"Розы-то потом, а сначала всё шипы и шипы..." / Вспоминая Николая Рубцова (Тамбов)
Выпуск №1-221|2019, Вспоминая
Заслуженный артист РСФСР Николай Николаевич Рубцов (1922-2018) стал одним из героев недавно вышедшей книги Ольги Сирото «Родом из детства: воспоминания мастеров сцены Тамбовского драматического театра». Так случилось, что интервью, которое он дал автору, стало последним в его жизни.
Вот жизнь прошла, кто знает, правильно ли я ее прожил?.. И почему именно так, а не иначе она сложилась?..
Родился я в Тамбове, на улице Подъяческой, где жили извозчики и всякий сермяжный люд. Отец мой мечтал, чтобы я стал библиотекарем. Я ведь с детства очень любил книги. Не помню, когда научился читать, но зато помню, как однажды отец привез огромный кованый сундук, и там было полным-полно книг. Так первой книгой, которую я смог сам прочитать, стала книга о Седове «Северный Ледовитый океан». Мне было тогда лет пять-шесть.
Во дворе я частенько читал ребятам «Казнь Стеньки Разина» Ивана Сурикова. Это было мое самое первое стихотворение, прочитанное «на зрителя» (видимо, мне уже тогда нужна была аудитория).
Что же касается театра, то я поначалу знал только школьный театр. У нас в школе был театральный кружок, и вел его учитель рисования (Озеров была его фамилия, Сергей Иванович, но мы его звали просто - дядя Сережа). Он был большим любителем драматического искусства. И вот я благодаря ему, будучи в 5-6 классе, впервые увидел спектакли. И не только увидел, но и поучаствовал в них.
А в 1940 году по возрасту, сразу после школы, меня призвали в армию, как и всех. Правда, из-за перенесенной операции вскоре дали отсрочку до весны. И тут отец мне говорит: «Хочешь работать в театре?»
Я пришел. Меня сначала взяли учеником электрика, а позже перевели в ложу осветителя. Вот тут-то я и увидел впервые Тамбовский драматический театр и его знаменитые спектакли «Ромео и Джульетту», «Двенадцатую ночь», «Взаимную любовь», «Стакан воды», «Егора Булычова» в постановке Эльстона. Это был удивительный репертуар!
Когда началась война, в Тамбов на целый месяц приехал знаменитый Киевский театр Ивана Франко. Это был настоящий каскад спектаклей, блестящих мастеров сцены! Штучные актеры, каких сейчас нет: Амвросий Бучма, Наталья Ужвий, Шумский, Добровольский, два брата Гнат Юра и Александр... Знаменитые - весь Советский Союз их знал! И я видел их спектакли, учился на них.
Потом меня забрали в армию. Дорога на фронт была очень тяжелая. Немцы были уже в Воронеже, нас гнали пешком, по 60 км в день. А дальше - Казань, холод. Морозы ударили такие, что воробьи на лету замерзали. Но война есть война.
В 1944-м меня демобилизовали, я снова вернулся в Тамбов и вдруг слышу: «Тамбовский драматический театр набирает студию артистов». Пришел: сидят руководитель студии Эльстон, режиссер Незнамов, мои будущие друзья Смирнов и Леонов:
- Что будете читать?
- Пушкина. «Брожу ли я вдоль улиц шумных...»
Как я читал, конечно, не знаю. Плохо, наверное. Я потом только понял, что такое художественное чтение. Это ведь особый вид искусства, и не каждый драматический артист может стать чтецом.
А через два дня узнаю - принят!
Учиться было очень интересно. Помимо учебы, нас сразу стали вводить в массовку. Помню, у меня был такой случай. Заболел артист Аронов, который играл в пьесе Малюгина «Старые друзья». Меня срочно вызвали в театр, я прилетаю, а мне говорят:
- Коля, придется играть!
- Как!? - говорю - Я же ничего не знаю! Я...
- Никаких разговоров! Иди, одевайся.
А я роли боялся, как огня. Мне дали почитать текст, а там и было-то! Фотограф подходил и говорил: «Аркадий Лесковский».
