Игорь Неведров: "Творчество - это переход из тайного мира в явный"

Выпуск №5-225/2020, Гость редакции

Игорь Неведров: "Творчество - это переход из тайного мира в явный"

В конце декабря в Театре Романа Виктюка состоялись предпремьерные показы спектакля Игоря Неведрова «Танго». Когда-то этот южноамериканский танец, символизирующий страсть и свободу, был вызовом морали и догмам патриархального мира, но постепенно он вошел в массовую культуру и стал танцем буржуазной повседневности. В пьесе польского драматурга Славомира Мрожека танго - это воплощение распадающегося мира, победы вещи над духом, обывательства над идеалами. Накануне премьеры мы поговорили с ведущим артистом театра и режиссером Игорем Неведровым о поиске истины, энергии бунтарства, о вечных ценностях и Гамлете нашего времени.

- Игорь, вы уже работали над пьесой С. Мрожека «Танго». В Польском Театре в Москве Е. Лавренчука вы играли роль Артура. Чем интересен для вас этот персонаж? Когда я читала пьесу, меня не покидало ощущение, что он режиссер, демиург, польский Треплев, хотя и выступает против театральности как таковой...

- Это давняя история... где-то лет 10 назад был спектакль «Танго», в котором я действительно играл роль Артура по-польски, что позволило мне постепенно выучить язык. Заучивал сначала на слух, а потом пришло понимание. Теперь я могу читать Мрожека в оригинале, и это помогает в сегодняшней режиссерской работе над спектаклем в Театре Романа Виктюка. Артур - не режиссер. Он скорее философ, человек в поисках истины, и он хочет найти ту точку опоры, благодаря которой сможет собрать мир воедино. Мир для него сосредоточен в семье, а она, получив абсолютную свободу, начинает расползаться в разные стороны. Объединяющее всех звено оказывается потерянным. Когда-то семью скреплял бунт отца, а до этого - традиции. Постепенно энергия бунта иссякла, поскольку уже не стало того, против чего можно бунтовать. Тогда и появляется Артур, который видит неизбежность распада семьи и хочет это изменить, но не знает как. Поэтому он посещает сразу три факультета, в том числе медицинский и философский. Он ищет высшую правду. Режиссер в «Танго» - это его отец, экспериментатор, артист. Стомил постоянно устраивает различные творческие эксперименты. Через них он постигает мир. Он же наталкивает Артура на тему Адама и Евы, построения мира заново. И Артур сам хочет стать Адамом, первым человеком и для этого берет в союзницы свою кузину Алю. Если вчитаться, то можно обратить внимание на то, что Артур совершенно не против театральности, он в своем огромном монологе говорит, что артисты внесли в мир иррациональное начало. Они испокон веков занимаются тем, о чем сильные мира сего (Артур называет их просто мужчинами) начинают догадываться много позже: о мерцании мира, бренности жизни... По сути, Артур говорит об иррациональном и потустороннем. Он утверждает, что при этом артисты слабы, они не могут ничего изменить. Он ставит в один ряд детей, артистов и женщин. А мужчины, так повелось, ими управляют. И это правда (смеется). Я согласен, что артисты действительно первыми чувствуют приближение катастроф и перемен. Потому что всякий раз им приходится иметь дело с тонкими вибрациями. Играя на сцене, я постоянно это ощущаю. Тайна говорит через артиста со зрителем.

- Пьеса написана в 60-е годы XX века в разгар молодежных восстаний, студенческих революций. И даже в католической Польше протестовали против прежних ценностей и норм. Артур же, будучи 25-летним интеллигентом, фактически бунтует против этого бунта, стремится наладить семейные связи, вернуть норму, ищет умиротворяющие смыслы. Для него самое обидное оскорбление, когда его называют формалистом. Почему, на ваш взгляд, появился такой персонаж, который идет вразрез общественным настроениям того времени?

