В зеркалах / "Последние дни" в РАМТе

Выпуск №7-207/2018, Премьеры Москвы

В зеркалах / "Последние дни" в РАМТе

Для того, чтобы сочинить такой спектакль, надо обладать, по крайней мере, двумя чувствами - неистребимой любовью к своей стране и столь же неистребимой болью за нее: за ее историю, культуру в целостности, где прошлое отражается в настоящем в своей искаженной, но обусловленной логике, а будущее расплывается в тумане неопределенности... Потому что все будет повторяться и повторяться так или иначе, а предугадать ничего нам не дано...

И еще одно необходимо - внятное, четкое чувство театральности, опирающееся на высокую культуру профессии и личности.

Алексей Бородин поставил в РАМТе спектакль «Последние дни» по одноименной пьесе М.А.Булгакова, поэме «Медный всадник» и пьесе Б.Акунина «Убить змееныша», создав в своей сложной композиции не только временной перевертыш от последних дней жизни Пушкина к дням, предшествующим воцарению Петра Первого, но непосредственно обратившись к нашей эпохе. И способствует этому не только заостренный текст акунинской пьесы, но точная направленность мысли.

Спектакль получился очень сложным, но идеально соответствующим непреложному закону русского психологического театра: от захватывающего чувства, от высокого градуса эмоционального восприятия происходящего - к тугому клубку мыслей, которые начинают медленно разматываться, словно нескончаемая нить. И втягиваешься в этот процесс с первой же минуты, с своеобразного пролога, когда три молодых человека в костюмах разных эпох (Дмитрий Кривощапов, Максим Керин и Павел Хрулев) читают с подросткового возраста вошедшие в плоть и кровь строки «Медного всадника». Они читают как будто нарочито безэмоционально, скупо, хотя каждый незаметно добавляет немного чувства, а зрители беззвучно шевелят губами, повторяя, а порой и предвосхищая эти волшебные сплетения образов. Так мгновенно рождается эмоция, которой суждено стать ключом к мысли, к попытке разгадать этот спектакль.

В создании подобной эмоции очень важную роль играют непривычная сценография Станислава Бенедиктова, в которой отсутствуют столь высоко ценимые зрителем изысканность и изящество; музыка Натали Плэже и Алексея Кириллова - нервная, тревожная, но с теми нотами успокоения, что могут помочь лишь на короткое время; свет Нарека Туманяна, скупо скользящий по подвижным конструкциям, пробуждая иллюзии то метельной ночи, то одетой в серый гранит Невы, то как-то особенно угрюмой в зимнее время набережной Мойки с давящими громадами зданий, среди которых - дом, где очень скоро умрет смертельно раненый на дуэли Александр Сергеевич Пушкин; и, конечно, сценическое движение, поставленное Андреем Рыклиным...

А пока - в стенах его квартиры все дышит тревогой и предчувствием беды: сестра Натальи Николаевны Александра (Мария Турова), нервно ожидающая приезда Пушкина, дядька поэта Никита (замечательная работа Олега Зимы), остро чувствующий, что надо немедленно уезжать в деревню, суета соглядатая III Отделения Биткова (очень выразителен Александр Гришин). И приезд из гостей Натальи Николаевны (Анна Тараторкина словно несет в душе постоянное смятение), а затем неожиданное появление Дантеса (Виктор Панченко) только еще больше и больше нагнетает ощущение близящейся трагедии. Она все теснее сужает круги, но и ширит их одновременно - на завтраке у библиофила Салтыкова, великолепно представленного Алексеем Блохиным, словно искры костра, разлетаются и сталкиваются реплики и суждения Нестора Кукольника (Алексей Веселкин), супруги хозяина Александры Салтыковой (Дарья Семенова), графини Воронцовой (Янина Соколовская), злобного хромого князя Долгорукова, с которого и почти два века спустя не снято подозрение в авторстве анонимных писем Пушкину (Александр Девятьяров одержим такой ненавистью к поэту, что вызывает моментами смешанный с отвращением ужас, и играет отлично), поэта Бенедиктова (Андрей Сипин), соревнующегося с Пушкиным за право называться первым поэтом России.

