Даты, роли и стихи / Андрей Лещенко и Сергей Кунин (Оренбург)

Выпуск № 7-187/2016, Гость редакции

Даты, роли и стихи / Андрей Лещенко и Сергей Кунин (Оренбург)

Гости журнала - ведущие актеры Оренбургского драматического театра имени Горького. Они принадлежат к разным поколениям, обладают разным жизненным опытом, но объединяет их Театр.

 

 «Герой - это еще не все»...

Народный артист России Андрей Лещенко отметил две даты - 70-летие со дня рождения и 50-летие творческой деятельности. Серьезные цифры! Но есть еще одна: за полвека служения сцене им сыграно 150 ролей. Его герои - люди разных сословий, национальностей, возрастов, профессий и пристрастий. В галерее персонажей - царь, полководец, аристократ, милиционер, художник, доктор, купец, священник, деревенский мужик, юродивый... Что называется, от и до. В свой бенефисный вечер Андрей Лещенко предстал перед публикой в роли помещика Ивана Семеновича Великатова в спектакле «Таланты и поклонники» по пьесе А.Н. Островского в постановке Александра Федорова.

 

- Андрей Федорович, роль Великатова получилась действительно бенефисной. Как по вам «сшита». Кто выбрал для вас эту пьесу?

- Я долго искал материал для себя. Много чего перебрал. Думал найти какую-нибудь комедию. Списывался и созванивался со своими однокурсниками, коллегами из театров, где работал, смотрел в Интернете. Нашел хулиганскую пьесу «Шашни старого козла». Решил повеселить народ. А потом думаю, может несерьезно, для 70-летия брать такую чепуху. Дальше-то неизвестно, что сыграешь, вот и запомнишься людям этим анекдотом.

- Да где ж вы нашли такое название?

- А это я увидел, когда были на фестивале в Ростове. Пошел погулять утречком. Смотрю - на театральной тумбе афиша. И актеры-то играют очень именитые. Это была антреприза. Если честно, эту пьесу, конечно, можно играть. Она смешная, понятная. Я бы сказал, поучительная и для мужчин, и для женщин. Но все равно у меня к ней было шаткое отношение. И я продолжил поиски. Да к этим поискам многие подключились. Даже жена. И, в конце концов, я остановился на Островском, которого давно мечтал сыграть. Хоть и играю в «Бешеных деньгах», но мне хотелось выходить на сцену в более традиционном спектакле без кудрявых новаторств. Чтоб это был Островский, а не пародия на него. Вот и Рифкат Вакилович (художественный руководитель Оренбургского драматического театра, народный артист России Рифкат Исрафилов. - Н. В.) говорит, останавливайся на этой пьесе.

- Значит, это вы обратили взор молодого режиссера Александра Федорова на классику русской сцены?

- Я шел из театра, встретил Сашу Федорова. Говорю: «Саша, ты не прочь поработать со мной?» Он же играл моего сына в спектакле «Между чашей и губами» по пьесе Андрея Кутерницкого. Это был его актерский дебют. А теперь вот «сынок» поставил на меня спектакль.

- И как вам работалось?

- Хорошо. Он дал старшему поколению свободу. А старшее поколение знает, как работать. Сам больше внимания уделял молодежи. Саша работает хорошо. Четко, спокойно. Мне понравилось.

- Ваш Великатов обладает несомненной притягательностью - он величав, но при этом ироничен, что свидетельствует о незаурядном уме, и по-мужски обаятелен. А это тоже весьма существенная «прибавка» к его миллионам. Поэтому неудивительно, что между ним и Петей Мелузовым - «вечным» студентом наподобие Пети Трофимова из «Вишневого сада» - Негина выбирает Ивана Семеныча.

