"Мы ставим комедию другого уровня" / "Слуга двух господ" в Краснодарском театре драмы

Выпуск №8-218/2019, Накануне

Краснодарский академический театр драмы им. М. Горького представит премьеру по пьесе Карло Гольдони «Слуга двух господ».

О выборе материала и работе над ним рассказывают главный режиссер театра и постановщик спектакля Константин Демидов и художник Андрей Климов

- Константин Николаевич, вы впервые ставите спектакль в стенах Краснодарского театра драмы. Скажите, почему выбор пал именно на пьесу «Слуга двух господ»?

- Вопрос требует достаточно развернутого ответа. Для меня есть несколько важных вещей в выборе этого материала. Во-первых, эта пьеса давно не дает мне покоя. Я много читал разножанровой драматургии того времени, но, видимо, именно со «Слугой» образовалась некая связь. Тему я сформулировал для себя и передал артистам так: эта история про невыносимую легкость бытия. Мне нравится в этой истории то, что главный герой - сознательно или бессознательно - максимально запутывает обстоятельства, чем, в каком-то смысле, разрушает жизни остальных героев. Если бы они погибли и Труффальдино попал бы под суд, то фактически, его приговор звучал бы как «доведение до самоубийства». Тем не менее, Гольдони предлагает нам волшебную развязку сюжета.

Почему мне интересна невыносимая легкость бытия? Ответ, наверное, кроется в моей встрече с Вячеславом Полуниным. В 2004 или 2005 году я был у него на мастер-классах, где он рассказывал о себе, о пути своего становления и овладения клоунадой. Я его считаю одним из немногих, кого сегодня можно назвать «человек мира». Его все признают, всем нравится, что он делает. После встречи были вопросы, и одна участница спросила его: почему на протяжении восьми лет он привозит в Москву один и тот же спектакль - «Снежное шоу», неужели нет в репертуаре других постановок? Вячеслав Иванович ответил, что есть равный по красоте и масштабу «Снежному шоу» спектакль, который называется «Диабло» - про дьявола. Он сказал, что этот спектакль привозит в благополучные и богатые страны, в жизнь которых было бы неплохо добавить немного черной мистики. А в России, как выразился Полунин, «где один сплошной диабло», надо смотреть только прекрасные сказки, которые можно положить на другую чашу весов относительно окружающей реальности. Во мне что-то откликнулось на эти его слова, а через несколько дней я понял, что он сформулировал для меня важные вещи относительно направления в понимании профессии, творчества, искусства.

Ко всему прочему, я часто ходил в Москве на спектакли в так называемый период «режиссерской жести», когда на сцене всегда было много крови, расчлененки... Понятно, что это может быть здорово сделано, убедительно даже. Но я не могу на это радостно смотреть, ухожу со спектакля подавленный. Я вообще живу с таким ощущением, что в России сейчас, на самом деле, один из самых благоприятных периодов: если отматывать годы истории назад, русскому человеку, с точки зрения быта и финансов, никогда так хорошо не было. Но при этом, присмотревшись, я вижу, что благополучие все-таки внешнее, все гонятся за какой-то красивой картинкой. Вырабатывают свою зарплату, покупают дома и автомобили, а внутри остаются глубоко несчастными. Наверное, поэтому люди так любят приходить в театр именно на комедии: нужна компенсация эмоциональной выхолощенности.

Современные драматурги часто жалуются, что их пьесы никто не ставит, хотя в них якобы отражены наисовременнейшие реалии. Да, но риск выбрать новый материал - непроверенный, зачастую, к сожалению, не приспособленный к сцене, - очень велик. К тому же, не все театры готовы нагружать и без того нагруженного какими-то проблемами зрителя, так как это потянет за собой потерю в заработке. Поэтому в репертуаре и возникают комедии, носящие чисто развлекательный характер. Другой вопрос о качестве некоторых из них - я имею в виду как драматургию, так и их постановку на сцене.

На мой взгляд, пьеса «Слуга двух господ» - тот самый материал, который проверен и временем, и театрами, и публикой. К тому же, я считаю, что она подходит для начала моей творческой деятельности в этом театре хотя бы потому, что я бы не хотел с первого спектакля загрузить зрителя высокой трагедией. Хочется начать легко и празднично. Встретиться со зрителем на легком и понятном ему материале. Это будет очень красивый спектакль с великолепными актерскими работами, что стало понятно на первых же читках пьесы. Как главный режиссер я, глядя на нынешний репертуар театра, понимаю, что эта постановка будет хорошей заменой в направлении давних спектаклей «плаща и шпаги».

