Утешаясь кодом Таганрога / Молодежный театр Нонны Малыгиной

Выпуск №3-213/2018, Любительские театры России

Со спектакля «Забыть Герострата» по пьесе Г. Горина началось мое знакомство с Таганрогским молодежным театром Нонны Малыгиной. Она сама профессиональный режиссер, и спектакль был профессионален по всем параметрам: по сценической культуре, по осмысленным актерским работам. Между тем театр любительский, и первое поколение студийцев выходило на сцену Дворца культуры металлургического завода. Началом их театральной карьеры была редкая для 84-го года по жанру рок-опера «Жажда над ручьем» по пьесе Юлиу Эдлиса. Специально для спектакля писали музыку, привлекли к постановке рок-группу из этого же Дворца культуры. 70 процентов той любительской труппы ушли в профессионалы. Нынешний состав - третьего и четвертого набора, вполне молодые ветераны студии играют здесь в среднем по 20 лет.

Обычно в коллективы такого рода люди приходят после работы. Игра - способ их времяпрепровождения, еще одно занятие, увлечение, любовь. Здесь не так. Почти для всех этих людей театр - не побочное дело, не вторая профессия, а первая. Они и актеры, и администраторы, и рабочие сцены, и создатели кукол для детских спектаклей - короче, становятся теми, кем надо театру в данный момент.

По принципу совмещения всех театральных профессий и на «чистом сливочном энтузиазме» жили в 70-е-80-е годы легендарные театральные студии областного центра. От Таганрогского молодежного веет духом тех студий. Они многое унаследовали от своих духовных предшественников и, прежде всего, желание говорить со зрителями о главных в жизни вещах - и так, чтобы это цепляло, и чтобы сценические метафоры были понятны, и захватывающее зрелище строилось не на эпатаже, а на глубине переживаний.

И все же они другие. Они дети иного времени. В них нет безоглядного романтизма. Они прагматичнее и жестче - и в организационной практике, и на сцене. Они создают свое жизненное пространство сами, выходя за пределы молодежного центра, к которому приписаны: в школы, лицеи и колледжи, в детские сады, в близлежащие деревенские школы и детские лагеря. Выезжают с гастролями в районы Донского и Краснодарского краев. К ним же приезжают зрители, взрослые и дети, из Волгодонска, Новочеркасска, Ростова.

«...беспокойное время. Люди стали много кушать и меньше читать»

А теперь вернемся в нулевые. Молодежный театр играет спектакль по пьесе Григория Горина «Забыть Герострата», которую много ставили в 80-е годы и которая вряд ли знакома нынешним молодым.

Версия таганрожцев обошлась без трех горожан - каменщика, гончара и цирюльника, которые в пьесе прямо свидетельствовали о том, как менялось отношение сограждан к Герострату. Как самый непримиримый из трех мстителей, ворвавшихся в тюрьму, - цирюльник, называвший поджигателя подлецом, становится его фанатом и сам пытается подпалить городской театр. Как город от гневной решимости судить Герострата стремительно качнулся в противоположную сторону - обожествив его.

В спектакле мы узнаем о настроении граждан Эфеса через рискованную игру арестованного и сведения о событиях, принесенные с воли тюремщиком. Во всю длину сцены простирается над тюремной камерой рисованый город. Нижний край его обгорел. Отсвет пожара, учиненного в храме Артемиды, лежит на всем Эфесе. Опаленный город только и говорит о неслыханном злодеянии, а вскорости объявит Герострата сыном Зевса.

Сокращен из текста пьесы Человек театра. Он наблюдал за сюжетом, вступал в разговоры с персонажами, обещая, тем не менее, не вмешиваться в течение событий. Но не выдерживал, предупреждал Клеона об опасности и в самую критическую минуту давал ему нож для расправы с преступником.

Тут история разворачивается без участия свидетеля из ХХ века.

