Сказочники не умирают, они превращаются в легенду / Вспоминая Владимира Захарова (Томск)

Выпуск №6-216/2019, Вспоминая

Сказочники не умирают, они превращаются в легенду / Вспоминая Владимира Захарова (Томск)

Ни одна сказка не заканчивается гибелью сказочника. Потому что сказочник рассказывает, он не может умереть. Кто-то же должен сказать: «И жили они долго и счастливо», или: «И я там был, мед, пиво пил...». Волшебники, случается, умирают. Но обычно это происходит со злыми волшебниками. А он был добрый.

Добрый сказочник и волшебник Владимир Захаров, подаривший Томску и миру уникальных кукол - запястных (такого типа кукол никто до него не делал), потом механических (таких тоже никто до него не делал), уникальный театр «Живых кукол», уникальную историю воплощения в жизнь мечты, оставил этот мир по сказочному сценарию: его забрала огненная стихия. Сказочная несправедливость! (По какой конкретно причине случилось возгорание в мастерской-«кадочке», и почему Захаров боролся с огнем - установит следствие, оно идет.) Город и все люди в нем сразу осознали: мы остались без сказочника, без волшебника. И все мгновенно осиротели.

Представить Томск без театра Владимира Захарова сегодня уже невозможно так же, как Набережную Томи без скульптуры Чехова работы Леонтия Усова. В его театр вели детей, внуков, друзей, гостей, приходили семьями, компаниями, в одиночку для того, чтобы убедиться и поверить: сказочники живут на свете, они умеют превращать обычную городскую территорию в сказочное пространство. Сказочник каждому встречному был рад.

Но сказочная история, которая показывалась на сцене театра, была лишь частью другой истории, о которой знал узкий круг друзей и коллег.

 

 

«Это лоскутки моей кожи»

«Вечером, очень поздно, когда никто не мешает, зажигаю настольную лампу и кладу перед собой стопку чистых листков. Чтобы писать. Писатель я не настоящий. Это у меня такая игра. Сажусь и бужу свою Фантазию. Она нехотя просыпается, начинает надевать на себя, что под руку попадет, и расталкивает свою сестру Воображение», - так начинается его книга «Я - писатель».

Мы знали друг друга уже лет семь-восемь, когда я получила книгу в подарок от автора. На обложке он написал: «Это лоскутки моей кожи. Осторожно берите их в руки. Не надо их комкать и рвать. Мне же больно».

Он был ранимый, как и его герои. Или герои его были ранимы, как он. Как он, они были склонны к мечтательности. Даже самые, казалось бы, отрицательные герои его первых «почти французских» сказок про Жана из стручка. Он дарил своим созданиям не только облик, но и свою душу, свой голос, свой способ видеть мир. Поэтому его Ежик, Заяц и Медвежонок - нежные душой и очень чувствительны к разным проявлениям светлого и радостного в мире. Они всегда бежали за солнцем. Все сказки, начиная с трилогии о Жане, мальчике, появившемся из горохового стручка, жившего в огромной книге, о мечте, о путешествии в мечту.

Володя учил своих сказочных персонажей мечтать, вот так же будить фантазию и воображение. Именно в этом пространстве мечты и жили все герои, сделанные его руками. У Владимира Захарова по-другому и не получалось: мечтать - значит творить. И он творил. Свой театр, свой мир, свою жизнь. Ведь все, что он сделал: уникальную конструкцию куклы на запястье, театр-дом, кафе при театре, мастерскую-«кадочку», - это все его мечта, которая родилась, когда театр еще был «чемоданным»; мечта, которую он своими руками воплотил в жизнь.

Вернее, полмечты. Настоящая мечта кукольника - превратить весь склон горы, где стоит театр «Живые куклы» в фестивальное пространство. Захаров мечтал проводить у себя международные фестивали театров кукол.

«Театр, как и всякое искусство, имеет одну задачу - человека растормошить, дать ему возможность подумать о чем-то. Мысль вот какая-то у него была, а тут раз! «Слушай, а я же тоже вот...». Мне так кажется. Как только я все это осознал, сначала интуитивно, даже инстинктивно, а потом разумом: нужно человека ввести в состояние повышенной восприимчивости, так и решил, что надо сделать так, чтобы он все, что увидит и услышит здесь - музыку, стихи, образы, - впитывал, как губка».

