Арзамас. Тоска по Князю, или Ватерлоо Марьи Александровны

Выпуск №2-192/2016, В России

Арзамас. Тоска по Князю, или Ватерлоо Марьи Александровны

Наконец-то Федор Михайлович Достоевский с легкой руки режиссера Амана Кулиева впервые вступил на сцену Арзамасского театра драмы! И не робко конфузясь за свою старомодность, а влетел-таки на резвой тройке, пронесся огненным вихрем, пробурлил перед зрителями пестрым потоком крикливых дам. Разошлись кони, раскаркались вороны - и не остановишь: в театре премьера - «Дядюшкин сон»!

Из всех произведений Достоевского выбор для инсценировки в провинциальном театре именно этой повести закономерен. В основе сюжета - провинциальный анекдот, происшествие в маленьком городе, что близко и понятно зрителю (почти про него); при этом классическое и удобное для постановки единство места, времени и действия, яркие характеры, психологически развернутые автором (есть, где развернуться и актерам), динамичная интрига, наконец. Это самая популярная вещь Достоевского для театра. Выбор верный и для возможного коммерческого успеха, и для привлечения искушенного зрителя, который любит «спектакли со смыслом». Но выбор и обязывает. Достоевский на сцене - это или глубина мысли и обнаженность души до самой бездны, или смелость театрального эксперимента. И надо отметить, что спектакль А. Кулиева сделан бережно по отношению к тексту повести. Поражает почти полное соответствие некоторых актерских работ описанию образов этих персонажей у Достоевского. По точности попадания я бы отметила четырех актеров - Наталью Тешину (Мария Александровна Москалева), Михаила Польдяева (Павел Александрович), Михаила Денисова (Князь К.) и Елену Керзину (Софья Петровна Карпухина).

«Марья Александровна Москалева, конечно, первая дама в Мордасове, и в этом не может быть никакого сомнения», - кажется, что это самое первое предложение повести становится для режиссера и ключом к образу героини, и архитектурным центром спектакля, вокруг которого выстраивается и сценография (художник-постановщик Владимир Ширин). Чего стоит совпадение цвета платья Марьи Алексеевны со всеми тканевыми частями сценического интерьера: основной темно-красный тон платья перекликается с цветом боковых портьер, а его ярко-красная отделка - с цветом центрального вертикального занавеса, который нервно взметается вверх и срывается вниз при появлении того или иного героя. На Марье Алексеевне замыкаются и хореографические этюды (балетмейстер Галина Удот), и траектория перемещений персонажей (между красным платьем Мордасовой и алой портьерой). Все приводится в движение Марьей Александровной. «Марью Александровну сравнивали даже, в некотором отношении, с Наполеоном», - пишет Достоевский. А Аман Кулиев делает ее не только Наполеоном, вручая актрисе атрибут Бонапарта - женский вариант знаменитой треуголки, но и страстной, неукротимой Кармен. Всего лишь несколько упоминаний об Испании в повести, а режиссер их подает как мечту героини, развивает в целый характер (гордость, независимость, нетерпимость и упрямство). О, Кармен! О, Испания! Вот где глубинные мотивы поступков главных героев. Тоской по высоким страстям, благородным порывам проникнуты все их монологи. Им так хочется быть чище, умнее, выше, великодушнее, чем они есть. Они обманывают и интригуют, прикрываясь высокими целями, большими страстями. Как тонкий психолог Москалева вдохновенно уговаривает дочь Зину обманом выйти за престарелого князя, чтобы разом спасти несколько жизней (дочери, князя и больного чахоткой бывшего жениха): «Обман простителен для спасения человеческой жизни... Все на свете можно сказать благородным образом. Твоя мать не будет учить тебя неблагородному. Зина, ты сделаешь это для спасения жизни его, и потому - все позволительно!» Марья Александровна вся - просто жажда подвига и битвы! Это главное, за что сам Достоевский, а вслед за ним режиссер и актриса любят свою героиню, за что делают ее именно героиней, возвышающейся над толпой провинциальных сорок и ворон. И эта русская, а вовсе не испанская жажда, задыхаясь от пошлости и обыденности, так уродливо нашла себе выход в бесконечных битвах за первенство в провинциальном бомонде. Самый «великий и смелый проект» Марьи Александровны - на самом деле верх подлости: «выдать дочь за богача, за князя и за калеку, выдать украдкой от всех, воспользовавшись слабоумием и беззащитностью своего гостя, выдать воровским образом».

