Под ковшом Большой Медведицы / "Третья ракета" в ГИТИС- театре

Выпуск №5-225/2020, Мастерская

Под ковшом Большой Медведицы / "Третья ракета" в ГИТИС- театре

«Третью ракету» по повести Василя Быкова играют в Доме Нирнзее, на основной сцене обновленного ГИТИС-театра, начиная с октября прошлого года, когда институт анонсировал совместный с Минкультом РФ проект «По дорогам фронтовых театров», приуроченный к юбилею Великой Победы. Ощущения, что в мастерской народного артиста России Николая Лазарева, чей заочный актерский курс к грядущему лету выйдет из стен alma mater c дипломами специалистов, поставлен очередной студенческий спектакль, однако, не возникает, и работа совсем не выглядит проектной, сделанной как акция или «на заказ». В ее восприятии работают другие мотивы, их легко почувствовать с самого начала - пролога, где над затемненной сценой разливается звездное небо и звучит - единожды в спектакле - голос автора, одного из зачинателей лейтенантской прозы, Василя Быкова. Читает сам руководитель курса - читает как про себя, про свой род, сочлененный с историей страны, историей Беларуси, откуда родом его отец - актер Евгений Лазарев, поставивший «Третью ракету» в Театре имени Владимира Маяковского в 1970-е. Что важно из пролога, из слов Быкова, написавшего повесть от первого лица - замкового расчетного взвода Василия Лозняка - единственного уцелевшего из всех, с кем отражал наступление немецких танков в роковой летний день 1944-го? Важны корни и важна душа, важен голос детства, звучащий из отчего дома: «В высоком и еще прозрачном небе горят россыпи звезд, но их как-то мало, совсем не то что зимой. Широко и раздольно поблескивает ковш Большой Медведицы. По давней школьной привычке я провожу от его края прямую и нахожу Полярную в хвосте Малой Медведицы. Там, далеко на севере, в стороне от отрогов Карпат, что в погожий день синеватой дымкой выступают на горизонте, лежит мой край, моя истерзанная Беларусь. Скоро исполнится год, как я оставил ее. Беспомощного, спеленатого бинтами, с перебитым бедром, самолет перенес меня в тыл, добрые люди выходили, я снова взял в руки оружие, но там остались мои земляки, мои старенькие родители, остались в лесах партизаны родного отряда «Мститель». Я не попал к ним обратно - военная судьба забросила меня на фланг огромного фронта в Румынию; но - что поделаешь - моя душа там, в далекой лесной стороне. Как аист, кружит она над ее полями, перелесками, большими и малыми дорогами, над соломенными стрехами ее деревень. Днем и ночью стоят перед моими глазами синеокие озера нашего края, шумливые дремучие боры, полные всякого зверья и птиц, поживы в ягодную летнюю и осеннюю грибную пору, столь памятные загадочными детскими страхами. Но то было давно, в полузабытое и непостижимо беззаботное время, когда на земле был мир». Этого зачина довольно, чтобы из повествовательного поля, из рассказа о событиях попасть в самый их центр, в гущу действия. Словно прочертить прямую от края Большой Медведицы, на каком память сохранила неубывающее тепло родного края и волны отчей любви, к опаленному огнем и политого кровью пятачку - там стоят насмерть «сорокапятчики» или «пушкари» противотанкового расчета - наводчик, замковый, заряжающий, снарядные. Их жизни, их чувства, их переживания теперь тоже на пятачке - как на ладони, на краю земли, которую приказано защитить.

Николаю Лазареву, выбравшему для режиссерского дебюта по примеру отца «Третью ракету», важнее всего добраться до основ и корней, заглянуть внутрь человека, где чувства перепутаны, смешаны, истомлены, а обстоятельства не дают возможности в них разобраться. Нет времени, не видно света Большой Медведицы, нельзя обернуться и перевести дыхание. Человека, какой он есть, в спектакле Лазарева видно через эти «нет» и «не». Видно на дне окопа, меж станин и на бруствере, за маскировочной сеткой и поперек бесконечных автоматных очередей, пересекающих сцену почти так, как у Быкова в повести - одними междометиями: «Бах!!!... ках-х-х»... Фить-фить! Чвик!..» (музыка Ларисы Казаковой, монтаж звука - Студия «19&9»). Собственно, вот этим свойством - желанием и умением рассмотреть персонажа в крайних обстоятельствах, в ситуации, провоцирующей его на молниеносный выбор, учебный спектакль и превращает студентов-заочников в зрелых актеров, чьи эмоциональные затраты, режиссерски поддержанные Лазаревым, заставляют напрочь забыть о театре, где имитация некогда считалась профессиональным малодушием, а иллюстративностью прикрывалось отсутствие «жизни человеческого духа». (Такой театр нынче сплошь и рядом, и то, что в образовательных программах вузовские педагоги ему не потакают, надежно защищает отечественную школу актерского мастерства.)

Инсценирована повесть хитро - на первый взгляд, не азбучно и не по школе. Монологическая структура практически упразднена, при этом пространство для внутренних монологов оставлено широкое, вольное. Главная режиссерская задача актерам - соединить «междометиями» внутреннюю жизнь персонажей в последовательную биографию, а в биографии нащупать судьбу. Обозначить почти ничего нельзя, прожить - так, кажется, учит своих студентов Лазарев, - можно. Тогда через напряженную действенную ткань истории, через безостановочные «фить-фить», «ках-х-х» и «чвик» прослушивается биение сердца, обнажаются токи души, пробиваются рефлексии: живет человек, живет рядом со смертью и поднимается над ней в рост незаметно, не напоказ, без пафоса и ложного героизма, коими нередко грешат спектакли на тему войны.

Краски, какими рисуют своих персонажей исполнители, преимущественно монохромны, общая композиция спектакля - скупа и минималистична, лирика, экспонированная в первой после «закадрового» пролога сцене с медсестрой Люсей (Кристина Бабченко), намеренно микшируется ради общего звучания - по мужскому сурового и жесткого ансамбля. Тем самым режиссер удваивает эмоциональную подверстку действия, в лабиринтах которого Руслан Корнеков (Маркел Живых), Александр Воробьев (Лукьянов), Антон Клопов (Попов), Артем Ануфриев (Пашка Кривенок), Игорь Гайдар (Лешка Задорожный), Артур Мельниченко (капитан Процкий) находят каждый для своего героя исповедальные интонации. Общей их исповедью выходит финал, сыгранный даровитым Алексеем Белугиным с обжигающей достоверностью крупного плана, что называется, глаза в глаза. Замковый Лозняк омывает из походной фляжки лица погибших, отирает с них пот, кровь, а в сознании его звучат голоса живых, словно подсвеченные сиянием Большой Медведицы - теплом дома, запахами материнских пирогов, несбывшимися мечтами о завтрашнем счастье и о поджидающей где-то любви.

Тут не просто роль или роли, не просто спектакль или проект, анонсированный вузом и его учредителем. Тут - рождение режиссера и становление артистов - профессиональное и гражданственное. Тут - настоящий театр.

 

Статья в PDF

 

Фотогалерея