 

 

Лишняя степень свободы

... Перечитываю сегодня записанные интервью с Володей, которые по каким-то причинам не были опубликованы или были - только частично. Слышу его чуть хрипловатый, с доброй хитринкой голос, вспоминаю встречи и свои ощущения от этих встреч. Мне всегда казалось, что он говорит, но о чем-то не договаривает, как будто оставляет возможность позже вернуться мыслью к этому разговору и додумать.

Мы познакомились в «Аэлите» в 1995 году. Вместе с Ольгой Кушковой, тогда его женой и партнером по театру «2+ Ку», они готовили премьеру своей второй сказки «Жан в подземелье». Побывав на репетиции, увидела, как оживали куклы.

Для Володи это было принципиально важным, чтобы куклы были живыми. Еще до того, как он называл свой театр «Живые куклы», они уже были живыми в меру той свободы, которую давал им их родитель, мастер.

«Однажды, мне было лет шесть или семь, я пришел в гости к другу. У него был конструктор - мечта всех мальчишек. Мы играли. А в это время по телевизору показывали передачу, как снимался фильм Александра Птушко «Новый Гулливер», где действуют пластилиновые человечки - лилипуты, и рассказывали, как вся эта сказка создавалась. Я просто обалдел. Смотрел, как завороженный. То, что я сейчас делаю, мне напоминает то, что было в фильме: те же механические (на шарнирах) куклы с пластилиновыми рожами, которые оживают, двигаются, бегают. И у меня происходит то же: мои куклы оживают. Потому что я ими управляю. Но к этому я пришел постепенно».

Сказка породила сказку. В случае с Захаровым сказка - синоним театра. Но между киносказкой и сказкой-театром лежала техника. Склонность к конструированию Владимир подкрепил теорией роботостроения пока учился в Томском политехническом институте, закрепил на производственной практике на заводе «Контур» (в свободное время собирал механические игрушки - прыгающий будильник, танцующий телефон, чем сильно раздражал начальников) и усовершенствовал в НИИ технологии машиностроения, где он как руководитель группы занимался разработкой транспортного робота.

«Я все еще работал в НИИ, когда приступил к буфету для спектакля «Было или не было», который ставил Роман Виндерман по роману Булгакова «Мастер и Маргарита» в Театре куклы и актера «Скоморох». Но вскоре понял, что ничего не успеваю, что в театре интереснее и надо выбирать. Мой уход из НИИ решался на уровне райкома партии. Потому что, кроме того, что я разрабатывал и внедрял роботов, я еще автоматизировал технологический процесс на Гормолзаводе и Кирпичном заводе, чинил системы управления роботов, влезал в систему управления станков с ЧПУ. Этого никто не делал. Меня надо было кем-то заменить, и они сформировали группу из 14 специалистов».

Четырнадцать вместо одного - пропорция таланта. Работая над многоуважаемым буфетом, в котором помещался весь МАССОЛИТ, Захаров много изучал, жадно ловил любые сведения о театрах кукол. Очень внимательно присматривался к куклам из театра Образцова. Его не устраивало то, что марионетки совершали чисто механические движения. Он пытался понять, в чем причина. И догадка привела к двум важным открытиям, которые он использовал всегда.

Первое - лишняя степень свободы. Второе - люфт.

«Что такое «лишняя степень свободы»? Вот тебе надо сделать пианиста. И чтобы он руками по клавишам. А я делаю еще одно мелкое движение - когда движется кисть. И все. Это движение уже живое. Кукла оживает. Роман Виндерман этого пианиста возил в Москву, чтобы показать, какой спектакль готовится. Пианист первым появился в Буфете. Такое движение было и у собаки Понтия Пилата. Там тоже достаточно было дать «лишнюю степень свободы» - движение головою, и все, она уже живая. В шее делают один лишний изгиб. Этот изгиб давал такую живость, что известный в Томске хирург Петров, увидев еще полуготовую куклу, сказал, что это живой организм. Он подымает ее, а она вся открытая... Легенды потом ходили по Москве: «У них там собака встает и уходит». А на самом деле собака поднимала голову, поворачивала ее и смотрела в зал, а люди, за счет вот этой «лишней степени свободы», думали, что она живая».

