СЕВАСТОПОЛЬ. Казнить нельзя помиловать

Выпуск №2-222/2019, В России

СЕВАСТОПОЛЬ. Казнить нельзя помиловать

Иммерсивный театр сегодня явление довольно распространенное. И если не все еще побывали на таких представлениях, то уж слышали о них точно. Иммерсивный в переводе с английского - «создающий эффект присутствия, погружения». Другими словами, не стоит от действа ожидать стандартного зрительного зала, привычных удобных (или не очень) кресел, трех звонков, буфета в антракте и относительно безучастного присутствия. Зритель на таких представлениях становится самым активным участником, в идеале испытывая при этом целую гамму ощущений, задействуя зрение, слух, обоняние, осязание и в некоторых случаях даже вкус. Главная задача иммерсивного действа - вывести зрителя-участника из так называемой зоны комфорта.

Частичная «иммерсация» зрителя происходит и тогда, когда режиссер тем или иным способом старается сломать привычное театральное пространство: переносит действие в зрительный зал, застраивает мизансцены таким образом, чтобы актеры появлялись в зрительном зале, начинали с кем-то диалог или просто к зрителю обращались (как правило, не ожидая ответа). Но все это, конечно, очень далеко от стопроцентного иммерсивного представления.

Не остались в стороне от новомодных театральных веяний и в Севастополе. Так, в Академическом русском драматическом театре им. А.В. Луначарского с легкой руки актера театра Николая Нечаева родился иммерсивный проект «Достоевский. Экспедиция».

Первый час действа зрители проводят в «подземных» темных помещениях театра. Буквально - темных. Проводник (он же и автор идеи Николай Нечаев) ведет всех через... Нет, не так. Начну по-другому.

Помните круги ада Данте Алигьери? Теперь те, кто приходит на спектакль «Достоевский. Экспедиция», знают о кругах грехов Федора Михайловича Достоевского, попадая во тьму пороков человеческих, которые так талантливо описывал Достоевский в своих романах.

Первый «подпольный человек», который возникает из темноты, это главный герой романа «Игрок» Алексей Иванович в исполнении Глеба Козляева. Его страстный монолог, повествующий о том, как он в один вечер выиграл огромные деньги, и его не менее страстные обещания Полине больше этим не заниматься, застают немного врасплох зрителя, который пока не ожидает появлений «из табакерки». И как-то чувствуешь себя неловко за то, что не знаешь, как реагировать: кто-то судорожно достает мобильники и начинает снимать, но убедившись, что света недостаточно, бросает эту затею; кто-то нерешительно отступает немного назад, чтобы не только слышать, но и видеть человека, находящего под самым потолком, а кто-то даже бросается «спасать» актера, который вот-вот, кажется, сорвется вниз. А он, по-цирковому балансируя на железных ящиках, в которых, как правило, перевозят театральные костюмы, что называется, выворачивает душу героя, отчаявшегося от своего бессилия перед зеленым сукном. И все это происходит под монотонный стук метронома, что только усиливает эффект понимания того, что страстное желаемое героя и монотонная действительность не совпадут никогда.

На следующей остановке зрители попадают в роман «Преступление и наказание». Снова темное помещение с высокими потолками, без освещения, и только два прожектора от ручных фонарей освещают лица участников действа. А участниками на этот раз становятся сами зрители, у которых в руках каким-то таинственным образом появляются листы с текстом. «Изюминка» происходящего состоит в том, что прочитавший свои слова, передает своеобразную эстафету в виде... топора следующему. Самого что ни на есть настоящего, тяжеленного, нарубившего в свое время, наверное, немало дров.

А дальше тьма все гуще, а помещения - мрачнее. То какие-то звуки раздаются, то голоса скрипучие. Одним словом, не уютно и не комфортно, потому что не знаешь, в какое произведение нас привел Проводник. И вот появляется герой романа «Подросток» в исполнении Алексея Гнедаша. Его рассуждения о власти и жажде денег, в принципе, близки каждому из нас. В монологе актера столько ранимости и в то же время уверенности в своей правоте и... самобичевания, что ли. Как это может быть все одновременно? Но это именно так.