- Бунт Артура против формализма в корне отличает его от Треплева, который утверждает, что главное - это новые формы. Понимаете, режиссер - это творец, который, опираясь на концепцию, что-то создает. Артур создает саму концепцию. В этом смысле он генерирует идеологию, которой потом будет в упрощенном виде пользоваться его соперник Эдик. (В пьесе - Эдек. - Прим. ред.) Он и захватит власть. Поэтому я не могу согласиться с тем, что Артур - режиссер. Его трагедия в том, что в поиске истины он, интеллигент и умница, бессилен что-то сделать. Он, прежде всего, мыслитель. Воля - это его ахиллесова пята.

Почему появился такой персонаж? Я могу только предполагать, что в коммунистической Польше Мрожек смоделировал мир абсолютной свободы, который сразу, уже на уровне модели, распался.

- И осталась одна внешняя оболочка, декорация.

- Да. И наша декорация именно такая. Это двор, который или не достроен, или уже разрушен. С каруселью, детской площадкой. С пустыми окнами дома. Мрожека интересовала тема свободы, мы можем прочесть об этом в его мемуарах. Он был и активным членом партии, и журналистом, поддерживал официальную идеологию, в которой потом разочаровался. Это был тот период, когда он начал задавать себе более глубокие вопросы по поводу того, а где же все-таки границы свободы. Где заканчивается свобода и начинаются самоограничения, и что объединит свободных людей, если нет идеологии и диктатуры, сильной власти. Темы серьезные и актуальные. Мы видим сегодня, что мир Запада и Востока сталкивается в этом фундаментальном вопросе. Восток, тяготеющий к сильной централизованной власти, и демократический Запад далеко не всегда легко находят взаимопонимание.

- Артур протестует еще потому, как мне видится, что бунт его родителей против нравственности, устоев, правил был в свое время чем-то новым, но постепенно стал одним из проявлений конформизма.

- То есть энергия разрушения существует до тех пор, пока есть что разрушать. Но заметьте, Артуру не 18, не 20 лет, в его случае речь идет не о подростковом бунте. 25 лет - осознанный возраст. Он уже сформированный идеалист, он хочет изменить мир к лучшему. В этом трагизм его положения. Артур - Гамлет нашего времени.

- Почему он терпит фиаско, и побеждают такие, как Эдик?

- Идея - одно, а ее осуществление - это совершенно другое. Легко вообразить себе наказание несправедливости, но действительно наказать, взять в свои руки оружие, кнут или запереть кого-то ключом в камере совсем не просто для нашего героя. Артур может выстроить мыслительный каркас, конструкцию, но он не тот человек, который воспользуется оружием и приведет наказание в исполнение. Подобно нашей декорации, Артур - воплощение «недо»-строенности, «недо»-осуществленности.

- Дефрагментации мира. Наше время по сравнению даже с серединой прошлого века стало еще более разобщенным. Вы сказали в одном из интервью, что распад в обществе, в семье начинается с утраты человеческих связей. Сейчас, когда люди стали настолько дистанцированы друг от друга, что может нас объединить?

- В финале пьесы Артур говорит: «Я любил тебя, Аля». К этому заключению идет вся пьеса. Молодой человек, который выстраивает концепции, мыслеформы, пытается подтолкнуть отца, невесту и весь дом к объединению, все это время приближается к главному: ощущению любви. И произносит он эти слова только перед смертью. Гений Мрожека в том, что Артур предчувствует любовь. Когда он появляется пьяный перед свадьбой, он признается, что напился сознательно, хотя желал - мистически. Любовь, если сравнивать грубо, цемент, соединяющий несоединимое. Любовь иррациональна, она не зачем-то, не для чего-то. А помимо всего и вопреки всему. Многие это проповедуют, но практически никто этому не следует. А в мировом масштабе - тем более. Нет страны, которая бы в полной мере следовала заветам Христа. Если бы государство «подставило вторую щеку», оно бы тотчас лишилось своего суверенитета. Мрожек еще раз ставит перед нами этот вопрос. Потому что сам ищет ответа. Он искал его до самой смерти. Эта пьеса будет актуальна долгое время. Архетипы, к которым он обращается, - Адам и Ева, змей, мир, отец («Я создам отца и всех вас», - говорит Артур). Это вечные субстанциональные понятия.