Ух, как я дрожал! В таком зажиме был! Не то, что сейчас...
Спустя несколько месяцев Эльстона перевели в Симферополь, в русский драматический театр (наши войска тогда только-только отбили Крым).
Артист Зоренин решил в то время поставить спектакль «Поединок». И вот однажды репетируем мы, вдруг входит огромного роста мужчина, с волосами, как у Петра I:
- Здравствуйте, ребята. Моя фамилия Ларионов. Я назначен главным режиссером.
И началось! Его так и прозвали «Неистовый». Это был настоящий вулкан, огромный талант, мейерхольдовец!
Помню, репетировали «Сцену очереди», когда все стоят за водой: кто с ведрами, кто с кружками, кто с чайником. 19 человек очередь была. Играли все «первачи». Он приходил и говорил:
- Начинаем с очереди.
И так каждый день. И вот эта очередь! Это было что-то страшное, когда люди рвались за водой.
Четвертый акт он никогда не делал:
- Коля, надо первым актом эпатировать публику, ударить, зажать. Вторым подкрепить, третий пойдет сам, а четвертый покатится.
И ведь у него артисты всегда знали, что делать в четвертом акте!
Вот так я и приобщался к театру.
А потом я уехал. Сначала в ленинградском ТЮЗе поработал, потом ушел в Великие Луки, в Грозном работал, в Ереване - четыре года странствовал.
Ну, а потом я снова в Тамбов вернулся. Так и остался. Правда, поначалу, ох, как тяжело было! Сколько в себе сомневался, сколько шишек набивал. Мне ведь старики как говорили:
- Коля, первые 30 лет трудно, а потом все пойдет, как по маслу.
И я это испытал, как у Островского: «Розы-то потом, а сначала всё шипы и шипы, неудачи да неудачи, прокол да прокол...» То режиссер попал не тот, то роль не ложится.
Так ведь и у меня было, когда репетировали спектакль «В Лебяжьем» и дали роль молодого любовника Валерьяна. А какой из меня любовник? Я герой Советского Союза! С моим-то носом только любовников играть.
Артист Бунин (актер-глыба, море обаяния!) сидит и говорит про меня, мол, пускай читает. Я читаю - они лежат. Когда на сцену вышли (а я на ней давно уже не был), то я провалил роль так, что мне сказали: «Да, это, конечно, не артист».
Хотели вообще расстаться со мной. А через неделю - спектакль «Сердце - не камень». И меня за три дня вводят, а роль - через всю пьесу. Я говорю:
- Как же за три дня? Вы же месяц репетировали!
- Коля, давай!
И Бунин каждое утро ко мне стал заходить:
- Садись, - я сажусь.
- Ничего не играй. Давай.
- Что?
- Читай.
И читали: ниточка-иголочка, ниточка-иголочка. Так и репетировали с ним.
На сцену вышел - с первых слов гогот в зрительном зале. Я все четыре акта прошел под аплодисменты. И слышу, как режиссер Нагли говорит Галицкому:
- Владимир Александрович, вы посмотрите, что делает Рубцов-то!
Вот тут оказалось, что все-таки во мне что-то было. Тогда я впервые немножко в себя поверил.Потом Владимир Александрович дал мне одну роль, другую, третью, и постепенно пошло-поехало...
А что молодежи сегодняшней в театре пожелать? Живите, благоденствуйте.
Главное, помните, что настоящий актер должен до самой смерти учиться мастерству, совершенствовать его, потому что предела не существует. В искусстве все определяется не словом «что?», а словом «как?»: как ты это делаешь? как играешь? Вот это вот слово «как» все определяет: если это здорово, значит, ты чего-то стоишь.
Создание роли - это путь мучительный и трудный. Это ПРОЦЕСС. Курица, например, 21 день сидит, пока, наконец, не вылупится кто-то из яйца: сначала носик покажется, потом потихоньку крылышки, потом он оттуда выскакивает и по столу бегает, крошки клюет.
Чтобы что-то родилось, нужен процесс. Запомните это...
Фотогалерея