- Вы ставите спектакль на большой сцене театра, на тысячный зал. Это совсем не те масштабы, с которыми вы привыкли работать: все предыдущие постановки были на камерных площадках. Скажите, какие приемы работы будете использовать? Есть ли какие-то трудности или опасения?

- Думаю, спрогнозировать что-то в данном случае невозможно, надо просто попробовать. И надо отметить, что я все-таки ставил спектакли на больших сценах. Не таких, как в Краснодарской драме, но опыт имеется. К тому же, я искренне восхищаюсь, как с самой огромной театральной сценой в Европе и Азии удается справляться Борису Афанасьевичу Морозову - режиссеру Театра Российской армии. Это все говорит лишь о том, что работать с площадками даже такого масштаба возможно, и я понимаю, что у меня нет страха от этих размеров. Я вижу, как работали режиссеры, которые здесь уже ставили спектакли. Это какие-то простые вещи на самом деле. И, благодаря моему мастеру Леониду Ефимовичу Хейфецу, боязни площадки такого размера у меня нет.

У меня был опыт работы с камерным пространством на 160 зрителей в театре «Сфера», где сцена-арена, наподобие цирковой. И там я испытывал некое волнение, потому что зритель всегда, на любом спектакле, сидит вокруг артистов и очень близко к ним. К стандартной итальянской сцене-коробке, как у нас в театре драмы, российский режиссер и артист приучены с института. Поэтому боязни перед этим пространством никакой нет, есть желание его освоить. Пьеса Гольдони сама по себе располагает к тому, что артисты должны работать с колоссальной подачей энергии в зрительный зал, подачей текста и жестикуляции, укрупняя актерские оценки.

- Расскажите, будут ли какие-то несвойственные для привычного прочтения решения? Какой способ существования актеров вы выстраиваете?

- Я бы очень хотел поставить спектакль в жанре «дель арте», но у меня и у артистов нет навыков и должного опыта работы в этой технологии. И задача досконально изучить это направление перед нами не стоит. Хочется сделать понятный современному зрителю эквивалент такой драматургии и подарить им два часа праздника и хорошего настроения. Но при этом мы с актерами разбираем пьесу «Слуга двух господ» на нескольких уровнях, плюс ко всему, каждую написанную автором подробность насыщаем подтекстом и вокруг нее выстраиваем жизнь героев. Даже самая мелкая деталь, которую читатель может оставить без внимания, для нас становится крайне важной.

Как режиссер, я себе поставил задачу найти некую золотую середину между «дель арте», когда актер играет только маску/характер, и привычным нам всем психологическим театром, где происходит внутреннее очеловечивание и оправдание того или иного персонажа/поступка. Я со своей стороны постараюсь сделать так, чтобы это соединение несоединимого было живо и динамично на сцене. У меня был небольшой опыт в игре с жанрами и направлениями, например, в сращивании фантастического и реалистического. Меня мастера научили, как это сделать. А главный интерес - посмотреть, как все получится, это ведь любопытно.

Думаю, что такие эксперименты внутри профессии - ее неотъемлемая часть. Ты живой в своем деле, когда постоянно себя в нем исследуешь, что-то пробуешь. Человек всегда использует пространство театра для познания себя. В нашем спектакле никаких тенденциозных новшеств на сцене не будет, нет стремления размыть границы театрального искусства, или перевернуть ее с ног на голову. Хочется просто адекватно и убедительно рассказать о том, что случилось.

- Какого зрителя хотели бы видеть в зале во время спектакля? Кому будет адресована премьерная постановка?

- Тот период, в который была написана пьеса «Слуга двух господ», как и многие другие пьесы того времени, позволяет нам определить жанр как «высокая комедия». Тогда было два жанра, второй - «высокая трагедия». Люди разговаривали высоким стилем, что совершенно непривычно сегодня нам с вами - как зрителям, так и самим актерам. Так что как ни крути, публика получит порцию культуры речи - витиеватой, поэтичной, динамичной, остроумной.

Ко всему прочему, в то время не было задачи смешить только ради смеха. За основу бралась вроде как простая ситуация, которую автор докручивал до чего-то невероятного для персонажей и увлекательного, но при этом поучительного - для зрителя. И ведь драматурги работали не только над уровнем сюжета, они в нем захватывали несколько культурных пластов.