- В ваших режиссерских театральных работах: «Венецианка», «Любовью не шутят», «Танго» - в центре внимания находится проблема морального выбора, несоответствия человека собственной нравственной планке. Какие еще темы вас сейчас волнуют?

- Мне кажется, что разговоры о любви, смерти - это тот источник, из которого можно черпать всегда. Кто-то из великих сказал - есть всего три темы: время, смерть и Бог. Но, на мой взгляд, тема не всегда является поводом для творчества. Творчество самодостаточно. И темы в художнике зреют помимо его желания. Только создавая произведение, ты понимаешь, о чем, для чего и зачем. Главное, как мне кажется, это жизнь, которая хочет вырваться наружу. Из небытия в бытие посредством тебя.

- Вы ощущаете себя проводником или соавтором?

- Проводником.

- Для вас репетиция как для Романа Григорьевича Виктюка - кульминация жизни, пиковый момент?

- Да. Репетиция - это таинство, которое соединяет в одном пространстве многих людей, не только актеров и режиссера, но еще и художников, постановочную часть, администрацию... всех в одно целое. Ты становишься частью таинства. Когда необходимо отбросить эгоизм и позволить этому сеансу случиться. А если вдруг начнешь преследовать свои мелкие цели, таинство не произойдет никогда. Поэтому испытываешь счастье, когда все получается.

- Если говорить о ваших актерских работах, то за последние два года появился «Мандельштам», «Мелкий бес». Вы играете персонажей, которых общество не принимает, будь то великий поэт или школьник. Отвергает их по разным причинам. Мне посчастливилось беседовать с Романом Григорьевичем после премьеры «Мандельштама». Он настаивал на том, что творец всегда должен быть на обочине жизни. Вы согласны с ним?

- Творчество невозможно оценить финансово. Это ведь необъяснимый переход из тайного мира в явный. И как можно посчитать, вот это таинство стоит 100 тысяч рублей, а это - 100 тысяч долларов. Я согласен с Романом Григорьевичем, что «марш в ногу» - это попытка встроить себя в товарно-денежные отношения, которая убивает творчество, особенно если становится самоцелью. Очень уж это большое искушение. Конечно, мы должны что-то есть, но очень хорошо сказал философ Пятигорский: «Философия начинается с булочек и пирожных» (смеется). Невозможно быть философом, когда ты только и занят вопросом физического выживания. Есть гениальная цитата из Пушкина, которую я позволю себе в очередной раз озвучить: «Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов». Как много всего заключено в этих трех строчках. Это квинтэссенция взгляда на мир творческого человека.

- Может ли художник сохранить душевную чистоту, или со временем образуется толстокожесть?

- В преподавании актерского мастерства основная сложность в том, что тебе необходимо содрать сначала мозоли, а потом и кожу с человека. Невозможно это сделать без его желания. Он должен пойти на добровольную пытку. Почему я заговорил об объединяющем всех действе, которое и сложно, и просто одновременно? Сложность его в том, что ты должен оголиться, превратиться в антенну, а для этого приходится избавиться от кожи, стать беззащитным. В любом возрасте. Конечно, чем старше ты становишься, тем сложнее. Но со временем больше ценишь это в себе и в других.

- Как педагог вы общаетесь с совсем юными людьми. Они другие, если сравнивать с нашим поколением? Что вам в них нравится и, наоборот, расстраивает?

- Всегда привлекает открытость. Это не зависит от менталитета или эпохи. Молодой человек может подарить свою открытость и готовность к постижению. Он может дать вихрь энергии и поделиться верой, и тогда вы вместе достигаете высот. Ты как наставник, а он как ученик. А расстраивает всегда скептицизм, цинизм и беспринципность.

- Вы как-то сказали, что театр не может существовать без условности, что он предполагает договор со зрителем: во что мы сегодня играем. В каких отношениях для вас находятся форма и содержание?

- Они неразрывно связаны. Не бывает формы без содержания и содержания вне формы. Это одно и то же (смеется).

 

Статья в PDF

Фотогалерея