, так мы и не узнали, кто он, что он, судя по выговору, - украинец. Мы его так и звали - Старшина. Я всегда говорю об этом 9 мая... (очень длинная пауза) 9 мая всегда первый тост (пауза, тихо) за старшину. Все мы, все, кто уцелел, обязаны жизнью ему...

Он для начала нас обматерил, очень квалифицированно. «Сачки московские» - так он нас называл. Его задача была вывести нас из окружения. И он повел. Когда останавливались на привал, заставлял каждого рыть себе индивидуальный окоп. И мы старались держаться от него подальше, потому что за теми, кто был рядом, он следил, заставлял, чтобы рыли в полный рост. А если ты оказывался подальше, то мог сжаться, пригнуться. Он кричал: «Не ври, не ври! Рой в полный рост!» Однажды, когда мы заканчивали работу, вдруг шум моторов. Старшина скомандовал: «Все по окопам!» Все залезли. Кто чего вырыл. И из лесочка выходят три танка. Это была первая явственная встреча с войной - лоб в лоб. К счастью, танки шли без сопровождения пехоты. Иначе бы нас там перестреляли, как куропаток. Танки пошли на окопы. Они должны были миновать их, но стали утюжить. Ты сидишь в этой яме, которую так экономно отрыл, а дальше спрятаться некуда. На голову сыплется земля... Много потом в жизни происходило, но ничего страшнее со мной не было. Лет пятнадцать мне это снилось... Танки ушли. И вот тут наступил самый страшный момент, когда старшина сказал: «Вылезай!» Все, кто был ближе к нему, те, кто из страха перед ним, перед его матом рыл окопы в полный рост, вылезли. А те, кому мы так завидовали, что они подальше и могут сачкануть... Вы понимаете, когда танк утюжит, он гусеницами срезает землю с одного края, с другого, и если ты отрыл вполовину, то тебе деться некуда. И вот это жуткое зрелище, когда сидят мертвые, без головы, наши товарищи...

Может, рассказывать эту историю не стоило? Кто выжил, тот выжил. Старшина повел нас дальше. И вывел. Сдал начальству. Нам объявили: те, кому 18 лет исполнилось, призываются в действующую армию, кому не исполнилось - по домам. И я вернулся к родителям. А потом уже призывался в армию, будучи студентом Ленинградского театрального института.

- Вы говорите, что пятнадцать лет видели во сне эти танки... И после такого пошли в театральный институт?

- Да. Но я же вам рассказал: до этих танков были ночные очереди за билетами во МХАТ. Это же не случайно. И театральные впечатления, которые я получил, - самые сильные.

- Сильнее, чем?..

- Сильнее, чем все остальное. Знаете, у нас в школе сочинение было на свободную тему «Мой любимый герой», так я написал про Остужева в роли Уриэля Акосты. Сочинение восьмого класса. Понимаете, насколько театр во мне?

Фотогалерея