Казань. Противостоять абсурду жизни

Выпуск № 7-187/2016, В России

«Человек живет абсурдно и не думает об этом постоянно,

но время от времени отдает себе в этом отчет»

С. Мрожек

Татарский государственный театр драмы и комедии им. К. Тинчурина порадовал премьерой «Сумасшедший бабай» по известной пьесе Славомира Мрожека «Кароль».

Спектакль необычный, неоднозначный. Идет без антракта. Изначально ориентирует зрителя на то, чтобы внимательно следить за происходящим, вслушиваться в реплики героев, которые друг друга не слышат. С первых минут становится ясно, что перед зрителями разворачивается не комедия, а драма. Спектакль ориентирован на мыслящего зрителя, требует от него некоторого терпения. Ритм первой части, согласно логике абсурда, работает на то, чтобы вызвать закономерное желание покончить побыстрее с этой историей, рожденной, казалось бы, из рядовой бытовой ситуации, которая сродни анекдоту. Однако стоит досмотреть действо до конца. Вторая часть накроет, ошеломит нешуточными наблюдениями над природой человека и картиной общества. Ключевым в понимании спектакля становится концепт «видеть».

Наибольшую славу польский писатель Славомир Мрожек (1930-2013) снискал как драматург. Его пьесы принято причислять к сформировавшемуся в 1950-1960-х «театру абсурда». Актуальность и злободневность С. Мрожека сегодня не вызывает сомнений. Один из грустных афоризмов писателя гласит: «Человек на досуге думает себе о том и о сем, но все-таки чаще о том». О чем же заставил зрителя задуматься «Сумасшедший бабай»?

Человек, живущий в обществе, не может быть свободен от этого общества. Рано или поздно ему придется определиться со своей человеческой и общественной позицией. Спектакль «Сумасшедший бабай» продемонстрировал, как может быть предельно короток путь от страха за собственную жизнь до соучастия в преступлении. Близорукость у, казалось бы, «безобидного» окулиста-интеллигента, оказалось, прекрасно «уживается» с политической «дальнозоркостью», которая проявляется в поиске мифического «Кароля», т. е. внутреннего врага. «А как ты себя поведешь, если вдруг в твою дверь или в твой мозг постучится «сумасшедший бабай»? - вот вопрос, на который должен ответить, пробравшись через дебри парадоксального юмора, оставшись наедине с собой, каждый зритель.

Режиссер Рашид Загидуллин, выстраивая спектакль, вначале не привязывает его к какому-то конкретному времени и пространству. Зритель видит перед собой стандартный кабинет окулиста: письменный стол, на котором стоит графин с граненым стаканом и настольная лампа; тумбочка с дипломатом, где хранятся линзы; кушетка, ширма и вешалка. На заднике - знакомый каждому плакат с буквами. Вот и все. Чуть поодаль, за пределами обозначенного мира, входная деревянная дверь с рекламным плакатом очков. Сценическое пространство раздвигается за счет работы телеэкрана, на котором демонстрируются то фотографии участников пьесы-утопии, то кадры кинохроники из их внесценического существования.

Стремясь подготовить зрителя к восприятию драмы абсурда, режиссер ввел закадровый голос, который разъясняет специфику жанра. В то же время закадровый голос в спектакле выступает точкой отсчета игрового начала. Визуализируя связь спектакля с первоисточником, артисты вначале говорят на польском и именно голос за кадром, подобие свистка, загоняет их в рамки татарского спектакля. Музыкальное оформление спектакля обнажает лирический мир чувств героев, подчеркивает хрупкость человеческого счастья. Зритель наблюдает за развитием конфликта двух логик: логики убийц (бабая и внука), которые убеждены в своей правоте и вседозволенности, и здравого смысла, олицетворением которого является окулист. Однако и он на глазах у зрителя перед страхом смерти начинает вести себя.

Переводчик комедии блестяще справился со своей задачей: реплики персонажей были точно выверены. Текст Мрожека, прозвучавший на татарском, не утратил сильного комического заряда, свойственного оригиналу. Рашид Загидуллин, выступая также и в роли сценографа, прибегает к свежему сценическому языку и использует новые приемы в трактовке фантасмагорических персонажей.

В спектакле используются различные элементы из разных видов искусств: пантомима, танец. Театр абсурда в «Сумасшедшем бабае», оттолкнувшись от традиции народной смеховой культуры (анекдот, фарс), вобрал в себя элементы театра теней и театра кукол. Актеры удивили зрителей смелыми акробатическими трюками, поразительной пластикой и танцевальными партиями (особенно партия влюбленного окулиста-«журавля» (Зульфат Закиров). Здесь стоить отметить работу хореографа Никиты Жесткова.

Творчески осваивая материал польской комедии абсурда, Р. Загидуллин сохранил ведущий мотив тоталитарного насилия, который материализуется в символе - сумасшедшем бабае с ружьем (Алмаз Фатхуллин), мечтающем убить какого-то Кароля. Само сочетание слов «бабай» и «ружье» при всей абсурдности заставляет татарского зрителя вспомнить о «бабайке», которым запугивают непослушных «малышей», а самое главное: о Ленин-бабае и «человеке с ружьем» - проводнике ленинского террора. Насилие, однажды проникнув на сцену, становится естественным в силу повсеместного его существования.