На затемненную сцену издали наплывают огни - это город движется к тюрьме. Уже по оформлению понятно, что огонь, как страшный персонаж этой истории, так быстро не превратится в пепел. Он будет полыхать, поднимая со дна человеческих душ тяжелые угарные мысли. В это неугасимое пожарище бросит Герострата и сам сгорит вместе с ним одинокий правдолюб Клеон. Факел поджигателя по существу не потух, его жар ощутим в каждом времени.

Герострат в Таганрогском молодежном (Константин Илюхин) - обаятельный циник. Он знает, как манипулировать толпой, подчинять ее себе. Вбивать в тысячи голов собственные мысли. Илюхин играет не просто честолюбивого человека, но умного и гибкого. Глядя, как довольно легко, глумливо посмеиваясь, он выигрывает раунд за раундом и у тюремщика, и у тестя-ростовщика, и у повелителя Эфеса, и у его жены, не сомневаешься, что своим умом он мог бы сделать себе славу на любом поприще. Но выбрал к ней, наверное, самый короткий (и эффектный!) путь. Правда, на кон была поставлена жизнь. И это щекочет Герострату нервы. Ему нравится балансировать над пропастью и в очередной раз с наслаждением убеждаться в том, как в сущности несложно у каждого существа обнаружить ахиллесову пяту.

Молодые артисты играют остроумную пьесу Горина как современную историю. За десять лет жизни одного поколения многое меняется, за две тысячи лет - почти ничего. Все, что волновало горинских персонажей, живущих до нашей эры, остро и сейчас: человек и толпа, закон и власть, совесть и аморальность. Так требуется ли что-нибудь добавлять к словам Крисиппа: «Мы живем в беспокойное время. Люди стали много кушать и мало читать»?

Таганрогские артисты не подтягивают горинскую историю в сторону комедийности, которая там (и в спектакле), безусловно, есть; не стремятся одеть драматичный сюжет в оптимистичные одежды и уверить в том, что правда восторжествует по логике самой жизни. Оптимизм исходит от трезвой позиции театра, а не от стремления утешить зрителей.

Его спектакли - это человеческие истории. Взаимоотношения людей всякий раз новы, а значит неисчерпаемы, и через эти отношения артисты стремятся понять нашу жизнь. Они умеют говорить о любви, никого не обвиняя и не оправдывая, трепетно прикасаясь к ее тонкой материи. В «Посвящении...» Э-Э. Шмитта выстраивается классический треугольник - при отсутствии третьей «стороны», Элен. Ее имени нет в коротком списке действующих лиц, но ее образ обретает плоть в болезненных разговорах о ней Абеля (Константин Илюхин) и Эрика (Евгений Ксенз, а позже Владимир Волжин) - мужчин, в жизни которых она много значила. Точнее, не в разговорах, а в жестокой словесной (порой и с рукоприкладством) дуэли. Они выступают в разных весовых категориях: известный писатель Абель, высокомерный, пресыщенный жизнью затворник, в глазах которого застыла скука, и провинциальный юноша Эрик, пустившийся в рискованное путешествие за истиной. А где она, эта истина?

В театре сочинили письма Элен, их целый чемодан, но тайну любви из них не вычитаешь. «Мы не знаем, кого любим, и никогда не узнаем».

Получилось зрелище, которое в телепрограммах именуют остросюжетным. За каждым его поворотом - неожиданный порог. Мир для этих двоих, полыхающих ревностью и неприязнью, сузился до размеров чемодана с письмами, а море - до бочки с водой, в которой каждый готов утопить соперника. Хотя соперниками они были странными: один - любовником, другой - подружкой. И теперь битва идет за память о женщине, за место, которое она занимала в их сердцах.

Донни, победивший страх

Артисты научены приносить на сцену предысторию отношений своих персонажей. Особенно явственно проступает она в том, как складывается судьба незрячего юноши Дональда (спектакль по пьесе Леонарда Герша «Эти свободные бабочки»). Нетрудно представить, как жил этот мальчик, огражденный матерью, словно в детском манеже. И вот он повзрослел, проявил характер и уехал в самостоятельную жизнь. Ни соседка его, разбитная юная женщина Джил (Людмила Илюхина), ни мы, зрители, пока он сам не скажет, не догадаемся о его слепоте.

