Смоленск. Наша актуальная "Шинель"

Выпуск №9-10—189-190/ 2016, В России

Смоленск. Наша актуальная "Шинель"

Речь пойдет о пластическом спектакле «Шинель» по мотивам повести Н.В. Гоголя, который с успехом идет сейчас в Смоленском Камерном театре. Этот спектакль поставлен немногим больше месяца назад.

Пластический спектакль - модное направление в театре: в последние десятилетия в театрах - особенно новых, современных - этот жанр активно развивается. Однако в Смоленске постановка Камерного театра - первая в таком жанре.

При этом Смоленский Камерный театр «замахнулся», конечно, не на «Вильяма нашего Шекспира», но, пожалуй, не менее амбициозно - на Николая Васильевича нашего, Гоголя. А если учесть, что это ни много, ни мало - «Шинель», из которой вышла великая русская литература, то, возможно, «замах» где-то и пограндиознее шекспировского будет.

И можно ли передать гоголевский смысл, гоголевское слово, ритм - невыразимый гоголевский словесный «жест», от которого хочется плакать или смеяться, не понимая причины, - с помощью каких-то телодвижений? Удивительно, но спектакль Смоленского Камерного театра показал, что да, можно.

Это спектакль в одном действии, антракта нет. Декорации самые простые, однако при всей экономии средств они вполне достаточны, и с требуемым для театра минимализмом в целом передают обстоятельства жизни титулярного советника А.А. Башмачкина. Задник из драного тюля, то ли марли, то ли с окошками, то ли просто ветхий. Если присутственное место, то пара стульев и столешница, которую более успешные чиновники устанавливают в процессе «службы» на спину главного героя (жест вполне символический); если конура Акакия Акакиевича, то его преданная Шинель выкатывает на сцену железную койку на колесиках.

Намек на некую самоценную женскую сущность Шинели весьма прозрачен у Гоголя. Конечно, шинель и у Гоголя становится для Акакия Акакиевича символическим воплощением высшей мечты, обретения человеческого достоинства, без которого невозможно самоуважение. Здесь, как и делалось неоднократно исследователями в отношении Гоголя, можно много чего из Фрейда накрутить. Но нам не нужно ничего накручивать - нам и без того близка и понятна мечта Башмачкина о теплой, прочной и красивой (а главное, «нестыдной» - над которой не станут смеяться, а, напротив, проникнутся уважением) верхней одежде.

Вполне в соответствии с гоголевским замыслом Шинель появляется в «домашних» сценах. Связь ее с бедным титулярным советником очень личная, почти интимная. Шинель любит своего хозяина, а Акакий Акакиевич дорожит своей шинелью. Обе Шинели (Старая и Новая) в спектакле играют прекрасно. Наверно, следует отметить и заслугу режиссера Александры Ивановой, так удачно подобравшей актрис. Дело в том, что пластический спектакль предполагает не только точность и выразительность телодвижений, но такую же точность и выразительность мимики. Старая Шинель (Татьяна Курилова) почти не танцует (то есть относительно немного телодвижений выполняет), но она очень многое передает мимикой. Забота о хозяине, чувство вины и сожаления (когда обнаруживается ее ветхость), даже испуг (не за себя, а за то, что «не соответствует» - обветшала, подвела хозяина...). Это потрясающие сцены. Выразительна и Новая Шинель (Татьяна Шаврина). Это, конечно, «бедное богатство» Акакия Акакиевича, это наше с вами (бедных людей) богатство и достижение. Худая, бледная и в чем-то тоже жалкая, Новая Шинель молода и одухотворена, она мечтает о счастье, которое способна дать. С Акакием Акакиевичем, конечно... Это его Новая Шинель! О, как счастливы они, обретя друг друга!

Здесь пришла пора сказать несколько слов и о герое. Все актеры в этом спектакле молоды. Это естественно: пластический спектакль требует большой гибкости и много физических сил. Роль Башмачкина трудна уже потому, что он активно действует (прыгает, ползает, танцует) на протяжении всего спектакля. В целом актер (Николай Фарносов) с этой ролью справляется: он пластичен, прекрасно двигается, выразителен в движениях. Выразительно и его лицо. Акакий Акакиевич отличается от других чиновников, и это передано в спектакле хорошо: и мундир на нем выцветший (буквально так у Гоголя), и в лице выражение особое. Однако это «необщее» выражение лица, по-моему (читателя Гоголя) пониманию, в повести иное, чем это представлено на сцене Камерного театра. В первых сценах, показывающих героя среди других чиновников, он вызывает, конечно, и жалость, но и... некоторую долю неприязни: актер старательно изображает в лице угодливость и временами даже подловатость - способность к ней, во всяком случае.

