Якутск

Выпуск № 9-119/2009, В России

Во время репетиций режиссер-постановщик Сергей Потапов охарактеризовал свое новое детище - спектакль по пьесе Ивана Гоголева «Дыгын Дархан» - такими словами: «Это трагедия, пронизанная любовью». События происходят в эпоху, которая осталась в народной памяти как век сражений, усобиц и битв. «Воевать» на сцене Сергею Потапову привычно: в 2005 году за «Макбетта» Эжена Ионеско он получил «Золотую Маску», спецприз критиков за удачное совмещение европейского абсурда и национальных традиций. Но замахнуться на жанр высокой трагедии, да еще «пронизанной любовью», при том, что к «родному пепелищу» и «отеческим гробам» зритель всегда более пристрастен, - это все равно, что после стометровки отправиться в многокилометровый забег. Спринтер и стайер — суть разные понятия.

...Раздвигается занавес и взору предстает огромное полотнище, по которому бегут черно-белые волны. Гнетущее впечатление. Что это? То ли зыбучие пески, то ли темные омуты. Что таят они в своих глубинах?

Река времен в своем стремленье

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей...

Из-под сцены поднимается плунжер: во тьме сначала возникают очертания островерхих меховых шапок, а потом — застывшие, как изваяния, женские фигуры в богато убраннных шубах. Неподвижные лица напоминают маски. Зачем явились они к нам «из пропасти забвенья»?

Но так ли уж глубока эта пропасть? Да, в ней исчезают «народы, царства и цари», однако век проходит за веком, эпоха за эпохой, но вражда людская неистребима. «Кровь врага слаще кумыса», - говорит один из героев спектакля. И горе тому, кто думает иначе...

Могучий Бэрт Хара (Геннадий Турантаев) — живое олицетворение силы и миролюбия. «Есть упоение в бою»? Ему оно неведомо. И ярости соперников он не понимает. Когда поверженный Анньысар Боотур (Петр Баснаев) хрипит: «Позором покрыл ты имя мое...» - Бэрт Хара миролюбиво отвечает: «Позор ведь и смыть можно». И слышит исполненное ненависти: «Можно. Кровью!» А Бэрт Хара мыслями далеко, у тихого озера, где ждут его рыбацкие снасти... Когда Геннадий Турантаев после спектакля вышел на поклон, зрители буквально искупали его в овациях.

Такой же успех выпал на долю исполнителя роли Легоя Иннокентия Луковцева, раскрывшего новую грань своего дарования. Во-первых, эта роль возрастная. Во-вторых, он играет не просто старика, а главу улуса, живущего в век усобиц и противостоящего самому Дыгыну, одержимому одной идеей — объединить все улусы под своей властью. Объединить железной рукой. Не останавливаясь ни перед чем.

Сколько крови пролил грозный Дыгын! Все его враги — где они? «Иных уж нет, а те далече». А Легой уцелел. Старый, хитрый лис Легой, попробуй, возьми такого голыми руками. На лице — саркастическая усмешка, недоверчивый взгляд исподлобья словно говорит извечному сопернику: «Ты сер, а я, приятель, сед...»

Московский театральный критик Геннадий Демин, назвавший Иннокентия после «Короля Лира» «лучшим Шутом всех времен и народов», увидев его в новой роли, не был бы разочарован.

Учитель Иннокентия Луковцева — Ефим Степанов сыграл роль старого тунгуса Мэкчэ. Мэкчэ - маленький, невзрачный, потому и уцелевший под копытами Дыгыновой конницы, растоптавшей его родное стойбище. Ничего у него не осталось, везде он чужой — и в якутской юрте, и в русском остроге. А жить-то надо! Вот и снует старик, как муравей, между теми и другими.

Когда он в очередной раз приходит к Дыгыну от русских, его обливают презрением: жалкое отродье, чего ты там топчешься! Заискивающий голосок: «А я у друзей своих побывал, они вам подарки прислали...» Ну, раз подарки... Так и быть, поглядим, что это за подарки.

Старик с готовностью вынимает из заплечного мешка бусы, зеркала и внушительных размеров бутыль, сопровождая все это пояснениями: украшениями-де вы своих жен и дочерей порадуйте, а то, что в бутылке, сами отведайте: «Это мои друзья вместо кумыса пьют...» От этого «кумыса» у Дыгына с сыновьями глаза на лоб лезут, но, быстро дойдя до нужной кондиции, они начинают благосклонней смотреть на старого тунгуса.

А тот словно ждал этого. Знал заранее и ждал. Упав на колени перед Дыгыном, старик просит: «Добрый господин, верни мне мою внучку!» Голос его дрожит от волнения, но заискивающих ноток в нем уже нет. Вы отняли у меня все, а внучку, последнюю радость в жизни, увели с собой, сделали рабыней. Но вы мне ее вернете! Вернете.

...Визиты старика в острог к русским казакам остались «за кадром» - Дежнев сотоварищи на сцене ни разу не появляются, но Ефим Степанов так ведет свою роль, что воочию видишь его среди них — маленького, неприметного, но внимательно за всем наблюдающего. Наверняка не раз и не два видел он, приходя к русским в острог, как пьянели они от странной горькой воды, как вели себя во хмелю... А он смотрел и запоминал. Запоминал, чтобы воспользоваться этими знаниями, когда придет время.