Комната в двух ярусах. Дон стоит наверху и играет на трубе (это проникновенная мелодия великого корнетиста Эдди Кэлверта, которая еще прозвучит в спектакле полной гармонией с душевным состоянием героя). Потом он спускается по лесенке вниз, легко движется - в кухню, к столику, к тахте... Естественный человек, находящийся в равновесии с окружающими предметами. Он до мельчайших подробностей изучил свое жизненное пространство, просчитал шаги внутри квартиры, до магазина, до прачечной. У него есть книги, музыка, они доставляют ему удовольствие. Дон не жалеет себя, и мы не испытываем к нему жалости.

Знакомство с Джил играется как встреча двух миров. Оба неправдоподобно наивны, каждый в своем роде. Он - комнатное растение, молодой человек с солидным духовным багажом, почти при полном неведении житейских законов, хотя первый опыт предательства он уже получил. Она, напротив, искушена, уже побывала замужем, в остальном - невежда. У Джил беспардонные манеры девчонки с улицы, и надо видеть, как постепенно они смягчаются. Дон выказывает такую расположенность, с таким наслаждением (и изяществом!) разливает вино по бокалам, так радушен и искренен, терпим к чужим слабостям, что его невозможно не полюбить.

Оба, вовсе не собираясь этого делать, преподают друг другу взаимные жизненные уроки - в зависимости от того, кто чем превосходит другого. И играется вовсе не трагикомедия, которую театр намеревался ставить, а старая добрая мелодрама, достигающая своего эффекта скромными средствами.

Найдена совсем простая метафора смирения. Когда незрячий юноша в отчаянии соглашается вернуться домой, он швыряет из верхней спаленки рубашку так, что она распластывается на полу, точно это он сам покончил с тем Дональдом, который еще вчера надеялся на свои силы и был окрылен любовью.

Так же, без аффектации и нажима, играет Екатерина Андрейчук мать Дона, миссис Бейкер. Она говорит, не повышая голоса, чуть интонируя, не подчеркивая иронии (от чего она не становится менее явной), а мы все равно улавливаем внутреннее волнение матери, ее беспокойство, ее боль. Сцена с неожиданной подружкой сына к тому же уличает нас в опрометчивости, с которой мы склонны судить о людях по первому впечатлению. Примитивная девчонка оказалась чуткой и по-женски мудрой, увидев роковую ошибку миссис Бейкер, которая пыталась спрятать сына от жизни. И непреклонная миссис, прежде не сомневавшаяся в единственно правильном методе воспитания своего ребенка, вынуждена оправдываться перед юной нахалкой, к которой отнеслась поначалу с холодной, язвительной брезгливостью.

Так же - внешне сдержанно - сыграно жестокое прозрение матери. Внезапно, в одну минуту, она оценила перемену в сыне и свою вину за присвоенное право решать за него. Он метался по комнате, падая с лесенки, не успевая считать шаги, теряя привычные ориентиры и в этот момент - впервые - жалел себя. И мы жалели его. А миссис Бейкер, потрясенно наблюдая за ним, в конце концов, молча поставила у его ног уже собранный чемодан. Он судорожно вцепился в него, прижал к себе, точно вернул жизнь, которую только что пытались отнять у него. Сейчас он был «Донни, победивший мрак». Хотя ему и не нравилось название сказки, сочиненной его матерью. Она тоже победила - многолетний мрак своих заблуждений.

Классику везде комфортно

Режиссер Нонна Антоновна Малыгина как-то сказала, что «клиповое мышление утомило - слишком много эффектного, яркого, броского. Просто праздник отовсюду, девушки с перышками... Напористый звук, краски, динамика городских зрелищ. На этом фоне хочется о душе поговорить». О ней и говорят со сцены артисты молодежного театра. Он по существу камерный, играет в небольшом зале и потому естественно располагается в любом пространстве, куда готовы его принять. Например, он идеально вписался в интерьер миниатюрного, стильного кафе «Фрекен Бок».