В сказочных, как я их вижу, персонажах я буду искать человека, который со страхами, страданиями и переживаниями прошлых столетий максимально соприкоснулся бы со зрителем XXI века. Мы не отбрасываем в сторону темы Гольдони, которые из века в век себя не изживают: потому что они не банальные, потому что они относятся к каждому из нас, потому что они глубинные. Это само по себе говорит о том, что мы ставим комедию другого уровня.

Современному зрителю любого возраста и вкуса будет интересен этот материал, поэтому «Слуга двух господ» не теряет свою актуальность с годами. Одни будут смеяться над глупостью Труффальдино и над тем, какой он «прикольный». Другие будут следить за поворотами сюжета и за тем, как всем предстоит его распутывать каждую секунду сценического времени. Третьи будут рассматривать костюмы и декорацию, выстроенную до мельчайших деталей. А кто-то будет искать и разгадывать дополнительные смыслы, которые мы туда, конечно же, закладываем.

«МНЕ ИНТЕРЕСНО ВСЕ»

- Андрей Эдуардович, первый вопрос, который я традиционно задаю в ходе знакомства, казалось бы, простой: какая концепция в искусстве вам ближе всего? Искусство как инструмент воспитательный, образовательный, развлекательный или какой-либо еще?

- Я ищу в искусстве эмоции. Мы ходим в театр или смотрим кино для того, чтобы испытывать эмоции. Искусство ради искусства?.. Искусство должно уводить нас от реальной жизни, с одной стороны, а с другой - должно, конечно, отражать окружающую реальность. В начале двухтысячных годов я плотно работал с лидерами новой драмы. Спектакль Михаила Угарова «Обломoff», который я оформлял, стал для театральной Москвы того времени легендарным. Тогда я очень интересовался Новой драмой. Сейчас, как мне кажется, в искусстве слишком много натурализма. Я не хочу показаться консерватором, который должен говорить о том, что искусство призвано нас возвышать. Многие сегодня впадают в другую крайность. Раньше театр стоял как бы на котурнах: в романтических, поэтических спектаклях герои умирали подчеркнуто-театрально, в красивых позах под аплодисменты зрительного зала. Я очень люблю разнообразие в жизни и в театре. Сейчас мы переживаем такой период, когда вокруг красота умирает в ужасных мучениях. Я вижу огромное количество отталкивающе некрасивого. Безобразное всегда присутствовало в искусстве, часто, чтобы подчеркнуть гармонию и совершенство. Как ни странно, один из моих любимых режиссеров - Алексей Балабанов, но это не отменяет того, что другой мой любимый режиссер - Лукино Висконти. Это совершенно разные художники, но их обоих интересовали эмоции, страсти и люди, добро и зло, высокое и низкое. Мне интересно все, что про людей, все, что связано с искусством и тем, что вырывает меня из привычного потока ежедневной суеты.

- То есть вас интересует то, к чему можно прикоснуться как к некоему неощущаемому?

- Да. Я вижу, что мы живем в мире, который постоянно упрощается. Я комплексую из-за того, что у меня нет времени смотреть современные фильмы или сериалы - какие бы интересные они ни были. Многие фильмы, которые рекомендуют знакомые, мне не нравятся, они кажутся примитивными. Я сейчас понимаю - фильмы, которые я смотрел в детстве, были сложнее и рассчитаны на взрослых и более образованных людей. А сегодня сценаристы боятся, что их не поймет зритель, не столь подготовленный к сложным перипетиям сюжета и разного рода отсылкам. Все будто с вопросительным подмигиванием: мол, вы поняли, о чем речь. Раньше режиссера это не интересовало. Ты смотришь Антониони и понимаешь, что должен посмотреть второй, а потом и третий, и четвертый раз. Сейчас у большинства нет времени смотреть кино по несколько раз, поэтому его все чаще снимают как-то «простенько». Я удивляюсь фильмам, которые получают «Оскар», их прямолинейным фабулам, отсутствию многоплановости, скудости подтекстов и примитивности линий повествования. Я за то, чтобы театр был и понятен и волновал смыслами, красотой, аллюзиями. Это ведь и вызывает эмоции - то, за чем я прихожу в театр. Лев Толстой не любил оперу, говоря, что в жизни мы ведь не поем. Но мы же плачем в опере. Я за то, что меня эмоционально трогает.

- Вы с 1995 года непрерывно работаете в театре, профессиональный опыт у вас достаточно большой и разнообразный. И художники меняются, и театр, и само время. Скажите, как менялось ваше отношение к профессии на протяжении жизни?

