Саратов. Время бросать камни

Выпуск №4-184/2015, В России

Всему свое время, и время всякой вещи под небом:

время рождаться, и время умирать;

время убивать, и время врачевать;

время разрушать, и время строить.

Из Екклесиаста

У спектакля «Кабала святош», поставленном в Саратовской драме московским режиссером Мариной Глуховской по одноименной пьесе М.А. Булгакова «Жизнь господина де Мольера» и пьесе Жана Батиста Мольера «Тартюф» свои, особые отношения со временем.

От света к тьме

Оно изначально живет средневековой символикой на заднике сцены - солнце со змеящимися лучами. Во втором действии откроется еще часть декорации - обнажатся часовые механизмы. Они угадывались раньше: под внезапно сдернутой со стола тяжелой, в складках, драпировкой - то ли узоры деревянных перекладин, то ли фрагменты зубчатых колесиков. Еще ничего не случилось, но колесики отчего-то рифмуются со страшными подземельями святой инквизиции. В третьем действии увидим всю картину: и фигурки старинных башенных часов над сценой, от беспечного Арлекина до печального вестника с косой. Фигурки завершат круг обычным жизненным финалом. Время нельзя остановить, но Мольер (Виктор Мамонов) пока этого не знает.

В версии академдрамы великий комедиант французской сцены показан на вершине жизни и успеха: придворный драматург, обласканный королем, любимый публикой. Его Пале-Рояль - королевский театр, его любят две прекрасные женщины, сестры - нисходящая и восходящая звезда труппы. Король защитит от гнева церковников антиклерикального «Тартюфа», станет крестным отцом его нежизнеспособных сыновей. Но это последняя королевская милость. Мольер, подобно своему Дону Жуану, бросившему вызов небу, вызовет на поединок время. Чтобы повернуть его вспять и «прожить еще один век» с юной Армандой (Татьяна Родионова). Но время - категория коварная.

Как карточный домик, начнет рассыпаться мнимое благополучие господина де Мольера. Кто только не бросит в него камень... И Арманда, красивая, как дорогая кукла, кокетка. И «порочный мальчик» Захарий (Денис Кузнецов). Приемный сын дважды предаст отца: лаская мачеху и став доносчиком. Король, человек легкий, светский и коварный в изящном рисунке роли Александра Каспарова, быстро сменит милость на гнев под нажимом архиепископа города Парижа (сухой, едкий и опасный он у Валерия Ерофеева). Вот кто готов не просто камни метать - целый камнепад нашлет его преосвященство на голову высмеявшего его комедианта.

И последует грозный королевский окрик в виде приказа, где Мольер и его театр отлучены от двора: запрещено все, кроме незначительных пьесок, дабы «труппе не умереть с голоду». И верная Мадлена (Алиса Зыкина), старая любовница и друг, уйдет навсегда, поведав их с Мольером тайну святой инквизиции.

Сцена с Мадленой, когда еще все хорошо у Жана Батиста, вклинится в канву спектакля зловещим диссонансом. Узнав о беременности Арманды, Мадлена безвольно обвиснет в руках Мольера, как подбитая птица. И поплетется по сцене прерывистым, угловатым шагом танцевального модерна. Но еще напьется по привычке, и наложит белый грим клоунессы на щеки, и прохрипит (простонет?) отчаянный монолог Федры из Расина: («Что ж, празднуй надо мной победу, Афродита!»). К епископу на исповедь придет уже не прима успешного театра - помешанная старуха. Сбежит Арманда, узнав страшную тайну. Именно этот последний удар сломит несгибаемого булгаковского Мольера.

Его враги и друзья

В спектакле враги Мольера более сплочены и опасны, чем в пьесе. Через всю сцену - длинный стол, где происходят все диалоги церковников, все допросы свидетелей, все встречи с королем. Камзолы и черные плащи с кровавым подбоем (как сказал бы великий автор пьесы) носят члены Кабалы Священного писания, и архиепископ, и сам Людовик. Волею режиссера всесильный король здесь всецело подчинен духовной власти. Не церковники идут к нему во дворец - сам к ним явится. Антиклерикальный дух пьесы усилен в свете нынешнего сближения церкви и государства.