- Когда я перечитал пьесу, подумал, что и в наше время великатовых много. И у меня возникли ассоциации с одной парой. Очень известной. Не буду называть их имен. Он - «колбасный король». Она - эстрадная певица. Красивая женщина. Ей нужна надежная рука, которая поведет ее по жизни, помогая реализовать мечту. А ему - красивая женщина, с которой можно выйти в свет. И они создали этот альянс для обоюдной пользы. В сущности, пьеса Островского тоже об этом. Работая над спектаклем, мне не пришлось никаких кудрей в мозгах вить, у классика уже все сказано. Положа руку на сердце, мне симпатичен этот тип. В нем нет зла. Он не хитрый. Разве плохо иметь красивую молодую жену? А ей - надежную спину? А с этим мальчиком-студентом все равно ничего бы не получилось. Первая любовь, ею надо переболеть и забыть. Как ветрянкой в детстве. Меня радует, что спектакль принимают хорошо. Очень внимательно слушают. Люди соскучились по хорошим текстам.

- Спектакль Рифката Исрафилова «Грибной царь» по пьесе Юрия Полякова тоже очень хорошо слушают. Текст очень содержательный, заставляющий размышлять...

- Да. Я там сыграл отца Вениамина. Давно хотел сыграть священника. Наконец это осуществилось. Роль вроде небольшая, но в ней есть глубина. У персонажа, которого я играю, есть судьба. Она прочитывается между строк. Так же и с ролью старика в «Милых людях» Василия Шукшина, которую я играю с удовольствием. Мне интересны такие персонажи. Я очень любил Жевакина из «Женитьбы» Гоголя. Хотя у критики были претензии к гриму. Но я увидел своего героя таким. Передо мной всплыли репродукции из издания пьесы. И я сделал ему такой нос. Гоголь ведь со странностями был. У него и герои такие - гиперболизированные.

- Среди ваших персонажей есть весьма необычный - полковник Френк Хардер, бывшая женщина. Как вы отнеслись к назначению на эту роль?

- Я ничуть не смущался, играя мужчину, родившегося женщиной, потому что это был спектакль не о трансвестизме, а о человеческой душе. Я с удовольствием взялся за роль, в которой переплелись мужское начало и материнский инстинкт. У меня было много ролей, грех обижаться - героические, эксцентрические, отрицательные. Эта роль позволила мне выразить более тонкие чувства. Здесь было сложное переплетение драматического, комического, лирического - то, о чем я мечтал.

- У вас такой послужной список! Вы, наверное, всех сыграли, кого хотели?

- Нет. Многое прошло мимо. У меня недавно девочка с телевидения спрашивает: «Кого бы вы хотели сыграть?» Я говорю: «Ромео. Я ж не играл. А сейчас у меня есть опыт». Да, Ромео не пришлось. Но Дон Жуана играл. Во Владикавказе. У меня там было все - и характерные роли, и герои. До сих пор поддерживаю связь с тем театром. Но годы идут, спрос на мой возраст все меньше. Самое золотое время для меня было - 45-50 лет. Прекрасный возраст! «Если бы молодость знала, если бы старость могла»... Это как раз когда и знаешь, и можешь. А сейчас уже 70. Тут деда сыграю, там деда сыграю. Вот уже и бороду отрастил, чтобы не наклеивать.

- И все же, кого бы вы еще хотели сыграть?

- Я над этим не задумываюсь. Выкинул все из головы. Время прошло. Я уже этого никогда не сыграю. Поэтому отшучиваюсь - Ромео.

- Вы много работали и работаете с Рифкатом Исрафиловым. Какие еще режиссеры были в вашей судьбе?