Это представляется противоречащим гоголевскому замыслу и вообще смыслу «Шинели». Унижаемый окружающими, герой Гоголя с виду неприметен, может быть, временами производит впечатление некоторой умственной неполноценности, но не подл. Он погружен в дело своей жизни - переписывание - и от действительности с ее подловатыми делами, в сущности, далек. В некотором роде он - предшественник князя Мышкина. В отличие от «идиота» Достоевского, Башмачкин совершенно безроден и не обладает гениальным чутьем, способностью проникаться пониманием людей, способностью сострадания, какой обладает князь Мышкин. Однако в своей основной деятельности Башмачкин тоже гений: далеко выходит за пределы обычного его любовь к механическому переписыванию - он переписыванием увлечен, как только можно увлечься призванием. В литературе о Гоголе отмечалось, что у Достоевского имеется даже прямой намек на сходство героев: князь Мышкин, подобно Башмачкину, необыкновенным, каллиграфическим почерком обладает и любит каллиграфию: «Игумен Пафнутий руку приложил»...

Но вот не может быть погруженный в свое дело «идиот» (читай: бедный, задавленный, однако способный чувствовать и любить человек) подлым или низким... Во всяком случае, нет у гоголевского персонажа этих качеств. Акакий Акакиевич в повести Гоголя привык к унижениям, почти не реагирует на них, почти не замечает окружающего, он погружен единственно в «переписывание» (которое ему неизъяснимое удовольствие доставляет), и только однажды обращает он к своим мучителям бледное, искаженное мукой лицо и восклицает: «Зачем вы меня обижаете?!». После чего один молодой чиновник смутился и, можно сказать, содрогнулся внутренне от жалости и раскаяния, отошел в сторону и часто потом, даже среди веселий света, ему чудились эти проникающие в душу слова...

Это непревзойденное, гениальнейшее не только в русской, но, думаю, и в мировой литературе «Зачем вы меня обижаете?!» - появляется, однако, в самом конце спектакля.

У Гоголя в эпилоге заявлены элементы модного ныне детективно-мистического триллера: некто - по слухам, призрак Башмачкина - срывает шинели с чиновников и даже у самого «значительного лица» отнимает шинель, на чем и успокаивается. Возможно, Гоголь здесь выступил в нечуждой его гению роли провидца: вот к чему, господа чиновники, приведет ваше бессовестное попрание прав бедных людей. Однако пластический спектакль Смоленского Камерного театра мистическую сцену не делает завершающей, да и вообще меняет концовку.

После того, как испуганные чиновники в ужасе отдают призраку шинели (эта сцена своеобразно и впечатляюще поставлена: почти мандельштамовской «вороньей шубой» возвышается, висит над погубившими его чиновниками призрак), появляется, наконец, «значительное лицо» - воплощение погубившей Башмачкина чиновничьей спеси и бездушности. И он тоже, объятый ужасом, кидает шинель бедному призраку. Однако (в нарушение гоголевского текста) Башмачкин проявляет тут христианское милосердие. Под звуки песни «Верю в любовь свою» рок-группы «Олигарх» он ласково и всепрощающе укутывает плечи «значительного лица» шинелью... Возможно, я ошибаюсь, но похоже, что слова в этом исполнении взяты из православного церковного сочинения - во всяком случае, предельно близки к нему и по смыслу, и по манере исполнения. В центральной части песни она напоминает церковное песнопение. Башмачкин дарит шинель, прощает обидчиков в сопровождении христианских молитв... И итог этот Гоголю отнюдь не противоречит. Спектакль в целом получает значение призыва к христианской любви, к человечности. Знаменитое: «Зачем вы меня обижаете?!» выходит-таки на первый план.

Спектакль, как и положенная в его основу повесть Гоголя «Шинель», чрезвычайно актуален для нашего времени. Тема выбрана безошибочно точно. Нет, мы не вышли из гоголевской «Шинели», а если вышли, то, к сожалению, ушли не очень далеко. И может быть, какой-нибудь молодой чиновник, посмотрев этот спектакль, услышит в нем бессмертный вопрос бедного, униженного человека: «Зачем вы меня обижаете?!». И его сердце содрогнется, он почувствует жалость и раскаяние, проникнется идеями добра и милосердия и станет этим идеям служить.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.