Уфа. Джут

Выпуск №1-191/2016, В России

Олжас Жанайдаров - модный драматург, получивший скандальную известность после дебюта на малой сцене МХТ спектаклем «Человек-подушка». Обвинили его во всех модных нынче грехах. А он в дискуссии не вступал и продолжал писать.

Новая его пьеса «Джут» для многих была шоком. О голодоморе в Казахстане мы мало что знаем.

Жанайдаров рассказал о страшной странице в истории казахского народа сурово, сдержано, без истерии и мелодраматизма, с истинно трагической простотой и убедительностью. И при чтении, и при просмотре спектакля по этому произведению, зрителя и читателя завораживает искренняя боль, правдивость.

Спектакль поставили в Казахстане и центральные телеканалы довольно подробно осветили премьеру. В России, в Уфе, в Башкирском академическом театре имени М. Гафури к пьесе обратился режиссер Айрат Абушахманов. Спектакль идет на малой сцене, без антракта, и смотрится на одном дыхании.

Никаких особенных режиссерских изысков здесь нет, действие разворачивается в соответствии с замыслом автора в двух временных измерениях - в наши дни и в начале 1930 х. Автор скупо обозначает прием: нечетные сцены - в степи 1930 х, четные - в наши дни в Москве.

14 сцен. Библейская символика - 7 «тощих» годов-сцен и 7 «тучных».

Ахмет и Сауле, обгладывающие косточки давно съеденных животных, превратившиеся в камень, - это было 80 лет назад. Московская журналистка Лена, вегетарианка, отказавшаяся от мяса, предпочитающая закускам минеральную воду (главное - не поправиться, быть стройной!) - это сегодня, в сытой благополучной Москве.

Выразительные средства спектакля скупы, точно отобраны и позволяют предельно сконцентрироваться на смысле происходящего.

На первом плане внутреннее убранство юрты, вещи, убеждающие своей подлинностью: шкуры, очаг, сложенный из крупных камней, большой медный котел. Справа от зрителей - перевернутая колыбель. Ее поднимут несчастные скитальцы-родители, уже похоронившие одного ребенка, бережно положат в нее маленькую дочь. Будут качать, баюкать. В финале, когда отец уйдет хоронить тельце умершего от голода и холода ребенка, колыбель снова будет лежать на боку - опустевшая, ставшая ненужной.

Режиссер-постановщик Абушахманов, актеры Фанис Рахметов и Римма Кагарманова (Ахмет и Сауле) уходят от патетики, криков, надрыва, воздевания рук, интонирования. В этом правда физического существования героев - они голодны и измождены, на бурное проявление чувств просто нет сил. Они сосредоточены и сдержанны. Но это и принципиальное решение постановщика. Сдержанность - от последнего отчаянья и безысходности. Строгость - на пороге принятия решения, от которого зависит будущее. Ахмет Фаниса Рахметова более эмоционален. Он мечется, желая как-то найти выход, игнорируя реальность происходящего, по-детски надеясь на чудо, голод сводит его с ума. Одна из самых сильных сцен в его исполнении - прощание с умирающей дочерью, которую он качает на руках в последний раз. А Сауле Риммы Кагармановой, кажется, превратилась в камень. Она - сгусток воли, измученная плоть не властна над силой ее духа. Сжав зубы, она исполняет нехитрые обязанности: скребет шкуры, готовит еду, качает дочь и с фанатичным упорством повторяет мужу: пиши! пиши, понимая, что кто-то должен рассказать об этих страшных днях правду. Ее муж, грамотей и слабак, кидается к ней, как к матери, как к старшей, в поисках утешения, защиты, а она, как грозный судия, сжав зубы, заклинает: пиши. И исступленно повторяет: надо подумать, я что-то придумаю...

Страшная сцена самоубийства Сауле решена так же сдержанно, скупо, безпафосно, и от этого особенно страшно. В обыденности горя проявляется вся глубина отчаянья и безысходности.

Но в этом сознательном жестком отборе выразительных средств и внешней скупости проявлений невероятная могучая сила женского начала, виртуозно передаваемая Кагармановой взглядом, точностью произнесения фразы, исступленным огнем, горящим в ее, кажется, воспаленных глазах.

Поэтому страшное, немыслимое для нормального человека предложение, которое она делает мужу, воспринимается как единственно возможное.

Постановщик спектакля Абушахманов виртуозно уходит от натурализма. Есть поединок двух личностей, есть высшая жертвенность, когда умирающая жена, обрекшая себя на заклание во имя будущей жизни, приказывает мужу жить, продолжать род, а, главное, рассказать правду о страданиях народа.