Где только не ставили спектакли по чеховским рассказам! В гимназии и лавке, в родительском домике Антона Павловича и музейных выгородках - это в Таганроге, то есть в самых что ни на есть естественных декорациях. А в других городах всякое камерное пространство подходило, говоря попросту - любой закуток. Особенно если игрались ранние рассказы или написанные тогда, когда Чехов стал уже известным писателем, но из них еще проглядывает озорная, насмешливая физиономия Антоши Чехонте.

В милом таганрогском кафе артисты и сыграли спектакль под названием «Дело в шляпе», куда вошли пять рассказов: «Жизнь прекрасна», «Пропащее дело», «Неосторожность», «Нервы» и «Женщина без предрассудков».

Афиша «Кофе с классиком» привлекла зрителей, которые сидели за столиками, а артисты играли для них буквально на расстоянии вытянутой руки. Сначала был классик, кофе - уже потом. Прошловековый буфет недалеко от окна с веселой шторкой в мелкую красную клеточку, вешалки-рогульки и деревянные стулья тоже стали естественной средой для чеховских персонажей. Артисты принесли с собой только головные уборы (см. выше название спектакля), и смена их оказалась вполне достаточной для моментальной обрисовки характеров, пластики, манеры речи. В соломенной шляпе или котелке, в ночном чепце или вязаной шали, в треуголке или форменной фуражке, в восточной феске или шутовском колпаке с бубенцами возникало десятка полтора персонажей. В стремительном калейдоскопе лиц мелькали кокетливые барышни, чопорные или бурчливые гувернантки, выпивохи, предприимчивые молодые люди, незадачливые претенденты на руку богатой девушки или напрасно переживающие за свое скромное место под солнцем... И во всех этих ролях выступали три артиста: Екатерина Власова, Константин Илюхин и Александр Коваль.

Игрались забавные мини-сюжеты, в основе которых лежали смешное недоразумение, досадный случай, анекдот, «водевильное происшествие», как сам Чехов определил жанр одного из своих рассказов. С крошечного сценического пространства повеяло эстетикой немого кино, в котором преувеличенные драмы вызывают комический эффект.

В интерьерах кафе играется и спектакль «Бритва в киселе» по рассказам Н. Тэффи и А. Аверченко. Это гротесковый коллаж с мгновенными переодеваниями и перевоплощениями. То на зал обрушиваются стремительные эмоции с перебором заполошности, то заставит его примолкнуть тонкая и грустная усмешка над обидными для всякого самолюбия обстоятельствами. Герои всех рассказов - типичные недотепы, но представленные с большим сочувствием, потому как они ведь тоже люди и имеют несомненное право на безбедную жизнь.

А теперь - реплика в сторону. У Юрия Ряшенцева есть поэма «Таганрог», в которой лирика соседствует с иронией и печалью. Воспоминания о девушке, с которой судьба свела лирического героя поэмы 30 лет назад, вписаны в реалии места, которое хорошо знакомо людям нашего края (а уж жителям города у моря подавно!), для автора же оно экзотичное и ностальгически теплое.

Кофейня «Фрекен Бок» тактично, мило
Из-за угла зайти к себе манила.
.........................................
И листья трепыхались в лунном свете.
И вез красотку на велосипеде
Бородкой схожий с Чеховым ездок.

История давней любви - вполне типовой сюжет, и мысли о быстротекущей жизни и неостывающей памяти - тоже («когда теперь бывает одиноко, я утешаюсь кодом Таганрога»), но поэзия Ю. Ряшенцева придает старой, как мир, истории свежесть чувств и делает ее фактом искусства, неожиданно рифмуясь со спектаклем таганрожцев в чудесном маленьком кафе.