Но героическое начало Москалевой есть и в ее дочери Зине (Екатерина Главатских). Конечно, режиссер не дает нам в отличие от Достоевского увидеть и ее жажду подвига и, главное, способность к нему. Ее любовная история лишь упоминается в монологах матери, и в финале спектакля герой ее сердца так и не появится. А Зина способна не только к подвигу-борьбе, но и к подвигу-жертве. Режиссер же оставляет ей лишь возможность показать нам подвиг публичного раскаяния, что для провинциального Мордасова просто неслыханно. Но этот подвиг выглядит фальшиво, потому что на него оказывается способен и Павел Александрович Мозгляков. «Что же такое Мозгляков? - читаем мы у Достоевского. - Правда - молод, недурен собою, франт, полтораста незаложенных душ, петербургский. Но ведь, во-первых, в голове не все дома. Вертопрах, болтун, с какими-то новейшими идеями!» Именно такого болтуна, вертопраха и франта играет Михаил Польдяев. Он порхает по сцене, как Хлестаков, манерничает, принимает картинные позы, подслушивает, ломает руки от отчаяния, мстит любимой женщине, выставляет ее на всеобщее осмеяние. И после всего этого нельзя поверить в искренность его самобичевания, а без реализованного в спектакле финала повести и в искренность монолога Зины. Молодые герои просто упиваются надрывом публичного раскаяния, потому что это благородно, потому что, хоть на мгновенье, но это возвышает их над провинциальной толпой интриганов и сплетников. Они, как и Марья Александровна, заражены этой тоской по благородному. Но это пока только игра в благородство.

Есть еще один интересный персонаж в спектакле - полковница Софья Петровна Карпухина, которая вроде бы не очень нужна для развития сюжета и которая во втором действии, неожиданно врываясь в дом Москалевой и останавливая ход событий, «съедает» драгоценное сценическое время своим пространным монологом. Зритель не может не аплодировать Елене Керзиной, потому что это монолог-надрыв, монолог-обнаженный нерв, чистая правда. Это даже не фарс, а грань трагикомедии. Но рядовой зритель не очень понимает, зачем нужен этот монолог подвыпившей полковницы. А вот начитанный зритель догадывается, что именно во время этого монолога на сцену вышел подлинный Достоевский. Софья Петровна - персонаж именно его мира, не поддающийся никакой иной интерпретации, подобно Мармеладову и череде других униженных, оскорбленных, опустившихся и бунтующих в своем подполье. Это единственный в спектакле персонаж, который говорит правду, потому что пьян, потому что в надрыве, потому что завтра все забудет. Глядя на нее, мы понимаем, что она одна сейчас здесь настоящая, без игры в благородство, пьяная, опустившаяся, мерзкая, какая и есть по сути, как и все остальные, но в отличие от нее разукрашенные благородством манер, речей и нарядов. Это и нам - обличение, и нам - укор.

Софья Петровна - плоть от плоти мордасовского мира. А вот герой Михаила Денисова (Князь К.), по словам самого Достоевского, «единственная серьезная фигура во всей повести», это герой не от мира сего. Про «единственно серьезную фигуру» - это, конечно, парадоксальное заявление, потому что на самом деле князь - самый комичный персонаж: молодящийся старик в парике и с клееной бородкой мило картавит и растягивает слова, путает имена, события, явь и сон. Денисов играет его симпатично и трогательно. И смешно. Зритель постоянно улыбается, глядя на него. Так в чем его серьезность? «А что такое князь для нашей русской жизни?» - вопрошал режиссер Аман Кулиев студентов-филологов в марте на встрече-диспуте об актуальности постановки «Дядюшкиного сна» в Арзамасском театре. «Князь - родословная, - отвечали те. - Богатство». «Князь - столп русского государства, - возражал им режиссер. - Князья - это то, откуда пошла Русь, ее правители и защитники. А князь в «Дядюшкином сне» - это образ уходящего времени». Но у Достоевского Князь - еще и рыцарское начало, воплощение истинного благородства. Не случайно Зине удается окончательно очаровать его, исполнив старинный французский романс, «в котором много рыцарского». (В постановке звучит романс «В лунном сиянии», причем звучит под фонограмму, что делает все исполнение искусственным, играет в минус образу героини, хотя мотив дороги и тройки в романсе выступает композиционной скрепой с хореографическими эпизодами мчащейся тройки в самом спектакле). Настоящего князя мы еще увидим у Достоевского в «Идиоте», это лишь робкие подступы к князю Мышкину, Князю Христу. Князь К. - это вырождающаяся идея «князя», а значит уходящее понятие чести, благородства и духовности. У Достоевского в повести Князь умирает, и на смену поколению князей приходит поколение генералов и чиновников - Зина выходит замуж за генерал-губернатора. Однако Князь в спектакле Амана Кулиева не умирает, просто уходит, сняв свой моложавый маскарад, на мгновение прозревший и поумневший. Не знаем мы и дальнейшую судьбу Зины и Мозглякова. Мы присутствуем лишь при финале битвы при Ватерлоо Марьи Александровны. Но Москалева все же не Наполеон. «Отчего, скажите, - спрашивает рассказчик в повести Достоевского, - у Наполеона закружилась наконец голова, когда он забрался уже слишком высоко? ...испугался наконец своей собственной высоты и вспомнил свое настоящее место. Отчего у Марьи Александровны никогда и ни в каком случае не закружится голова, и она всегда останется первой дамой в Мордасове?» Вот и сейчас, несмотря на полное поражение, она не раздавлена, ее главный подвиг еще впереди. И кружит она в танце с мордасовскими сороками-воронами и уводит всю стаю за собой. А Князь... может быть, он вновь в дороге, может быть, он на пути в пустынь к монаху Мисаилу, и вовсе не вываливался из кареты, а все это был лишь сон. И вся Россия - лишь сон, лишь ожидание своего Князя.

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.