Ружье, которое заряжено двадцать лет назад, должно выстрелить в мифического Кароля. Близорукость доктора оборачивается дальнозоркостью в поиске внутренних врагов. Очки, глазок, глаз развивают мотив «видения», становясь не раз сменой систем нравственных координат, точек зрения.

Осознание горькой истины абсурда делает относительными устоявшиеся понятия и нормы. Свисток превращается в знаковую деталь тотального подчинения, однако по законам абсурда он не побуждает героя к действию, а, напротив, заставляет его замолкнуть и замереть в бездействии. Вместо книги в «Сумасшедшем бабае» используется глянцевый журнал. Сэлфи с окулистом в роли Кароля заставляют вспомнить о знаменитой фразе Фауста: «Остановись, мгновение! Ты прекрасно!», когда кабинет окулиста превращается в преисподнюю.

Валенки на героях - хотя это и противоречит логике драмы абсурда, обеспечивают привязку сюжета к конкретному географическому пространству. Валенки - один из символов России. В этом же ключе работают такие детали, как зима и зимние снега, ассоциирующиеся с «заморозками» в обществе. Как известно, пьеса «Кароль» была написана польским драматургом в 1961 году, в период правления В. Гомулки, чья политика была направлена на усиление общего контроля партии и государства над основными сферами общественной жизни, ограничение определенными рамками функционирования ряда элементов польской специфики (католическая церковь, свобода университетов и творческих объединений, сильные позиции ревизионизма в общественной мысли).

Нельзя пройти мимо еще одной находки сценографа: задник-трансформер таблицы Сивцева для проверки зрения. Окулист, срывая полог, обнажает относительность человеческого знания, а не проверяет качество зрения, так как старик, оказывается, не умеет читать.

Прослеживается мотив палача и жертвы, и зрители, смеясь сквозь слезы, наблюдают за тем, как быстро окулист из жертвы превращается в стукача-палача. Еще одно направление - мотив сумасшествия. В спектакле действует пара сумасшедших: дед и внук (Салават Хабибуллин), которые погружают окружающий мир в атмосферу безумия и юродства.

Р. Загидуллин визуализирует невидимое действие за сценой либо через показ театра теней, либо через телевизионные кадры. В отличие от пьесы-оригинала круг действующих лиц расширен: введен образ девушки-«гламурной куклы» (Камиля Галиева), которая неожиданно демонстрирует не наклонности «блондинки» (кричащий макияж, «химическая» прическа, розовые колготки), а крайнюю самоотверженность. Хотя сумасшедшие герои видят в ней «муху» и не раз намереваются прихлопнуть, только ей удается вырваться из паутины «тоталитаризма». Благодаря этой сюжетной линии, поле наблюдений - кабинет - расширяется до масштабов общества в целом. «Мольба» героини, зов о помощи остаются не услышанными.

Мотив взаимной глухоты в конце спектакля выльется в образ телефонных звонков без ответа, молчание в трубке. Игровое начало реализуется в ростовой кукле, подставном «Кароле», придуманном девушкой ради спасения любимого. Так получает развитие мотив сердца, которое силой любви может противостоять абсурду жизни. Влюбленная парочка в конце спектакля смело шагает в «зиму», за которой скрывается «лето». Так комедия абсурда превращается в самый серьезный разговор о добре и зле, законе и беззаконии, гуманизме и жестокости, отваге и трусости.

В спектакле, как в пьесе, все нацелено на то, чтобы, преувеличив действие, довести ситуацию до абсурда. Режиссер ведет зрителя через этот «идиотизм», побуждая разгадывать смысловые ребусы, аллегории. Оказывается, ни ученость, ни твое красноречие не в состоянии остановить волну насилия, готовую накрыть собой весь зрительный зал. Это понимает каждый сидящий в зале под слепящим светом софитов, направленных прямо в глаза, словно дула готовых выстрелить ружей. Герой ты или пугливый человечишко, подчинившийся силе оружейного дула? «Очки» ли украл у тебя «сумасшедший бабай» или нечто большее? Татарский спектакль переворачивает все с ног на голову: гламурная блондинка-«муха», «тварь дрожащая», демонстрирует чудеса героизма, действуя по велению сердца, а жалкий интеллигентишко с тягой к рефлексии - готовность к предательству. Сумасшедшие герои меняются с окулистом местами. Теперь он превращается в стукача, подглядывающего в глазок двери.

Каждый из артистов блестяще справился со своей ролью. Но особо хотелось бы выделить игру Алмаза Фатхуллина, чье эксцентричное поведение не раз заставляло зал взрываться от смеха. Незабываема мизансцена, когда он «несется»-семенит по сцене с ружьем на перевес. Преображение героя после обретения очков блестяще передано через выразительную мимику, что зафиксировано в видеокадре крупным планом. «Идиот» наделяется осмысленным взглядом после того, как с внуком сделал открытие, что «Кароль» - не один, их может быть множество. Неподражаем окулист Зульфат Закиров, который, как ртуть, перетекает из одного состояния в другое. Отсутствие в герое стержня он блестяще передал через пластику.

Спектакль стоит посмотреть даже если вы не являетесь поклонником интеллектуальных пьес, чтобы увидеть это чудо перевоплощения, заразиться энергетикой этой великолепной «четверки» и понять, что у общества есть лучик надежды: сердце (самоотверженная любовь) спасет человечество от любых неурядиц.

Фото Рамиса Назмиева

Фотогалерея