Совсем другие бабы

Пристальное внимание театра к человеческим типам, желание понять мотивы их поведения, зависимость от социума, от среды - это вовлекает в процесс познания зрителей. Извлеченная из любого времени галерея даже невероятных фигур всегда напоминает знакомые лица. Что уж говорить о лицах, которые встречаются на каждом шагу. Как эти, из пьесы «Баба Chanel» Н. Коляды. Спектакль по ней поставлен как эксцентрическая комедия, в которой соединились несколько приемов. Тамара (Людмила Илюхина) - персонаж старой доброй комедии, Нина (Александр Коваль) и Сара Абрамовна (Екатерина Власова) - фигуры гротесковые, из разряда «божьих одуванчиков», Капитолина Петровна (Константин Илюхин) добавляет еще немного гиперболической краски в общую палитру. Роза Николаевна (Светлана Липова) - это уже почти клоунада.

Участницы хора - из разных социальных слоев, и их совместное бытование чревато бесчисленными недоразумениями и мелкими стычками. Капитолина Петровна достала своими прибаутками на все случаи жизни, а Сара Абрамовна - романтической восторженностью и сдвигом на почве поэзии Серебряного века. Да и руководитель старушечьего хора «Наитие» Сергей Сергеич (Владимир Волжин) - тоже со своими «тараканами», шебутной, с нотками фальшивого оптимизма в голосе.

Разные-то разные, но 10 лет спевок и концертов сроднили энтузиасток, может быть, и помимо их воли. И когда, вместо того, чтобы привычно одернуть декламацию Сары Абрамовны, все подхватывают поочередно ахматовские строки:

Сжала руки под темной вуалью!

«Отчего ты сегодня бледна?» -

«Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна!» -

эта забавная режиссерская игра становится красноречивым знаком единения. И совсем смешно хористки едят одной ложкой из баночки с грибами - ну, не потому же, что реквизита не хватило или забыли на всех вынести, а уж так, без чувства брезгливости, по-свойски, презрев возможность двух поганок в соленье.

Н. Малыгина не ставит спектакль о проблемах старости, которая все равно еще ЖИЗНЬ, хоть и с массой ограничений и недоступных радостей. Это остается на уровне сюжета, и режиссер выходит за его рамки: человек шире того, что представляется на первый взгляд. Шире профессии и статуса - тем более. Кстати, по пьесе бабушки-певицы и вовсе пограничного возраста, а эти, на сцене, еще вполне бодрые, хоть и со старческими закидонами. Но в них живет молодость, и очень к месту были два соло под англоязычные хиты, где бабуси, что называется, оторвались по полной.

Кстати, «баба Chanel» в ней не главная, главные - другие бабы. Судя по всему, певицы они так себе: и ноты перевирают, и тексты забывают, не по правилам музыкальным поют, а уж, действительно, по наитию, но публика их любит. А это значит - жизнь идет осмысленная и небесполезная. И трогательные слова финала: «Хоть в темноте, но со всеми. Хоть в темноте, но на людях. Хоть в темноте, но в платье и в кокошнике. Хоть в темноте, но на сцене», - это не отчаяние старых женщин, цепляющихся за последнюю возможность быть при деле. Тут человеческая тема, не привязанная к возрасту: душа питается радостным творчеством, и именно оно продлевает жизнь.

Куда ж нам плыть?

Тут уместно вернуться к разговору о том, в чем эти артисты другие. Они трезво оценивают социальную ситуацию, в которой существуют, ощущают баланс между возможностями города и собственными силами, «летая» на той высоте, которая сегодня доступна, и понимая, что есть пласты выше. Они и потянулись выше: четверо артистов несколько лет назад закончили Ярославский театральный институт, все четверо - с «красными дипломами». А те, кому не удалось учиться, тоже демонстрируют такой профессиональный уровень, который позволял региональному отделению СТД, нарушив инструкцию, приглашать театр к участию в областных декадах. Там он получал призы за актерские работы и не нанес никакого морального ущерба профессиональным театрам, названия которых стояли с Таганрогским молодежным в одной афише.