- За 50 лет столько было режиссеров! В том же Владикавказе мне довелось работать с Борисом Владимировичем Афицинским. Прекрасный режиссер! С полгода назад слушал по радио Тамару Семину. Ей тоже задали вопрос о режиссере. И она говорит: «Ах, как я работала! С каким режиссером! С Борисом Афицинским! Я у него играла Катерину в «Грозе»». - «А где вы играли?» «Не в Москве! Я играла этот спектакль в провинции». Как же было приятно слышать эти слова о режиссере, который мне писал на обратной стороне моей фотографии (это был снимок из спектакля «Белые флаги» Нодара Думбадзе, где я играл героя): «Дорогой Андрей, я хочу с тобой работать еще, еще и еще». Потрясающий мастер! Он учился у Завадского. Это была золотая веха в моей биографии - работа с ним. Он меня взял в театр на амплуа героя. А до Думбадзе был ввод в какой-то спектакль, где я изображал мулата. Помню, Борис Владимирович сказал: я тебя брал, как героя, а ты характерный. Мне это было лестно. Стало быть, у меня возможности шире, чем у героя. Мне об этом еще в Саратове Менчиский говорил. Как-то он спросил: «Как думаешь, в какой роли я на тебя обратил внимание?» А у меня тогда было всего два спектакля - «Женский монастырь» и «Разлом». Я говорю: «Наверное, в «Разломе»». - «Нет, в «Женском монастыре». Я думаю: боже, как обидно. А он мне: «Знаешь, почему? Там ты все делаешь - и танцуешь, и поешь, и диалоги ведешь». И я понял: вот оказывается, что ценно-то. А я-то думал, герой - это все.

Замечательный период был, когда я работал с Владимиром Подольским. Я у него сыграл много таких ролей, которые и не предполагал играть. Помните «Вальпургиеву ночь» по Ерофееву, где действие происходит в сумасшедшем доме? Я отказывался от роли Гуревича - не мое. Но он убеждал: твое. И оказался прав. Спектакль был очень успешным.

- Если все начать сначала, вы бы остались верны театру?

- Конечно, снова бы выбрал сцену. Хотя был такой момент, когда тяжело было в государстве. Безденежье, а семью надо содержать. Было намерение оставить профессию. Мне один друг, тоже актер, говорил: «Андрей, поехали к нам в Николаевскую область. Там есть богатый колхоз. У них роскошный Дворец культуры. Знаешь, как можно раскрутиться! Ты будешь худруком, я - директором. У меня председатель колхоза хороший знакомый». Но я не пошел на это. Было, было такое!

- Был соблазн уехать из Оренбурга?

- Меня в свое время приглашали очень хорошие режиссеры. Но я за ними не поехал. Потому что думал, а чего искать? Я не поехал в Новосибирск к Александру Зыкову. Хотя он обещал все условия. Но я только перевез в Оренбург маму с сестрой и не мог их оставить. Очень звал с собой Владимир Подольский в Киров. И опять я не поехал. Бросил якорь в Оренбурге, решив: хватит уже кочевать из Керчи в Вологду, из Вологды в Керчь.

- Театр нынешний и тот, в котором вы начинали, сильно отличаются?

- Театр изменился. Стал более откровенным. В театре появилась правда. Раньше она с нами даже по соседству не ночевала. А сейчас мы смотрим и узнаем - каждый себя. Мне кажется, в этом отношении театром сделаны очень большие шаги. В чисто профессиональном плане многое изменилось. Изменился театральный язык. Даже классику ставят по-другому, вкладывая другие мысли.

- Актерская профессия налагает отпечаток на личность?

- Наверное, налагает. Нам всегда говорили, что театр немножечко выше окружающей жизни. Немного над землей находится. И артист должен быть несколько выше обыденности. Нас так учили. Я берегу в себе это зерно. Сейчас говорят, надо сливаться с массой. Я могу сыграть такого типа, который сливается с толпой. Но в жизни сливаться мне не позволяет моя профессия. Поэтому не люблю, когда вечером спектакль, а днем надо куда-то идти. Мирская суета и искусство не совмещаются. Во всяком случае, я стараюсь не совмещать. Кто-то может, я - нет.

- Вы верите в актерские приметы?

- Верю. И никогда не нарушаю актерских традиций. А что конкретно, не скажу. Пусть это будет со мною.

 

 

 

Талантливый дилетант

 

Заслуженный артист России Сергей Кунин преодолел полувековую отметку.

 

- Сергей, извини, не тянешь ты на эту цифру. Живешь по чужому паспорту?