По сцене движется хоровод, атмосфера которого захватывает настолько, что возникает ощущение остановившегося времени. Но оно движется, и его встречный поток словно растворяет в себе волю зрителя. Перед нами проходят, как будто из глубины времен возникая, мастерски воссозданные фигуры императора Николая (Алексей Мясников), Дубельта (блистательная работа Андрея Бажина), Жуковского (Илья Исаев), Геккерена (великолепен Виктор Цымбал), Богомазова (Александр Доронин)...

И все происходящее - вне быта, вне каких бы то ни было деталей театрального реквизита: пьют из воображаемых бокалов, передают из рук в руки воображаемые листы со стихами и письмами, потому что «жизни мышья суета» с ее нескончаемыми доносами, предательствами, интригами, сребренниками, которые получают из рук Дубельта его вездесущие соглядатаи, вершится вне времени и пространства, оставляя семена раздора и зла здесь, на Земле, в наследство будущему.

Словно для того, чтобы дать зрителю возможность задуматься над тем, как прорастают эти семена, Алексей Бородин переселяет нас в прошлое - возникает перевертыш в вертеп, в скоморошество (блистательный этюд-соло Алексея Блохина) на фоне старой Москвы - позолоченной, претендующей на пышность, но незавершенной, недостроенной, как и души ее обитателей, что отчетливо видится все в тех же изобретательных конструкциях Станислава Бенедиктова. Здесь царствует Софья (игра Янины Соколовской выразительна и темпераментна) под чутким и гуманным по тем временам руководством Василия Голицына (очень точная работа Ильи Исаева) в то время, как брат его, Борис Голицын (яркая роль получилась у Александра Доронина) пестует и наставляет юного Петра, всячески поощряя его честолюбивые мечты о власти, о строительстве новой столицы государства.

Любопытное возникает сопоставление! Прозванный в Лицее «помесь тигра с обезьяной», отличавшийся всю жизнь, по воспоминаниям современников, яростным темпераментом, неукротимым нравом и немалым честолюбием Пушкин, уравнивается по этим качествам и по осознанности своего предназначения со «змеенышем» Петром, сильно сыгранным Виктором Панченко. Решенная в рапиде сцена схватки Петра с главой Стрелецкого приказа Шакловитым (Алексей Веселкин особенно выразителен в этой роли), лишь усиливает это ощущение неуправляемости того, кто «Россию поднял на дыбы», как, в сущности, подняла ее на недосягаемые высоты поэзия Пушкина.

И здесь царят те же доносы, интриги, предательства, что начались в незапамятные времена и нет им конца века спустя. И - не будет...

Поистине ювелирно выстраивают свои партии Александр Гришин (Трехглазов, неожиданно предавший Софью и Василия Голицына, «репетировавший» роль убийцы Петра и невольно вызвавший мысль: а что было бы, если б так и случилось?..), Андрей Бажин (поэт Сильвестр), Виктор Цымбал (Де Невилль, столь горячо воспринявший и оценивший нововведение Голицына вместо закапывания жен в землю живьем рубить им головы как «европейский путь»), Дарья Семенова (Наталья Кирилловна, почти на бегу, машинально приказывающая сыну: «Петя, надень шапку!..).

А завершается все воцарением Петра и - вновь звучащими чеканными, волшебными строками: «Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия...», заключительными же словами спектакля становятся: «...Печален будет мой рассказ...».

Этот рассказ Алексея Бородина и его уникальной труппы и печален, и поучителен, потому что столь смелое и резкое соединение различных текстов о том, кто создал и во многом европеизировал государственную машину России, принесшую не уравниваемые ни на каких весах доли добра и зла; повествование о том, кто, опираясь на традиции предшественников, необозримо далеко продвинув их вперед, вывел на мировой уровень русскую литературу, отворив двери в ее Золотой век, - не может и не должен пропасть для новых поколений. Для тех, кто, по словам Алексея Бородина, должен помнить: «все времена отражаются друг в друге. Это делает нас сильнее, хотя и отнимает надежду на счастливый финал...»

Статья в PDF

Фото Марии МОИСЕЕВОЙ

Фотогалерея