Полагаю, он имеет полное право стоять с ними не только в одной афише, но и состоять в одном сообществе, участвовать на законных основаниях в обучающих программах, семинарах и российских фестивалях. В конце лета Государственный театр Наций посчитал возможным включить Таганрогский молодежный в программу поддержки малых городов России и провел здесь одну из своих творческих лабораторий по современной драматургии. Подготовлены три эскиза спектаклей: «Порядок вещей» Нила Ла Бьюта - режиссер Георгий Цнобиладзе, «33 счастья» Олега Богаева - режиссер Алексей Логачев, «Как Зоя гусей кормила» Светланы Баженовой - режиссер Сергей Чехов.

Это событие и для города, и для театра, который по существу работает как репертуарный - четыре-пять раз в неделю. Есть варианты: стать муниципальным театром или областным ТЮЗом (театра для детей сегодня на Дону нет). Оба варианта разбиваются об известный риф: бюджет города не располагает средствами для подобного перепрофилирования театра. Мотив, не вызывающий ничего, кроме печального вздоха. Но к этому доводу пристегнуты другие мотивы: «Заинтересованные лица вправе создать театр в одной из форм некоммерческих организаций, предусмотренных Федеральным законом от 12.01.1996 № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях», и официально принимать участие в указанных вами мероприятиях».

«Необходимо соблюдение баланса интересов 26 творческих коллективов МБУК «Молодежный центр», осуществляющих деятельность по восьми тематическим направлениям, в которых занимаются свыше 500 жителей всех возрастов. Разрешение ... сложностей между коллективами центра путем предоставления Таганрогскому молодежному театру постоянного приоритета не представляется соответствующим принципам равенства прав граждан, а также разумности и справедливости».

«Количество театров в городе Таганроге соответствует установленным нормативам. Изменение наименования учреждения едва ли может повлиять на объем предоставляемых услуг в сфере образования и культуры. На основании изложенного реорганизация ... молодежного театра в муниципальный является нецелесообразной».

Это из официальных ответов из городской администрации. Начнем с того, что в Молодежном центре, куда приписан театр, насколько мне известно, занимаются не 26 коллективов с 500 гражданами, а в четыре раза меньше (и, естественно, в ином составе), и при таком раскладе их права, а также разумность и справедливость вряд ли будут нарушены.

Негосударственные театры возникали и в областном центре, и в Таганроге, но ни один не выжил до сего дня. Ныне в Ростове два частных театра, в Таганроге - ни одного. Есть старейший профессиональный театр имени А.П. Чехова, и в областном Министерстве культуры полагают, что артистам Молодежного следует туда влиться. А по моему разумению, маленькие театры должны быть. Они придают неповторимый облик культурному ландшафту города. У них всегда свое лицо, своя творческая программа, своя публика. То есть, чем больше театров, тем целесообразнее.

Заметим также, что в методических рекомендациях минкульта назван для города в 200 тысяч населения (а Таганрог уже давно перевалил за эту цифру) «1 театр по видам искусства», и чеховский театр - никакая не помеха созданию детского театра. Назван как минимум, а не как норма, выше которой быть не должно.

Хотя город и не равнодушен к Молодежному: определил 5,5 ставок, обеспечивает транспортом его поездки за пределы Таганрога, - но никакие перемены в его статусе не входят в планы власти. В переводе всех административных ответов на язык сермяжных истин, ситуацию надо понимать так: «Пусть остается все, как есть. Не надо нам второго театра».

Ну, просто дежавю. В начале 90-х два ростовских архитектора сделали проект культурного центра, поддержанный мэром. Через год ситуация резко поменялась. Один из энтузиастов идеи, молодой художник, ходил по начальственным кабинетам и, когда рассказывал, что до революции в Ростове было 14 театров, чиновники морщились: «У нас четыре есть - и хватит». (И сейчас в Ростове их четыре плюс два негосударственных.)

Конечно, хозяин - барин: город сам решает, что ему нужно и что под силу, и никто ему не указ. Но понимая, что, кроме денег, нужна еще и воля к культуре, очень хочется быть свидетелями проявления этой воли. При жизни нынешнего поколения.

Фото автора и из архива театра

Статья в PDF

Фотогалерея