- Сам не верю. Видимо, по чужому, потому что паспорт говорит: порви меня и выкини.

- Кстати, о паспорте, точнее - о прописке. Ведь ты родом из Симферополя. Значит, из первых рук знаешь, как там сейчас, в Крыму...

- Да, я родился в Симферополе. Первые творческие шаги там делал, все оттуда пошло. Благодатные места. Климат чудесный: горный воздух смешивается с морским - целебный коктейль. А какое море! Был я на Средиземном, но Черное больше нравится. Оно не такое соленое, и песок другой. Там, как цемент. И вода у нас на южном берегу бархатная. Моя сестра объездила полмира. Видела все моря и океаны, говорит, Черное единственное, которое дышит и пахнет морем. Романтика, что говорить! Что касается политической обстановки, у нас там всегда было тихо. И сейчас спокойно. В Крыму больше разговаривали на русском языке. Украинский был не в ходу. Но как только выезжали за пределы Крыма, сразу начиналась мова. Слава богу, что военные действия не коснулись Крыма. Страшно представить, что было бы, если бы и там началась война. В этом году не удалось туда съездить. Дорого. Причем, неоправданно дорого.

- В Оренбурге ты 17 лет. Сумел привыкнуть, полюбить?

- Климат, конечно, здесь своеобразный. Не крымский. Но на психику не давит. На мой взгляд, Оренбуржье - не столько Южный Урал, сколько Северный Казахстан. Здесь тоже много интересных мест, особенно на границе с Башкирией. Сам город становится все красивее. Я помню, когда здесь еще стояли избушки на курьих ножках. На моих глазах застраивалась площадь вокруг театра, и перестраивался сам театр. Я еще помню, как по Советской троллейбусы ходили. Город стал намного симпатичнее. От многих слышу похвалу Оренбургу. И люди здесь нормальные. Кого только нет - башкиры, татары, армяне, украинцы и все ладят между собой. В Крыму татары с русским населением были слегка в конфронтации. А здесь все как бы без национальности. В театре очень хороший коллектив. Многие, правда, ушли, многие уехали - кто куда. Но благодаря Интернету связи поддерживаем. Молодежь интересная приходит.

- А давай вспомним, как ты пришел. Только приехал, а тебе дали роль, о которой можно только мечтать...

- Да, я очень вовремя пришел. Рифкат Исрафилов как раз ставил в Оренбурге свой первый спектакль «Дон Жуан» по пьесе Мольера. Как раз требовался исполнитель роли слуги - Сганареля. И тут я оказался ко двору. Для меня это была очень значимая работа. Хотя уже имелся основательный творческий багаж. Но такого объема и масштаба роль у меня была в первый раз. Я, наверное, со страху ухватился за нее и выжал из себя все, что мог. Потом была еще одна любимая мною работа - в спектакле «Раба своего возлюбленного» по пьесе Лопе де Вега. Эту роль как будто для меня писали. Она получилась невероятно смешной.

- Да, комическое дарование сделало тебя любимцем публики. Но когда-то ты говорил, что хотел бы сыграть Гамлета. Желание не прошло?

- Когда-то я очень горячо этого хотел. Сейчас прежнего ажиотажа - сыграть Гамлета во что бы то ни стало - нет. И я с этим смирился. Ну и, естественно, уже оцениваешь возможности театра. Да и, честно говоря, я не тот человек, который приходит и говорит: поставьте на меня спектакль. Я в этом плане безынициативен. Что дадут, то играю. Но в то, что дают, вкладываешь - нет, не частичку себя, не люблю пышные фразы - свой опыт, свое знание жизни, свое понимание этого образа. И чем больше этого понимания, тем больше оно воплощается в индивидуальность. Наверное, мои мысли по поводу бессмертного произведения Шекспира нашли свое воплощение в каких-то ролях.

- А Шекспир сейчас актуален?

- То, о чем он рассуждал, не может быть не актуально. Вот Библия всегда актуальна для человека, для его нравственности. И не только для верующего. У театра есть, конечно, Пушкин, Мольер, Достоевский, но Шекспир - некая точка отсчета, от которой пошли все другие. Мне так кажется.