А что такое люфт? В том же буфете была Бабушка-кассирша, которая денежку принимала этаким царским движением протянутой руки, а пропускала она всех по списку, сделанному в виде бумажного рубля. Так вот, когда она поднимала голову, чтобы посмотреть, кто пришел (это движение механически сделать практически невозможно), все «считывали» это движение, как слегка кокетливое, мол, «достали эти писатели». Когда даешь кукле некую свободу, она ведет себя естественным образом. Достаточную, чтобы механизм работал естественно.

 

 

От песен - к сказке

В спектакле «Было или не было» Владимир Захаров сначала стоял за буфетом. Потом он вышел к зрителям в роли Арчибальда Арчибальдовича. И ему очень нравилось чувствовать дыхание зала. А работал он в столярном цехе. Делал кукол, каких рисовала Любовь Петрова. Но однажды у мастера с художником вышел спор по поводу свободы движения кукол. Потом еще один. А потом мастер ушел. (Сегодня памятником мастеру Захарову в театре «Скоморох» стоит карета, на которой когда-то ездили мушкетеры, короли и королевы).

Зато обрел свободу. Известность пришла позже. Если в «Скоморох» он пришел из песни, то есть из клуба самодеятельной песни «Пьеро», и за его плечами был разряд мастера спорта по спортивному ориентированию, увлечение корнепластикой (особая техника работы с деревом), победа на первом фестивале самодеятельной песни в Томском политехническом университете и диплом этого университета (окончил электроэнергетический факультет по специальности «робототехник»), то уходил уже опытным мастером-кукольником с твердым убеждением, что его судьба - театр.

«Это была авантюра чистой воды. Шел 1991 год. Ничего непонятно: что, где и как вообще. А я взялся делать свой театр. Первый год, пока резал кукол, собирал декорации, на жизнь зарабатывал корнепластикой, изготовлением подсвечников, ручек, бижутерии, сдавал все в магазины».

Постепенно в каморку, которую Захаров арендовал у «Скомороха» в театральном дворике, стал собираться любопытный народец - самодеятельные певцы и музыканты, ремесленники-рукодельники, заглядывали и актеры из «Скомороха». В гостиной все чаще игрались спектакли, устраивались концерты, которые заканчивались посиделками до утра. Кукольник проникал в свой дом через окно, а слава о нем - через все щели. Через год «Скоморох» отказал в аренде каморки без объяснения причин. И театр Захарова стал кочевым.

Вскоре у него появилось имя «2+Ку», но прежде в жизни Владимира появилась Ольга Кушкова. Это случилось в первой половине 90-х. Позже Владимир напишет об этом и не раз в своих стихах и в эссе, но все они будут с легкой грустинкой. То, что их театр будет кочевым, Ольга и Владимир решили сразу. Сразу решили, что ни под кем работать не будут. Чтобы никаких спущенных сверху планов, никаких отчетов. Поэтому не стали беспокоить чиновников городского и областного масштаба. И даже когда распался театр «2 +Ку», когда в прошлое ушел арт-проект «арт-кафе «Кукушка», когда Ольга и Владимир расстались, Владимир продолжил везти свой театральный балаганчик один, он не обращался к государству за помощью. Государство тоже не беспокоило его: не давало почетных грамот, знаков отличия, премий, званий.

Но вернемся в начало 90-х. Захаров стал писать для своего театра сказки. Так появились «почти французские» сказки о Жане. Он вырезал из дерева персонажей, придумывал механику, движения кукол подсказывали режиссерские ходы. Иногда наоборот: режиссерская идея рождала новых по конструкции кукол. Друг-компьютерщик Сергей Гурин подсказал идею, как оживить кукол и пространство с помощью компьютера. Тогда была сочинена программа для управления куклами, светом, музыкой и спецэффектами. Словом, компьютер отвечал за всю постановочную часть. Друг Николай Федяев писал музыку. Его жена Лариса как дизайнер подарила идею сценических костюмов.

