Сергей Яшин: "Любое новаторство держится на традиции"...

Выпуск №5-195/2017, Гость редакции

Сергей Яшин: "Любое новаторство держится на традиции"...

На сцене Оренбургского драматического театра имени Горького - премьера спектакля «Свадьба Кречинского» по пьесе Александра Сухово-Кобылина, которую поставил народный артист России, известный московский режиссер Сергей Яшин, чья постановка «Васса Железнова и ее дети» несколько лет с успехом идет на оренбургской сцене. Любопытный факт: первый спектакль по пьесе «Свадьба Кречинского» был поставлен в Оренбурге 160 лет назад. Спектакли в Москве и Санкт-Петербурге вышли примерно в то же время, но Оренбург их все-таки опередил. Еще раз к этой пьесе театр обратился в 70-е годы прошлого столетия. Нынешняя постановка приурочена к бенефису заслуженного артиста России Сергея Тыщенко в честь его 50-летия.

Накануне премьеры наш корреспондент побеседовал с Сергеем Яшиным.

 

- Сергей Иванович, «Свадьба Кречинского» очень востребованная пьеса. Я помню мюзикл Александра Колкера на сцене Малого театра, который поставил и сыграл в нем главную роль Виталий Соломин, я видела спектакль в Театре Моссовета, где в роли Кречинского блистал Анатолий Васильев. Несколько недель назад премьеру сыграли в Губернском театре Сергея Безрукова. Чем вызван столь пристальный интерес к этой пьесе?

- Эта пьеса всегда была загадкой. У многих возникал вопрос: что же это за история? Если история проходимца, то почему она, написанная 160 лет назад, до сих пор идет на российской сцене? Притом, что никто ее не лоббирует. Я думаю, тяга к этому материалу во многом объясняется интересом к самому автору, Сухово-Кобылину, споры о котором не утихают и по сей день. Александр Васильевич был фигурой неоднозначной. Человек богатый, из дворянского рода, блестяще образован, умен - он про себя много понимал. Знал себе цену. Его считали высокомерным. Не случайно же очень мало осталось воспоминаний о нем. Буквально - крупицы. Не то, что о его современнике Александре Николаевиче Островском. Интерес к персоне Сухово-Кобылина большей частью связан с таинственной историей убийства Луизы Симон-Деманш, в котором подозревали драматурга. Он находился под подозрением в течение семи лет. Дважды подвергался аресту. При всех его связях, при всех деньгах, которые были на это дело брошены. И всю жизнь за ним тянулся этот шлейф. Все так и говорили: а, это тот, который убил Луизу Симон? Тайна эта не раскрыта до сих пор, и многие исследователи исписали груду бумаги, создавая разные версии произошедшего. Но именно эта трагедия послужила отправной точкой в создании знаменитой трилогии Сухово-Кобылина - «Свадьба Кречинского», «Дело» и «Смерть Тарелкина». Над первой пьесой трилогии он работал во время пребывания на гауптвахте.

- Получается, в Кречинском много от самого автора?

- Безусловно. Видно же, что Кречинский - человек необыкновенно одаренный. Но в отличие от Александра Васильевича, это, конечно, личность, которая себя проиграла. Он игрок по натуре. Не только в карты, а в широком смысле слова: игрок с женщинами, игрок со своим прошлым, со своими друзьями, своими поместьями. И так далее. Но мне кажется, что это история не только про распад личности, но и дарованное чувство, которое возникает у Кречинского внезапно. Ему кажется, что он знает про любовь все. «Тысячу женщин бросал я, тысяча женщин бросала меня»... Но он, оказывается, ничего про это не знал. Благородство девушки, в момент ареста приходящей ему на помощь, дает этому человеку, душа которого - пепелище, новое познание жизни. Новое познание человеческих отношений. Отношений между мужчинами и женщинами.

- Не все так тонко трактуют этот образ...

- Разумеется. Скажу больше: Сухово-Кобылина долго уговаривали изменить финал, потому что зло должно быть наказано. А Кречинский, уверяли моралисты, - это зло. И сам Александр Васильевич даже видел спектакль в дачном театре, где в финале Кречинский стрелялся из пистолета. Почти как Иванов.

- «Свадьба Кречинского» с ее азартной погоней за деньгами, замешанной на оголтелом авантюризме, кажется необыкновенно актуальной и весьма современной. В ней не чувствуется архаики. Не случайно ведь и мюзикл появился...

- Пьеса действительно написана с ощущением драматургии будущего. В «Свадьбе Кречинского», созданной в 1850 году, совершенно блестяще представлена форма внутреннего монолога как средства выражения сознания человека. Я уж не говорю про «Дело» и «Смерть Тарелкина». Это вообще предтеча психологического авангарда. Вы понимаете, это написано в 60-х годах XIX века! Задолго до Ионеско и Мрожека. Мы застаем Кречинского в момент его душевного смятения, в момент пустоты, которая связана не только с финансовыми проблемами, но и проигранной жизнью. И тут возникают фантомы. Появляются какие-то прачки, извозчики, дровяники, которые требуют от него денег. А платить нечем. Это может быть и правда жизни, а может - и гиперболизация ситуации. Как прочитать пьесу? Именно прочитать, а не написать заново самому себе. И если ее прочитать вдумчиво, то она вдруг начинает по выразительным средствам проявляться как фантасмагория. Это все говорит о смятении души. А когда у тебя смятение души, то где сон, где явь, где воображение, а где реальный событийный ряд совершенно непонятно. Эта пьеса дорога мне именно этим. Но «Свадьбу Кречинского» все время ставят так, как будто это написал Островский. Как бытописание. Это очень обманчивое ощущение. Кстати, я ни слова не переделал в пьесе. Просто кое-где кое-что уточняю. Современному зрителю, допустим, неизвестно, что такое солитер. Это обрамленный в дорогую оправу бриллиант. Надо прояснить. Чтобы зритель не мучился.