Наверное, невозможно было бы находиться в том кошмаре 30 х голодных годов постоянно на протяжении полутора часов сценического представления, поэтому страшные сцены умирания семьи, черного отчаянья, перебиваются сценами современными. Они отодвинуты в глубь сцены, отгорожены от прошлого прозрачными стенами, за которыми зритель видит то столики в ресторанном зале, то огромную кровать в гостиничном номере (художник Альберт Нестеров).

Ербол, внук выжившего Ахмета, прожившего еще одну жизнь, где снова была семья, дети, внуки, в Москве встречается с журналисткой, передает ей тот самый страшный дневник деда и просит рассказать о джуте, погружает заурядную современную девицу в пучину трагедии целого народа.

В нежелании молодой московской журналистки Лены погружаться в ненужную ей, доставляющую непредвиденное беспокойство странную и страшную историю, правда сегодняшнего существования молодых, отгородившихся от прошлого мелкими повседневными заботами и проблемами. Прагматизм, равнодушие, сегодняшние насущные задачи важнее душевного соучастия. Актриса Милена Сираева, играющая Лену, создает образ современной не плохой, не злой, не подлой, но равнодушной жительницы мегаполиса, где всем «до себя». Но именно эта ее отстраненность помогает услышать и понять обжигающий, шокирующий ужас рассказанной в дневнике Ахмета истории.

Современная ситуация поначалу кажется надуманной. Конечно, в жизни все бывает. Даже то, чего и придумать невозможно. И приезжие командированные набрасываются на московских случайных знакомых, помня заезженные клише - мол, «все они такие, столичные». И девица, иронично воспринимавшая немолодого дядьку с провинциальными замашками, как-то очень резво прыгает в постель к нему. А потом требует «продолжения банкета» и даже не только соглашается быть поротой (правда, поначалу она не верит в возможность такого исхода), но даже демонстрирует и эффективность подобных воспитательных методов, ибо дает слово не изменять мужу.

По существу, «современный блок» пьесы - набор штампов: все городские женщины томятся без мужчин или страдают от их несостоятельности, приезжие - потенциальные искатели приключений, готовые силой походя взять любую. И вообще, создается ощущение, что герой, с болью повествующий о трагедии народа: «Два миллиона... Два. Это ведь еще и поколения, там, не рожденные. Ведь сколько... Сколько могло бы быть новых инженеров, писателей, музыкантов, просто людей хороших, талантливых. Казахов. Вот так всё... И не вернуть. Не вернуть это. Никак», - пришел к выводу о необходимости личного участия в восстановлении народонаселения. Ведь он уверен, что после бурного секса, который так понравился москвичке, у нее будет ребенок. Но когда проходит некоторое недоумение, понимаешь, что автор нарочно создает почти фарсовую, ироничную ситуацию, в которой действует уставшая от повседневной рутины молодая, разочаровавшаяся и утратившая вкус к жизни столичная журналистка, и полный сил приезжий, который наставляет молодую женщину на путь истинный и объясняет, что главная задача женщины - рожать детей, хранить семейный очаг.

И главным героем современных сцен становится Ербол в убедительном исполнении замечательного актера Хурматуллы Утяшева.

Он блестяще ведет роль, балансируя на грани подлинности и гротеска. В его Ерболе сочетается, кажется, несовместимое - почти детская наивность, достоинство человека с твердыми жизненными устоями, невероятное мужское обаяние, легкость и основательность. Его боль, когда он рассказывает историю деда - подлинна. Его игривость забавна. В отношении к Лене удивительным образом соединяются отеческая забота и мужская заинтересованность. А главное, он - настоящий. Противоречивый, смешной, хвастающий своей мужской силой, жалующийся на забывших его московских знакомцев, берущий на себя роль судьи и проповедника. Он ощущает себя сыном своего народа, продолжателем рода.

На мой взгляд, есть в этой пьесе лишняя сюжетная линия - история официантки, ставшей женой приезжего таджика, видимо, гастарбайтера.

Сложнейшая социальная проблема. Расслоение общества, где существуют «ОНИ» и «МЫ». Городские, коренные жители и «понаехавшие», без которых уже невозможно представить нашу жизнь. И в двух диалогах, в небольшом телефонном разговоре эти вопросы не решишь.

Но важно то, что пьеса «Джут», поставленная Айратом Абушахмановым, стала не просто хорошо сделанным спектаклем, трогающим до слез, заставляющим сопереживать, сострадать, думать- она стала серьезным высказыванием, Поступком.

Фотографии Романа ШУМНОВА

Фотогалерея