- Вы знаете, со мной происходит странная история: я вижу, как мне с каждым годом все интереснее работать. Всегда казалось, что 50 лет - это такая старость, что на кладбище пора. А сейчас мне 51 год, и так интересно жить! Когда мы учились, один из педагогов нам постоянно цитировал Ван Гога: «Самое главное - стать хозяином своего карандаша». Я понимаю, что нормальный человек всегда в ученичестве, даже в 80 лет. Но также понимаю, что я сегодняшний многое могу и многое знаю, а главное - мне все интересно. Ко всему прочему, в работе я всегда был перфекционистом. Я не могу отречься от своих первых спектаклей, сказав, что много сделал ошибок в той или иной постановке. Что-то я, конечно, сделал бы по-другому. Сегодня я могу делать одновременно несколько спектаклей в театрах разных городов. В прошлом году у меня был случай, когда я нарисовал спектакль по Булгакову, предполагающий сумасшедший бюджет, который театру был не по силам. Было принято решение перекроить эту работу, более того - перенести премьеру с большой сцены на малую. Мы начали не переделывать, а просто-напросто заново сочинять спектакль с моей коллегой-художницей. И это ведь тоже безумно интересно!

- Это значит, что вы вдохновляете себя самим процессом работы?

- У меня пока некий кураж есть, да. В моей жизни много чего не случилось, но то, что я люблю свою работу - для меня какой-то подарок небес. Я счастливый человек. Когда вижу в пятницу в московских ресторанах несчастных напивающихся людей, отмечающих конец рабочей недели... Я понимаю, что, работая уже много лет без выходных, я не схожу с ума. Я каждый день принимаю какой-то вызов, который меня интересует и увлекает.

- Скажите, а что вас вдохновляет в работе над конкретным произведением? Режиссер выбирает материал и предлагает название. С чего начинается поиск решения будущего спектакля?

- Всегда по-разному. Во-первых, есть такие режиссеры, которые все сразу знают. Они звонят и делятся уже придуманным, но оставляют поле для творчества, где уже я могу фантазировать и придумывать.

- Грубо говоря, режиссер говорит «что», а вы решаете «как»?

- Да. Бывает, мне предлагают «Сон в летнюю ночь» Шекспира, где все действие происходит в компании современных хипстеров. Или же мы ставим пьесу Чехова, и режиссер хочет спектакль из мельчайших деталей быта времен самого Чехова. У меня есть и такие спектакли - вплоть до антикварных предметов, и другие - осовремененные или стилизованные. Мы живем в эпоху пост-постмодерна, настолько все уже было. Я вижу кризис в моде, например, где появившиеся «гении» всегда на чем-то базируются и быстро выжигаются, перегорают. Мы, так или иначе, смотрим новое прочтение творцов прошлых лет, подражание, цитирование, стилизацию... Меня на самом деле расстраивает, что в театре существует мода. Да, она была и есть всегда, но не до такой же степени... в театре. Сегодня, как мы видим, мода на черно-белую или черно-бело-красную сценографию в спектаклях. Я смотрю на это и не понимаю: это Чехов? Горький? Уайльд? Это все в каком-то усредненном оформлении, под которое подложи любую историю - все сработает одинаково. Это становится общим местом. Имея такой колоссальный поток информации, видя бесконечное количество образцов мировой культуры, которые любой двумя кликами может найти в интернете и посмотреть, - делать бесконечно одинаковые оформления?.. Стираются границы индивидуальности художников в принципе, я не отличаю одного автора от другого. Лично я не хочу быть неузнаваемым. Может быть, кого-то раздражает, что я делаю избыточные или перенасыщенные по яркости и деталям костюмы. Но я считаю, что театр может быть и таким. Я люблю разный театр и могу работать в разных по стилю постановках, сохраняя свой почерк, который, как мне кажется, у меня есть.

- Тем самым вы подтверждаете, что верны сами себе, возвращаясь к первому вопросу. Говоря о моде в театре, о старой школе театральных художников и современных тенденциях, скажите, что в профессии недопустимо? Чем художнику театра любого направления и стиля пренебрегать ни в коем случае нельзя?

- Я боюсь скатиться к высоким словам, к некой декларации... Но я вижу халтуру. Как бы много ты ни работал, ты должен иметь отстраненный критический взгляд на то, что ты создаешь. Да, ты можешь ошибаться. Но тебе не должно быть все равно. Равнодушие - это ужасно. Выгорание наступает у всех, но нельзя халтурить. Это, правда, видно. У представителей всех творческих профессий.