- Каков ваш режиссерский метод?

- В пьесу надо погрузиться так, как будто это с тобой случилось, как будто это часть твоей биографии. Конечно, это чужая, давняя жизнь, но ты про нее должен очень много знать. Начиная от реалий времени, реалий автора, реалий ситуации. Это одна из частей процесса работы над спектаклем. Одна из существенных. Трудное, кропотливое дело. Но очень увлекательное. Вот почему я вам так подробно рассказываю про Александра Васильевича: я считаю его как будто своим родственником. И про него я знаю достаточно много. У меня к нему большой интерес.

- Это не первый спектакль, который вы ставите на сцене оренбургского театра. Ваша постановка «Васса Железнова и ее дети» получила все самые престижные премии Оренбуржья. Как вам работается с нашими артистами над пьесой «Свадьба Кречинского»?

- Мне кажется, Сергей Тыщенко очень подходит на роль Кречинского. По всем статьям. И по фактуре, и по внутренним данным, и по своей музыкальности. Я бы сказал - редкостно подходит. Поди, поищи иной раз такого артиста! Вроде и уже не юноша, и в то же время и не пожилой человек. Тот самый возраст, о котором и идет речь. Именно потому, что есть Тыщенко, и стало возможным поставить эту пьесу. И остальные артисты замечательные - и Сергей Кунин, и Борис Круглов. Я работаю в Оренбурге с удовольствием. Найден общий язык с труппой. Предлагаются интересные произведения. Мы друзья с Рифкатом Вакиловичем Исрафиловым. Вместе учились. У нас общая театральная юность.

- Недавно вы поставили «Горе от ума» Грибоедова. Вот тоже неисчерпаемая пьеса!

- Всю жизнь хотел поставить. Но как-то не складывалось. И вот я окунулся в жизнь Грибоедова. И был потрясен реалиями его жизни, его биографией. А тут еще обращаю внимание - мама родная! Я же хожу в Щукинский институт мимо дома, где жил Грибоедов. Рядом с американским посольством на Садовом кольце. И взялся за постановку в Ижевске в Национальном театре Удмуртии. Но на русском языке. У них был курс в Щепкинском институте - целевой набор. И они вернулись все в Ижевск. Обратились ко мне: не хотите ли с нами поработать? Вот так все совпало. А что? Персонажи пьесы все молодые. Кроме Фамусова. Вроде как все хорошо расходится. И театру выгодно: на эту пьесу ходят школьники. Поэтому зал полный. Это и плюс, и минус, конечно. Ну и потом, действительно, большое счастье прикоснуться к этой величайшей пьесе.

- Что такое Чацкий сегодня?

- В наше время, когда ценности связаны исключительно с деньгами, исключительно с собственной жизнью, с мыслью - плетью обуха не перешибешь, это человек, который пытается нас остановить и привлечь наше внимание к тому, что мы не так живем. Даже если таких и нет на белом свете сегодня, то надо, чтобы кто-то придумал такого человека. Потому что без таких людей жить нельзя. Без людей, которые бессмысленно, конечно, но все-таки толкаются. Их сажают в тюрьму, им угрожают, объявляют сумасшедшими, как Чацкого, а они гнут свою линию. Для меня Чацкий, конечно, дурак, но это трагическая фигура.

- Видя вашу приверженность к русской классике, нельзя не заметить, что вы к ней относитесь достаточно бережно, уважительно. У вас нет таких новаций, по поводу которых иногда возникает много вопросов. Это ваша принципиальная позиция?

- Ну, конечно, принципиальная. Дело в том, что традиции режиссуры сейчас подвергнуты остракизму. Говорят, нет такой профессии - режиссер. И не надо учиться. Станиславский же не учился ни в каком институте. И был режиссером. Вообще, не надо ничего знать. Это страшно. Мне посчастливилось учиться у выдающихся педагогов - Андрея Александровича Гончарова, Марии Иосифовны Кнебель, Юрия Александровича Завадского. Это были великие люди, которые чтили традицию. Любое новаторство зиждется на традиции. На знании того, как надо. Никому не придет в голову строить дом без проекта. Вы должны понять, какой дом вам нужен - одноэтажный или небоскреб, деревянный или каменный. Нельзя построить крышу, а потом - фундамент. Дом строится по определенным законам. Точно так же и в режиссуре. Как любая профессия, она связана с неким пониманием: как, что и зачем? И во главе угла, конечно, автор. Если он тебе не близок, если он тебе не дорог, то не бери его. Тебя кто заставляет, что ли? А если тебя все-таки заставляют и приходится делать что-то по заказу, то ведь по заказу много великих произведений искусства создано. Все по заказу работали, даже Моцарт. Значит, ты должен влюбиться в это дело. Если ты прочтешь внимательно автора, если он тебе станет близким, ты найдешь в его пьесе и себя. Там и ты будешь, и часть твоей биографии. Поэтому уважительное отношение к классике - это естественное мое существование. Я таким родился, меня так учили. То, о чем вы говорите, тревожит меня не только как режиссера, но и как профессора. Я веду в ГИТИСе актерский курс, а в театральном институте имени Б.В. Щукина режиссерский. Меня очень беспокоит проблема школы, которая подвержена сейчас жутчайшему истязанию.

 

Фото автора

Фотогалерея

Отправить комментарий

Содержание этого поля является приватным и не предназначено к показу.
CAPTCHA
Мы не любим общаться с роботами. Пожалуйста, введите текст с картинки.