- А мне кажется, все еще может быть. Я имею в виду твоего Гамлета...

- Все может быть. В конце концов, у нас идет «Ричард III». Худрук подумывает еще о Шекспире. Но мы все заложники времени. Без кассовых спектаклей никуда не деться. Сейчас нет разнарядок, как в советское время, сейчас во главе угла касса. Поэтому Шекспир не идет с желаемой частотой. Но серьезную драматургию нужно знать, читать, пропускать через себя. И читать лучше в книжном варианте. Хотя, может, это уже и архаика - держать книгу в руках. Но это идет через тебя и обязательно в тебе что-то оставит.

- Ты сам много читал?

- Очень много. Кого ни спроси: читал «Войну и мир»? - мало кто ответит утвердительно. А я читал. В студенческие годы, учась заочно в институте, из принципа взял и начал читать. Увлекся и не пожалел. Прочел с удовольствием. Читал Достоевского, Набокова. Прочитал всего Чехова. Приходил в библиотеку Союза театральных деятелей и читал все подряд. И не по одному разу. Оставаться наедине с великими необычайно увлекательно. Хочется прочесть не только произведения, но и биографию автора, и его переписку. Вот Чехов пишет Суворину о Гоголе: «Одна его «Коляска» стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг и больше ничего». Как сказал, а! Поэзией всегда интересовался. Пушкина прочел. Тютчева. Очень увлекался Фетом. Поэты Серебряного века нравились. Сейчас для меня самый любимый поэт Бродский. Он так свободен, так нов. Великий! Сплошной восторг. 200 тысяч! А из прозаиков сейчас больше всех нравится Герман Гессе.

- Ты писал очень глубокие философские стихи. Их печатали в альманахе «Гостиный двор», в «Антологии современной лирики». По-прежнему пишешь?

- Сейчас меньше. Заниматься искусством стихосложения серьезно - очень тяжелый труд. Строчки забирают душевной энергии столько, сколько может забрать хороший спектакль. Просто опустошают.

- А ты читаешь свои стихи со сцены?

- Побаиваюсь. Я читаю плохо. Мне нравится, как читают Александр Филиппенко, Сергей Юрский, Михаил Козаков. У каждого своя манера, свой почерк. Но этому надо посвящать особое время. Юрский, когда начал чтецкую страницу в своей биографии, отошел от театра. И вообще, у меня приниженное отношение к своим стихам, потому что есть поэзия намного выше моей. Чтобы называться поэтом, нужно писать, как Пушкин или Бродский. Либо вообще не писать. Но я не могу не писать, потому что я графоман. Правда, надо отдать мне должное: не стремлюсь печататься. Ни на что не претендую. Напечатали - и спасибо. А пишу для того, чтобы выразить свои мысли и чувства в небанальной форме. Как это получается, вопрос 25-й. Поэзия сложнее, чем проза. В прозе есть место для маневра. А в поэзии этого места нет. Здесь слово приравнивается к абзацу или даже главе в прозаическом произведении. Нельзя промахиваться.

- Стихи помогают тебе на сцене?

- Актерская работа - это жизнь духа. И питать ее нужно от духовных вещей - литературы, музыки, живописи. В актерской профессии пригождаются все умения. Допустим, выпускаем спектакль, где нужно уметь танцевать, петь. А у меня есть опыт работы в музкомедии. Я знаю об оперетте не понаслышке. Два года работал в Кривом Роге и столько же в Симферополе.

- И что, прямо так вот и пел арии?