Начало XXI века было отмечено появлением кукол Захарова вне стен его театра - он своими куклами оживлял пространства различных фирм и учреждений. Попрошайка встречал посетителей томского ресторана «Вечный зов», Арина Родионовна с Сашенькой стояли в Москве в одном из павильонов ВВЦ (ныне снова ВДНХ), Шариков и профессор Преображенский живут на Кипре. Куклы были настолько живыми, что их даже воровали.

Кибитка, запряженная парой лошадок, много колесила по свету, заезжала на международные фестивали в Польшу, Бельгию, Испанию, Италию. В 1997 году она обрела пристанище в переулке Южном. Сначала это был дом, потом дом-театр. Еще через семь лет дом и театр разделились, так же, как и семья Владимира и Ольги. В 2004 году неугомонный Захаров воплотил-таки свою мечту в жизнь - построил деревянный театр «Живых кукол». А еще через семь лет - мастерскую-«кадочку».

 

 

О перелетных Зайцах и осиротевшем Принце

... Однажды я зашла в гости к Захарову. Он починял... звездное небо. Так и сказал: «Вот сижу, небо починяю». Я нисколько не удивилась. Захаров - волшебник. Что ему небо починить! Чинил он небо для Маленького Принца. Это была уже третья версия его спектакля. За это время и сам Принц сменил обличие, и планета стала выглядеть по-другому, она сильно напоминала плафон-шар от светильника. Впервые Принц появился на грейпфруте в квартире еще одного мастера-кукольника Виктора Платонова. Тот усадил на фрукт театральную куклу и объявил: «Вот вам и Маленький Принц на своей планете!».

А в последний раз я пришла к Володе Захарову вместе с московской журналисткой Зоей Ерошок (увы, и она ушла в мир иной), на спектакль «Перелетный заяц». Вот-вот Коля Шторкин должен был объявить: «...Третий звонок, господа!» и раздвинуть занавес. Шторкин - ветеран захаровского театра, как и Жан из стручка. У Коли печальная история - он не прошел кастинг на Маленького принца и благодарен, что его оставили в театре. С тех пор, то есть с начала 90-х, служит у Захарова наплечной куклой. Пока Шторкин молчал, мы с Зоей рассматривали интерьер и публику.

Лиса Алиса, держащая в руке говорящую голову Кота Базилио, которая просила деньги на театр для Буратино, толпа детей. Пьеро одиноко забился под потолок. Попугай остановил Зою комплиментом, и она полезла в карман за мелочью, чтобы бросить свою милостыню в шляпу, полную монет. В зале с десяток забавных персонажей. Кто на антресолях, кто под потолком, кто в углу, кто на люстре... И каждый «сам себе Цицерон». У каждого по пять речей заготовлено. Слушать их лучше по очереди. Но они норовят одновременно высказаться. Такова их миссия: оживлять пространство. Вся эта честная компания - остатки грандиозной выставки-спектакля «Живые куклы».

... Под нежные звуки балалайки Алексея Архиповского, с которым Владимир был дружен, сказка «Перелетный заяц» вкатывалась в зал. На сцене-поляне, размером с колесо легкового автомобиля, появлялся Медвежонок. Слушал. Слушали и зрители. «Волшебство», - говорил Медвежонок и уходил прочь от зрителей, беречь в душе музыку, оставляя актера Захарова наедине с залом. Актер звал на помощь Ежика, но тот поступал точно так же: оставлял человека одного сумерничать с Зайцем. И вдруг оказывалось, что Заяц-то не умеет сумерничать... В сказке Сергея Козлова такой подробности нет, а в спектакле Владимира Захарова была. А еще в нем была джазовая степень импровизации.

Увы, была. Никто не скажет теперь, останется ли на склоне крутой горы, недалеко от Лагерного сада, театр «Живых кукол». Будут ли там играться спектакли. И услышу ли я еще от старушки-куклы доброе ворчание: «Посмотрим, посмотрим, во что вы оцениваете театр»?

Ушел волшебник. Осиротели Ежик, Медвежонок, Заяц, Принц... Но так не хочется писать, что из города ушла сказка. Ведь остались же куклы Владимира Захарова. А они живые.

 

Статья в PDF

 

Фотогалерея