Мольер, конечно же, не из их стаи. А с ним - его труппа, коллективный герой постановки. Режиссер каждому придумала легенду: слуга Бутон (Владимир Назаров) получил жену, дочь, зятя, актерскую стезю, обрели друг друга месье Ренэ с мадемуазель Риваль. Мадам Ренэ - мать Максимилиана - заботливая нянька самого Мольера (Вера Феоктистова). Они идут за своим кумиром с горящими глазами в дни его триумфа и не расходятся в пору его шельмования, даже не получая жалования. И жмутся осиротевшей кучкой над телом любимого мэтра. Вернется с маленькой дочкой и Арманда, которая по сюжету пьесы должна быть уже далеко. Придет проститься с отцом пасынок. Актеры!..

И Арманда, и Захария актеры хорошие - плохих господин Мольер не держит. От церковников с их кроваво-траурной расцветкой мольеровская труппа выгодно отличается простыми, домотканными нарядами. У дам не шляпы, а подобие каравелл. На служанках - лодки об одном парусом. Они прекрасно разыгрывают первые два акта «Тартюфа». Легко, забавно, изящно - уже не замечаешь, что звучат рифмованные строчки. Немного пережимает с мимикой Тартюф - Григорий Алексеев, но вполне в стиле актерской игры XVII века. Оттуда и усиленный грим, женский и мужской, с белилами, румянами, с игривыми мушками.

Бутон в спектакле не только слуга на «подхвате». Ведущий актер, отец семейства умеет быть преданным, он житейски мудр. Именно Бутону приданы слова, к которым не прислушался его патрон. Владимир Назаров сам принес в театр эту древнееврейскую притчу. Она точно легла на ткань повествования о времени и о судьбе: « ...Человек так беспокоится о своем будущем, что никогда не наслаждается настоящим. В результате он не живет ни в настоящем, ни в будущем. Он живет так, как будто никогда не умрет. А, умирая, сожалеет о том, что не жил...».

Да, Мольер бросил вызов времени - и проиграл. Вызвал на бой мракобесие - и снова потерпел фиаско. Но лишь на время. Невидимые мухи, назойливо кружащие над актерами в каждом действии, - как вездесущие шпионы Кабалы. Еще одна режиссерская метафора и подсказка. И это пройдет.

...и снова к свету

Самая сложная роль в спектакле, конечно же, у Мамонова, актера больших страстей. Жизнь бурлит в нем: деньги, красивые женщины, веселые пирушки, лихие песни под гитару. Придворный драматург прекрасно знает, как потрафить сильным мира сего - какими балетными пируэтами начать спектакль, какую сочинить здравицу во славу короля, где поклониться низко, еще ниже...

Но прежде всего Мольер творец. И, числя себя свободным человеком в обществе всеобщего деспотизма, он пишет «Тартюфа». После запрета второй редакции еще «поработает» над текстом, сделав главного героя «не только ханжой, лицемером и развратником, но также... предателем, доносчиком и клеветником, показав его связи с судом, полицией и двором». Положение не спасет и появление в конце пьесы короля-солнца как высшего судьи.

Финал спектакля великий раблезианец, каким подает комедиографа Мамонов, встречает едва переставляющим ноги небритым стариком. А ведь ему чуть-чуть за 50. В его последней сцене с королем он выглядит потерянным, жалким. Язвительно оживляется только при виде давнего врага - архиепископа... Была ли Арманда на самом деле дочерью Жана-Батиста? Современная мольеристика так не считает. Булгаков, который был блестящим драматургом, обострил конфликты даже по сравнению с собственным романом.

Вы помните, чем закончилась эта история? Булгаков пишет: «Пропало всё, кроме двух клочков бумаги, на которых бродячий комедиант расписался в получении денег для своей труппы... но даже лишенный рукописей, он покинул однажды землю, в которой остались самоубийцы и мертворожденные дети, и поместился над высокой чашей фонтана...».

Великий русский писатель не знал собственной судьбы. Отлученный от театра и литературы, попавший в тесные сталинские объятия, из которых только два пути - в застенки и в могилу, он уйдет из жизни в 49 лет. Не поможет его надуманная пьеса о «великом кормчем», как не спасли Мольера глупейшие балетные интермедии.

Мы эту судьбу знаем. Пишущая машинка драматурга и старый телефонный аппарат на авансцене отсылают к 30 м годам XX века. И старательное прославление короля в угрожающе молчащую черную трубку... Две вещи несовместные - художник и власть.

Много прошло по российской сцене блистательных булгаковских Мольеров. Юрия Любимова, Олега Ефремова, Сергея Юрского... У Глуховской своя трактовка пьесы. Умная, глубокая, достаточно спорная, но цельная (помогает и художественное решение Юрия Наместникова, и музыкальное - Жана-Паскаля Ламана).

Фото Алексея ЛЕОНТЬЕВА

Фотогалерея