Тобольск

Выпуск № 8-118/2009, В России

Трилогию Александра Сухово-Кобылина в Тобольском театре поставили за полтора года (см. «СБ, 10» № 7-117). В июне 2007 года появился «Кречинский» по «Свадьбе Кречинского», затем, в последний день февраля 2008 года, – «Дело»; и наконец в ноябре 2008 года сыграли премьеру по «Смерти Тарелкина» – «Веселые расплюевские дни». Казалось, что затея слишком смелая. Даже большие театры больших городов не замахиваются на трилогию, а тут маленький и не самый богатый театр рискнул ввязаться в долгосрочный проект без гарантии высоких сборов. Будет ли интересен публике Сухово-Кобылин? Выдержат ли марафон актеры тобольской драмы и режиссер Михаил Поляков?

Теперь, по завершении проекта, ясно, что рисковали не зря.

«Томами судебных дел традиционно вымощен путь в русский ад», – эта фраза сопутствует спектаклям. Драматург не питал иллюзий по поводу судебного производства и чиновничьих порядков. Семь лет над ним висело обвинение в убийстве, его дважды арестовывали, его слуг пытали, выбивая свидетельские показания. Исследователи творчества Александра Сухово-Кобылина полагают, что он чересчур пессимистично глядит на российскую действительность, и это обусловлено фактами его биографии.

Однако пессимизм трилогии оказался очень близок нынешнему времени. Режиссер так и назвал свою серию постановок вслед за драматургом: «Неотжитое время». Что было, то и продолжается.

Третью пьесу, «Смерть Тарелкина», когда-то переименовали для сцены в «Расплюевские веселые дни». Так распорядился цензор. Михаил Поляков тоже переименовал пьесу, но не по цензурным соображениям. И не ради привлечения публики словом «веселые». Обаяние и талант исполнителя роли Расплюева, Сергея Радченко, способствовали тому, чтобы Расплюев стал главным героем, однако и это обстоятельство не является определяющим. Режиссер намеренно вывел в герои мелкого полицейского чиновника, квартального надзирателя: смотрите, у кого власть и что он с этой властью творит.

История в «Днях» понятна всем без дополнительных сведений, не требует просмотра предыдущих частей трилогии и прочтения пьесы. Михаил Поляков жестко обращается с текстами, отсекает лишнее, на его взгляд, и иногда напрасно отсекает, слишком ужимает текст, но в случае с «Днями» он поступил верно. По крайней мере, судя по результату, он прав.

Не успеешь задуматься над неправдоподобием завязки, удивиться вымыслу: очень уж быстро летит действие, и фантасмагория становится все более убедительной. Чем чудовищнее, тем ближе к сегодняшнему дню. Чем смешнее, тем страшнее.

«Решено!.. не хочу жить…», – первые слова пьесы актер Евгений Пономарев в роли Тарелкина произносит без малейшей аффектации, твердо, с едва заметным оттенком отчаяния и в то же время – проблеском радости, предощущением удачного поворота судьбы. Будто бы информировал публику о решении, принятом спонтанно, но с уверенностью, в мгновенном озарении, но после длительной моральной подготовки.

Тарелкин не сумасшедший, он авантюрист. И все прочие тоже не сумасшедшие. Однако же верят диким выдумкам. Прачка Брандахлыстова готова принять Тарелкина за Копылова, с которым прожила одиннадцать лет. Вараввин верит, что в гробу Тарелкин, и даже вблизи не узнает бывшего подчиненного и подельника в мнимом Копылове. А Тарелкин не узнает бывшего начальника, когда тот явился ряженым капитаном Полутатариновым.

Достаточно парика и вставной челюсти или фальшивой бороды с темными очками, чтобы преобразить человека до неузнаваемости. Публика-то видит, что человек тот же, но персонажи не видят.

Возможно ли? Веришь, что возможно, поскольку разоблачение Тарелкина обернулось еще большей нелепостью: будто бы он вурдалак, оборотень, заменивший собою двух покойников, Тарелкина и Копылова.

Вурдалака выведут на чистую воду, лишив воды. Мучимый жаждой сознается во всем, чего не было. Свидетели подтвердят, что он оборотень. А если не подтвердят – их заставят. Что бы ни сказали свидетели, это трактуется в интересах дела, не в пользу обвиняемого и заодно не в пользу свидетелей, заведомо подозреваемых. Все виновны, всех под арест!

Сдержанная манера игры производит должный эффект. Абсурд под маской нормы. Безумие клокочет под крышкой здравомыслия, бешеная фантазия извивается в тисках прагматизма.

Актерам следует выдержать высокую концентрацию абсурда. Понятно, что им хочется разбавить концентрат, потрафить публике с помощью привычных ужимок и уловок, обменять поверхностную игру на поверхностный смех, тем паче драматург предусмотрел буффонаду и режиссер разрешил иногда сбрасывать напряжение.

Другая опасность для актеров – пересолить слезы в драматичных эпизодах.

На премьере все исполнители четко вели роли, но всем недоставало виртуозности. Дидактичная ясность режиссуры не означает примитивности, актеры понимают это, однако и зрителю хорошо бы понимать. Михаил Поляков подробно прорабатывает смысловые слои, не рассчитывая на случайность, на какое-нибудь неучтенное гипнотическое воздействие; он не терпит стихийного творчества, не доверяет суггестии. Исполнители обязаны соблюдать дисциплину (хотя импровизация не исключена), только мастерство поможет им выполнить все задачи, показать весь спектр смыслов.

В центре спектакля – Расплюев Сергея Радченко. От забавного недотепы, которому не доверяют серьезных поручений, милого даже человечка, почти Швейка, не останется и тени, когда Расплюев обернется – недаром упомянуты оборотни (и оборотни в погонах учтены) – зверем кровожадным.

Вершина роли – допросы, проводимые Расплюевым сладострастно, с индивидуальным подходом. В отличие от Вараввина он никогда не насытится: долго голодал, долго унижался.

Режиссер изменил текст не только затем, чтоб спектакль шел бойчее. Он заострил карикатурные штрихи, перетасовал некоторые эпизоды и домыслил их в современном стиле, выстраивая генеральную линию.

Степень обобщения в «Днях» выше, чем в предыдущих постановках, это подчеркивают костюмы Ольги Трофимовой: сюрреалистичные сюртуки, отдаленно похожие на те, что носили в девятнадцатом веке, безликая униформа безликих людей, призрак одежды на мертвецах, обманные шелк, парча и бархат.

Расплюев нагло и весело смотрит с авансцены в зрительный зал, поигрывая шокером: «Я всякого подозреваю; а потому следует постановить правилом – всякого подвергать аресту». За спиной Расплюева – тупая сила, Качала и Шатала, рядом – подлец Ох.

Им есть, где разгуляться: «Правительству вкатить предложение: так, мол, и так, учинить в отечестве нашем поверку всех лиц: кто они таковы? Откуда?»

Еще не посадили Брандахлыстову, презрев ее мольбу о детях, разлученных с матерью. Еще не обобрали купца Попугайчикова. Не избили помещика Чванова. Не измывались над дворником Пахомовым, переселенцем из Азии, до сих пор не понимающим, куда он попал и во что вляпался.

Шутят. Но жутко от этих шуток.

«Всё наше! Всю Россию потребуем!» Сказал Расплюев в 1864 году.

Фото В.Микульского

Фотогалерея