- Музыкальный слух у меня есть, а голоса нет. Поэтому я пел в основном в хоре и партии характерных героев. Правда, у меня был бешеный музыкальный опыт в оперетте «Цыганский барон», где я играл свинопаса. Там была длинная увертюра, и вся сложность заключалась в том, чтобы я вовремя вступил. Со мной долго бились на репетиции. В итоге на спектакле я умудрился вступить точно. Конечно, мой опыт работы в оперетте был забавным, зато я проникся к ней уважением - очень сложное искусство. А музыка местами просто великая. Так что работа в театре музыкальной комедии обогатила мой багаж и мою биографию. А это необходимо в театральном искусстве. Почему мы иногда не любим современные сериалы? Потому что артисты там какие-то калиброванные. Как говорил Немирович-Данченко, без биографии на лице.

- У тебя в багаже еще и хорошая спортивная подготовка...

- В юности я занимался вольной борьбой и акробатикой. В одном театре в мюзикле «Маугли» крутил нижний брейк. Здесь в спектакле «Маленький Мук» сделал на сцене четыре колеса подряд. Научился делать сальто. Однажды, выпендриваясь, крутанул сальто назад прямо на асфальте. Было дело. Так что спортивная закваска есть. Все эти вещи в загашнике у актера должны быть. И толстый должен уметь танцевать, петь, прыгать.

- Получается, актер немножко Плюшкин?

- Вот именно. Еще я классическую музыку люблю - Моцарта, Бетховена. Джаз нравится. Да, пока не забыл, у меня был хореографический опыт постановки мюзикла. В общем, на все руки. Когда мои стихи вышли в журнале, у меня коллеги спросили: «Кунин, а ты случайно станковой живописью не занимаешься?» Нет, туда я еще не дошел.

- Недавно состоялся твой бенефис. Ты вышел на сцену в спектакле «Пришел мужчина к женщине». Зал был у твоих ног. Что называется: пришел, увидел, победил. Как работалось с Семеном Злотниковым - автором этой пьесы и постановщиком спектакля?

- Очень комфортно. Вроде как надел ботинки 43-го размера, и как по тебе сшиты. Сидят, как влитые. Мы с ним сразу нашли общий язык. И моей партнерше (Алсу Шамсутдинова. - Н. В.) было с ним легко. Мне кажется, ему с нами тоже было неплохо. Он говорил нам комплименты. У меня есть привычка что-то придумывать. И он многое принял. Но в техническом плане было очень сложно. На постановку было отпущено 25 дней. Я приходил в театр раньше уборщицы. Уходил самым последним. Огромный объем текста. Надо было его не просто выучить, а освоить. Хотя пьеса с виду - этюд в театральном институте, только растянутый на два акта. Есть Гамлет и есть Офелия. А тут Дина и Виктор. Ну мало ли Викторов бывает. Но Виктор Виктору рознь. Нужно было найти эту рознь. Для меня эта роль была большим подарком судьбы. Работали мы на совесть. А по работе и отдача, говорил Злотников. И публика очень хорошо принимает спектакль. Первая часть больше нравится женщинам, вторая - мужикам. Но заинтересовало всех. Неприятия я не видел. Хотя, когда только прочитал пьесу, не могу сказать, что она меня зацепила за живое, как «Гамлет». Но написана достаточно хорошо. Что ценно, автор дал место для маневра. Естественно, в такой огромной роли актер не может не проявиться. Наверное, мое гамлетовское начало в эту роль и пролезло. Очень хорошо работалось с Алсу - понимали друг друга с полувзгляда, с полуслова. Восторг, сплошной восторг! Двести тысяч!

- Ты учился в знаменитом ГИТИСе у знаменитой Галины Волчек...

- Да, она тогда впервые набрала курс. Но через три года передала нас Игорю Кваше. У нее и без ГИТИСа было много работы. Мне, самому младшему, было 24 года, самому старшему - 40 лет. Ребята способные, талантливые. У нас преподавала еще и Алла Соколова, автор очень известной пьесы «Фантазии Фарятьева». Много времени на мастерство актера не было, но было желание этим заниматься. Я брал все, что давали. И не только в институте. Еще до ГИТИСа в театре всегда стоял в кулисах. Читал много об актерах. О Сулержицком, Мейерхольде. Прочел Станиславского «Работа актера над собой». Михоэлса читал.