- Давайте перейдем ближе к премьерному спектаклю в театре драмы. При полном понимании того, что пьеса «Слуга двух господ» - грамотно и интересно построенный материал, классика мирового репертуара, хочется узнать ваше мнение о том, почему она - вне времени - так популярна?

- Я скажу сомнительную вещь, но... мне кажется, что нам иногда просто нравится смотреть на актерскую игру. Мы смотрим фильм «Ирония судьбы», зная его покадрово. Но ведь хотим его смотреть, потому что нам очень нравится, что герои такие узнаваемые, такие близкие, такие очевидные, такие недотепы иногда... И все знают, что будет в конце, и все желают героям этого приятного радостного финала. Я недавно пересматривал фильм «Труффальдино из Бергамо» с Константином Райкиным и восхищался работой великолепных художников, которые в советское время не выезжали ни в какую Венецию. Работая по каким-то гравюрам и журналам, они создали в кадре эту Венецию (в которой я сам был), так, что веришь, будто фильм снимали именно там. А художники по костюмам, не имеющие дорогих тканей, воссоздали ту эпоху - как это красиво и с какой любовью придумано и сделано! Мне кажется, мы хотим прийти в театр и увидеть некое радостное простодушие, и, в том числе, порадоваться за артистов. Я скажу банальную вещь: артист крайне важен в театре, он часто удивляет. Я пришел на репетицию и увидел, что актеры просто читают эту пьесу. Еще ничего нет, это только начало пути. А мне уже смешно - настолько талантливо они это делают.

- Вы уже работали в Краснодарском театре драмы: с режиссером Вадимом Данцигером выпускали спектакль «Один день из жизни города М.» (по повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон», 2015 год - А.Г.). Скажите, в чем кардинальная разница и в чем сходство вашей работы над тем и нынешним спектаклем?

- Сходство в том, что в обоих спектаклях присутствует мой почерк. Думаю, он у меня есть. Я раньше переживал, что зритель может не узнать меня в разнообразии моих художественных решений. Потом я понял, что мой стиль узнать все-таки можно, я не могу его не транслировать. Но при этом для театрального художника хорошо, когда ты разный, потому что авторы и режиссеры, с которыми ты работаешь, разные. В первую очередь, разные авторы, которые предполагают разные подходы к работе с их материалом. «Один день из жизни города М.» был решен более традиционно, более строго. Костюмы в нем близки к историческим, периода написания повести. Костюмы же в «Слуге двух господ» будут созданы по силуэту XVIII века, но по тканям и по цвету они будут более яркими, более современными, что ли.

- А что было для вас самым сложным в работе над созданием спектакля «Слуга двух господ»?

- Сроки. Я планирую свою работу на два года вперед. Когда поступило предложение, я понимал, что мне будет тяжело, потому как мой график уже сверстан достаточно плотно. Но в данном случае мне очень захотелось поработать с Константином Демидовым, молодым режиссером, с которым я давно знаком. Да и пьеса мне всегда нравилась, и я еще ни разу не оформлял ее. Тем не менее, нам в столь короткие сроки, причем дистанционно, удалось все решить и обо всем договориться.

- В таком случае заключительный и самый интригующий читателя вопрос: какое настроение Вы хотели бы передать зрителю своей работой? Какие эмоции вызвать в зале?

- У французов есть понятие «Art de vivre» - «Искусство жить». Труффальдино - он эту жизнь ест ложками. Ему так всего мало - еды, любви... он сумасшедший жизнелюб. Нас, русских, все упрекают, что мы ходим мрачные и никогда не улыбаемся, что нам многое не в кайф. Да, по большому счету мы закрытые, но это не означает, что мы не можем жить так же распахнуто, широко, открыто. В Краснодаре столько солнца, цветов, такой легкий воздух, который доносится с моря, - в этом есть радость юга, итальянская дольче вита. Я хочу, чтобы это было в нашем спектакле. Чтобы было радостно, чтобы всех захлестнула эмоция праздника. Я уже говорил, что мы ходим в театр за эмоциями. Так вот я хочу, чтобы зритель после нашего спектакля выходил на подъеме и радостно шел в парк с девушкой гулять, например, или же в ресторан с друзьями вкусно поужинать. Чтобы люди поймали это настроение «дольче вита» и перенесли его в свою жизнь.

Фотогалерея