Путешествие по темной стороне нашей сущности продолжается в рисованом мире Александра Петрова и фрагменте из его мультфильма «Сон смешного человека», когда главный герой спешит домой с твердым намерением застрелиться и по дороге отталкивает маленькую девочку, бросившуюся к нему за помощью... Эта остановка происходит, судя по запаху свежеобработанного дерева, в столярном цехе (можно даже присесть на станок, но почему-то опасаешься (хотя этого быть никак не может!), что вдруг заработает циркулярка, тем самым приведя в исполнение промысел Божий. Так к внутреннему «душевному скрежету» добавляются еще и внешние раздражители, хоть и косвенные. Не думаю, что это было заранее запланировано режиссером, но вот так «счастливо» совпало и работает на постановку.

А дальше нас ждет еще одна, уже красная комната. Переступая порог, не сразу замечаешь того, кто будет на тебя (не тебе!) изливать душу. «На тебя», потому что звук будет литься сверху. Там, под самым потолком, на пожарной лестнице будет стоять (висеть?) фигура человека и произносить монолог Ставрогина из главы романа «Бесы» «У Тихона». И какая-то немыслимая высота, и красный полумрак, и приглушенная речь актера, и его подчас энергичные движения - все это воспринимается с замиранием сердца и за него, и за его героя, и за себя. Николай Ставрогин в исполнении Николая Нечаева рассказывает нам свою собственную историю о совращении им 12-летней девочки Матрёши, впоследствии покончившей с собой. И ни раскаяния нет в этом монологе, ни признания своей вины... И последнее, как оказывается чуть позже, очень важно для нас, зрителей, потому что через каких-то полминуты зададут, глядя уже в наши глаза, простой, казалось бы, вопрос: какое наказание за содеянное вы бы назначили Ставрогину - смертная казнь, каторга, оправдание, прощение? Первая мысль - казнить и немедленно. Потом вспоминаешь, что не ты даешь жизнь человеку, а потому не вправе ее забирать. Но и оправдать такое преступление невозможно. Значит, прощение? Большие сомнения одолевают. Но среди тех, кто прошел «лабиринтами сознания» Достоевского, подслушал мытарства одолеваемых пороками человеческими, всегда находятся те, кто поднимает руку за прощение в надежде, что никто больше самого Ставрогина его не накажет.

Все, что описано выше, произошло с нами «здесь и сейчас» и уже не повторится, потому что в следующем спектакле примут участие другие актеры и читать свои страстные монологи будут другие персонажи Достоевского. И финал получится иным, и вопросы зададут совершенно другие.

Но вот нас выводят к свету и в прямом, и в переносном смысле. К светлой и нежной любви героя из «Белых ночей». Мечтатель в исполнении Юрия Михайловского так чист, сколько в нем веры в легкую, открытую и всепоглощающую любовь, сколько звонкости и нежности в чувствах, столько искренности в словах, что непроизвольно у зрителя появляется улыбка. И Настенька Галины Пятигорец ему под стать. Такая же чистая и звонкая. Сцены их объяснений застроены пластически (хореографическое решение Галины Пятигорец): вот случайное касание рук вдруг превращается в нежный танец, а несмелый взгляд - в неслышимый диалог сердец. И когда вдруг Настенька уходит к тому, первому, перестает освещать сценическое пространство лучезарная улыбка Мечтателя, его движения становятся резкими, рваными, потом он сникает и погружается во тьму своих мыслей. И не это ли тот момент, когда человек начинает движение в обратную, темную сторону, о которой так много и подробно писал Федор Михайлович? Но все же есть надежда, что с этим героем ничего подобного не случится, потому что в нем светлое начало не может не победить.

Фото предоставлены театром

Статья в PDF

Фотогалерея