- ГИТИС дал хорошую школу?

- Школу, как таковую, я уважаю. Но зачастую школа все-таки имеет узкую направленность. «Щука» настаивает на представлении, в «Щепке» больше психологии. У меня нет определенной школы. Я беру из каждой понемногу. Поучился в первом «А», первом «Б», первом «Д». Всего нахватался. И стал вырабатывать свои приемы. Поэтому я очень талантливый дилетант.

- Перед тем, как приехать в Оренбург, ты поработал в Самаре у самого легендарного режиссера провинции Петра Монастырского. Расскажи...

- Я к нему пришел посреди сезона. Он говорит: «Я тебя возьму, но сначала монтировщиком электроцеха. А с нового сезона - в труппу». Я согласился. Смотрел из кулис, как он репетирует. Потом он меня взял в труппу. Большой работы не случилось. Но меня вводили в спектакль. Я начинал потихоньку работать. Он достаточно жестко делал замечания. А если что-то получалось, он просто в тебя влюблялся. Хотя, конечно, был вредный и капризный. Но уровень его постановок и мастерство его артистов были выше многих московских. Он говорит: бросай институт. А я уже на 4-й курс перешел. Как бросай? Я выдержал такой конкурс - 400-500 человек на место. Да еще к Волчек. Поэтому сказал: нет. И ушел. Но с Монастырским было замечательно. Жаль, что полнокровной работы не получилось.

- Твоя дочь Виолетта не мечтает о театральных подмостках?

- Она не театральный ребенок, росла не в кулисах. Поэтому театром не бредит. Хотя видела все детские постановки с моим участием. Когда у меня спрашивают, кем бы хотел чтобы стал твой ребенок? Не знаю. Мне, например, отец сказал, когда я хотел стать актером: «Ты сначала заимей нормальную специальность». Я заимел специальность - окончил автотранспортный техникум. И кем только ни работал! Когда я пришел в оренбургский театр, в отделе кадров, открыв мою трудовую книжку, подумали, что мне лет сто. Я был диспетчером на автовокзале, контролером автобуса, начальником планового отдела, приемщиком молока, киномехаником, дворником, полировщиком в гальваническом цехе. И благодарен отцу за эти университеты. Теперь он гордится, что его сын - заслуженный артист России. Когда мне присвоили звание, с радостью пропустил за сына рюмочку, другую, третью. Отец придает моим успехам столько значения, сколько я не придаю. А что касается дочки... Чтобы войти в эту профессию, нужно кому-то что-то доказать. Нужно поработать. Чехов о Треплеве в «Чайке» написал: «Он производит прекрасное впечатление, но на одном впечатлении далеко не уедешь». Да, нужно иметь природные заготовки, но, приходя в эту профессию, нужно доказать, что ты не только чего-то хочешь, но и чего-то умеешь. Но ей еще рано всерьез думать об этом. Ребенок у меня непостоянный. Сегодня любит одно, завтра - другое. Пока она растет. Главное, чтобы выросла. Поэтому я не вмешиваю ее в свои дела. Захочет - вмешается.

- Что ждет тебя впереди? Есть какие-то планы?

- Бог его знает, что впереди. Мне не 35 и даже не 45, но боевой задор я чувствую. Сейчас вот «Свадьба в Малиновке» выпускается. У меня там роль небольшая, но нужно много танцевать и петь. Так что, видишь, все пригождается. Ничего не бывает зря.

* * *

Если вдруг тебя постигнет

И поманит вдруг виденье, -

А тебя поманит, знаю,

Образ женщины любимой, -

Знай, что женщине не надо

Твоих помыслов прекрасных,

И она тебя покинет,

И она тебя обманет...

Если вдруг тебя настигнет

И тоской жестокой скрутит,

А тебя ведь скрутит, знаю,

Жизнь постылая такая, -

На тебя посмотрят странно,

Над тобою посмеются,

И на улице прохожий

На твою наступит ногу...

 

Фото автора и из архива театра

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.