И вот он на коленях перед всесильным правителем Дыгыном... Криком кричит его исстрадавшаяся душа: «Верни мне внучку!» Захмелевший Дыгын усмехается: «Забирай!», а сын его Чыллаайы (Петр Макаров), имеющий виды на красивую рабыню, стоит, лишившись дара речи: ух, как нравится ему эта горячая девка, но перечить отцу он не смеет...

Пронзительно сыграна сцена гибели старика. Вот он ждет русских, хлопочет у костерка, готовя угощенье. Но приходят к нему совсем не те, кого он ждал. Словно из-под земли вырастает за спиной воин Дыгына Анньысар Боотур. Старик понимает сразу: пришли по его душу... И тогда — тщедушный, легонький, хватает он охотничье копьецо и кидается на врага с боевым кличем своего давно сгинувшего в сражениях рода. Но слишком неравны силы...

Однако его убийце и самому недолго осталось жить. Недолго осталось хранить свою тайну. А тайна эта — Хаачылаан. Дочь Дыгына. Как он любил ее! Как скрывал ото всех свою любовь... Лишь раз вспыхнула в душе надежда, когда она на празднике встречи лета - ысыахе во всеуслышанье пообещала себя тому, кто возьмет верх в поединке над богатырем Бэрт Хара, посрамившим всех боотуров ее отца. Тогда вперед вышел он, снедаемый одним желанием: победить! Но бешеная страсть туманит разум, лишает силы: Бэрт Хара одолел его. А потом увел за собой поникшую Хаачылаан... К мукам тайной любви прибавилась отныне боль разлуки. И безнадежная мечта хоть раз увидеть ее — чужую жену.

Но сбылась эта безумная мечта. Он дождался своего часа и сполна отомстил сопернику, прикончив Бэрт Хара неподалеку от его убогого жилища, где не к лицу жить гордой дочери Дыгына. Любимая, свет очей моих. Я пришел к тебе...

А она стоит перед ним, не объятья ему раскрыв — нацелив на него железный клинок. Алчущее крови лезвие упирается в его грудь. Но больнее всего видеть ее взгляд - взгляд холодный, как этот клинок, и рана, нанесенная им, смертельна...

Крепко ухватив обеими руками рукоять, воин направляет острие к своему сердцу и делает шаг вперед — к ней. В объятья смерти. Вот единственная ласка, что ты подарила мне, любимая...

Актеры играют эту сцену почти без слов. Полный ужаса взгляд Хаачылаан (Елена Маркова). Бледное запрокинутое лицо Анньысара. Его последнее признание в любви — взглядом... Петр Баснаев поднялся в этой сцене до истинных трагедийных высот.

...Каждая роль в этом спектакле — как пластинка смальты, из множества которых складывается масштабная мозаичная картина. Из «маленьких трагедий» каждого отдельно взятого персонажа вырастает целая эпоха.

Что касается исполнителя роли Дыгына Петра Садовникова, то ничего подобного он доселе не играл. Потрясает сцена на кладбище, где Дыгын, потеряв всех родных и близких, забыв о былом величии, блуждает среди могил, сопровождаемый блудливым карканьем вылезшего из-под огромного валуна ворона. В его воспаленном мозгу рисуются фантастические картины: ходящая за ним по пятам большая уродливая птица оказывается и не вороном вовсе, а поводырем слепой удаганки Таалай (Зоя Попова), напророчившей ему когда-то великие беды. Злорадное карканье разрывает уши, а вскоре к этому карканью прибавится другое — человеческое.

На кладбище появляются Легой с сыном. Полно, откуда они тут взялись! Но Дыгыну уже все равно... А эти двое идут прямо на него. Теленей (Еркен Егоров) приник к бутылке с «огненной водой», ему и сам черт не брат. Увидев притулившегося к гробовым колодам Дыгына, подгулявший молодчик разражается яростной бранью, и тогда Легой отшвыривает сына прочь. Теленей медленно поднимается с земли. Сквозь хмельной угар проступает потрясение: отец впервые поднял на него руку! На него — своего единственного сына и наследника! А главное — из-за кого! Из-за этого старого оборванца, который когда-то держал всех в великом страхе, а сейчас не способен напугать даже бездомного пса!

Голос отца звучит глухо: «Не смей. Дыгын был моим заклятым врагом. Но он был великим правителем...»

Дыгын не слышит ничего. Ни оскорблений Теленея, ни горьких слов его отца. Он даже не слышит, как Легой говорит о нем в прошедшем времени: «БЫЛ...» Душа его уже далеко. На берегах реки времен. Реки вечности.

А здесь, на грешной земле, одна-одинешенька остается его старшая дочь Тыасаны (Александра Софронеева) — последняя из некогда многочисленного и славного рода. Она и упокоит отца. А когда она отдаст ему свой дочерний долг и выпрямится во весь рост над свежей могилой, ясный взгляд ее затуманится... Затуманится навеки. Человек-ворон (Михаил Борисов) с готовностью подставит ей плечо. Отныне он будет ее поводырем, а она — вещуньей-удаганкой...

Но в финале Дыгын возвращается. В богатых мехах, полный величия и достоинства, восседает он на своем престоле под сенью праздничных украшений. Мощная аура всесильного правителя буквально заполняет собой все пространство...

Дыгын Дархан вернулся к своему народу.

Фото Марии Ватра

Фотогалерея